И все — никакой возможности изменить угол зрения. Разве что…
Верно, угол был не совсем пуст: на стене висело старое зеркало! И сцена, отражающаяся в его потускневшей от времени стеклянной поверхности была столь чудовищна, что Каструни на мгновение даже усомнился, в своем ли он уме?
Скорее всего, именно к такому выводу он и пришел бы, не стань он двадцать лет назад свидетелем зрелища не менее ужасного. К тому же, в глубине души, он был в какой-то степени готов к этому. Несмотря на то, что происходящее было сильно искажено старым зеркалом и представало взору Каструни под неестественным углом, то, что происходило у постели не оставляло никаких сомнений. Освещена эта спальня была электрическим светом и очень ярко. Худшие подозрения Каструни мгновенно перестали быть просто подозрениями: не мог же он не верить собственнымм глазам!
Хумени, как он — вернее, как ОНО — теперь себя называл, уже завершил свой чудовищный акт с турчанкой. Когда он вытащил из нее свой орган, Каструни, который, казалось бы уже не должен был удивляться ничему, все же был поражен величиной его возбужденного фаллоса.
Настал черед англичанки. Она была в форме (как потом выяснится, в форме медицинской сестры сухопутных войск, но Каструни это ничего не говорило, кроме того, что девушка, скорее всего, из английского гарнизона в Дхекелии), которую в первую очередь предстояло хотя бы частично сорвать похотливому чудовищу. Так и произошло, а несчастный Каструни с замиранием сердца наблюдал за происходящим, буквально парализованный ужасом. Наконец, практически оголив несчастную жертву ниже пояса, Хумени снова перевернул девушку, чтобы изнасиловать ее в своей излюбленной животной позе.
И только когда он практически без промедления овладел ей… Каструни наконец осознал, что это существо должно умереть. Аб, Гуигос, Хумени, отродье сатаны: кем бы он ни был, он просто ДОЛЖЕН умереть. И у Каструни никогда не будет для этого лучшей возможности, чем та, что представлялась ему здесь и сейчас.
Больше не обращая внимания на шум, который может произвести, он перевернулся на спину, поводил в окружающей темноте ногами и почувствовал как ступни его уперлись в опоясывающие по периметру межкрышное пространство по фанерные листы. Тогда он согнул ноги и, резко выбросив их вперед, с силой ударил по фанере. Лист сразу поддался, слетел с гвоздей и вывалился в царящую в саду темноту. Вслед за ней наружу выбрался и Димитриос Каструни: он предварительно сунул свое гарпунное ружье куда-то в ветви гранатового дерева, а затем повис на кончиках пальцев и мягко спрыгнул на землю. Через секунду он уже был на ногах, вытащил свое торчащее среди веток оружие и повернулся к закрытому ставнями окну спальни.
Но когда он вытаскивал ружье, резинки соскочили с зарубки на гарпуне и сильно хлестнули Каструни по пальцам. Он выругался, уронил ружье и в этот момент услышал сдавленный возглас удивления Хумени, а затем яростный вопль из комнаты за ставнями:
— Кто.. ? КТО..!
Девушка-англичанка, по-видимому наполовину вышедшая из своего наркотического опьяненияя хриплыми возгласами Хумени, испустила крик боли и негодования — оборванный проклятием Хумени, звонкой пощечиной и глухим стуком.
Затем из комнаты донеслись звуки торопливых шагов и кто-то начал открывать шпингалеты на окне. По-видимому Хумени собирался выглянуть наружу! Каструни быстро обернул онемевшие кровоточащие костяшки пальцев правой руки носовым платком, схватил ружье, кое-как ухитрился перезарядить его и начал выпрямляться, неловко держа оружие в левой руке. Но он стоял слишком близко к окну и это оказалось ошибкой с его стороны.
Следовало ожидать, что удивленное чудовище в комнате будет вести себя с изрядной осторожностью: ведь Хумени был практически полукалекой — более того, вообще получеловеком — и притом довольно медлительным. К тому же, Каструни никак не мог забыть ДРУГОГО Хумени, который звался Гуигосом — этот древний, сгнивший от сифилиса и немощный мешок с костями, которого он когда-то знал. Но он все еще никак не мог связать те воспоминания, того калеку, которого помнил, с этим новым, гораздо более энергичным воплощением.
Но нынешнее воплощение Хумени действительно оказалась гораздо более энергичным, поэтому, резко распахнувшиеся наружу ставни полностью застали Каструни врасплох, тут же сбив его с ног.
Стоя на четвереньках, он ошалело задрал голову и взглянул вверх.
Там, в окне, темным силуэтом выделяясь на фоне ярко освещенной спальни, нависал смотрящий прямо на него Хумени. Он увидел Каструни, УЗНАЛ его и почти мгновенно ярость на этом ужасном лице сменилась выражением мстительного торжества.
Глядя на это лицо, Каструни понял, что их ненависть обоюдна и почему Хумени оказался именно здесь. Насколько он желал смерти Хумени и был готов попытаться убить его, настолько же чудовище желало смерти ЕМУ и именно поэтому находилось здесь. Ему не удалось выследить Каструни, поэтому он решил сделать то, что обязательно должно было привести грека прямо ему в лапы: он решил нанести удар прямо в сердце — ударить по близким Каструни, по его дому.
Хумени заполнял собой почти все окно. Он широко расставил руки, придерживая створки ставней, а его пылающие ненавистью глаза были устремлены на Каструни.
Но в этом взгляде было и кое-что еще: смертельная угроза, невыразимо страшные намерения.
— Ты?! — взревел Хумени, нагибаясь, чтобы достать его руками. — Ну конечно! Кто же еще?
Его глаза, его голос, само его присутствие — все это буквально гипнотизировало, как взгляд змея вводит в оцепенение пойманную птичку.
Каструни почувствовал этот гипнотический паралич только когда ужасные руки потянулись к нему — почувствовал и попытался перебороть его. Он уставился в это чудовищную, составленное из лиц нескольких людей, физиономию, вложив в свой взгляд всю обуревающую его ненависть. Лицо Хумени было и лицом Ихьи Хумнаса, с его крючковатым носом и сверкающими белыми зубами, которые даже сейчас были оскалены в зловещей ухмылке, и, одновременно, лицом Якоба Мхирени, с его ярким зигзагом шрама, а откуда же тогда то уродливое, поросшее грубой шерстью тело от талии и ниже, которое сейчас было скрыто разделяющей их стеной?
ХУМЕНИ! В совершенно одуревшем от всего случившегося мозгу Димитриоса Каструни вдруг что-то будто щелкнуло. Конечно же, Хумнас и Мхирени! Гуигос забрал не только их, он еще и воспользовался частями их фамилий. «Хум» от Хумнаса, а «ени» от Мхирени. И осознание этого мгновенно вывело его из ступора. Интересно, как назвало бы себя чудовище, сумей оно прихватить и Каструни? Касхумени? Эта мысль привела Каструни в ярость: теперь его ненависть и силы удвоились.
Перед ним был не человек, а зверь — порождение преисподней, составленное из частей нескольких людей, а паралич, охвативший Каструни был результатом вовсе не гипноза, а самого обычного страха!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Верно, угол был не совсем пуст: на стене висело старое зеркало! И сцена, отражающаяся в его потускневшей от времени стеклянной поверхности была столь чудовищна, что Каструни на мгновение даже усомнился, в своем ли он уме?
Скорее всего, именно к такому выводу он и пришел бы, не стань он двадцать лет назад свидетелем зрелища не менее ужасного. К тому же, в глубине души, он был в какой-то степени готов к этому. Несмотря на то, что происходящее было сильно искажено старым зеркалом и представало взору Каструни под неестественным углом, то, что происходило у постели не оставляло никаких сомнений. Освещена эта спальня была электрическим светом и очень ярко. Худшие подозрения Каструни мгновенно перестали быть просто подозрениями: не мог же он не верить собственнымм глазам!
Хумени, как он — вернее, как ОНО — теперь себя называл, уже завершил свой чудовищный акт с турчанкой. Когда он вытащил из нее свой орган, Каструни, который, казалось бы уже не должен был удивляться ничему, все же был поражен величиной его возбужденного фаллоса.
Настал черед англичанки. Она была в форме (как потом выяснится, в форме медицинской сестры сухопутных войск, но Каструни это ничего не говорило, кроме того, что девушка, скорее всего, из английского гарнизона в Дхекелии), которую в первую очередь предстояло хотя бы частично сорвать похотливому чудовищу. Так и произошло, а несчастный Каструни с замиранием сердца наблюдал за происходящим, буквально парализованный ужасом. Наконец, практически оголив несчастную жертву ниже пояса, Хумени снова перевернул девушку, чтобы изнасиловать ее в своей излюбленной животной позе.
И только когда он практически без промедления овладел ей… Каструни наконец осознал, что это существо должно умереть. Аб, Гуигос, Хумени, отродье сатаны: кем бы он ни был, он просто ДОЛЖЕН умереть. И у Каструни никогда не будет для этого лучшей возможности, чем та, что представлялась ему здесь и сейчас.
Больше не обращая внимания на шум, который может произвести, он перевернулся на спину, поводил в окружающей темноте ногами и почувствовал как ступни его уперлись в опоясывающие по периметру межкрышное пространство по фанерные листы. Тогда он согнул ноги и, резко выбросив их вперед, с силой ударил по фанере. Лист сразу поддался, слетел с гвоздей и вывалился в царящую в саду темноту. Вслед за ней наружу выбрался и Димитриос Каструни: он предварительно сунул свое гарпунное ружье куда-то в ветви гранатового дерева, а затем повис на кончиках пальцев и мягко спрыгнул на землю. Через секунду он уже был на ногах, вытащил свое торчащее среди веток оружие и повернулся к закрытому ставнями окну спальни.
Но когда он вытаскивал ружье, резинки соскочили с зарубки на гарпуне и сильно хлестнули Каструни по пальцам. Он выругался, уронил ружье и в этот момент услышал сдавленный возглас удивления Хумени, а затем яростный вопль из комнаты за ставнями:
— Кто.. ? КТО..!
Девушка-англичанка, по-видимому наполовину вышедшая из своего наркотического опьяненияя хриплыми возгласами Хумени, испустила крик боли и негодования — оборванный проклятием Хумени, звонкой пощечиной и глухим стуком.
Затем из комнаты донеслись звуки торопливых шагов и кто-то начал открывать шпингалеты на окне. По-видимому Хумени собирался выглянуть наружу! Каструни быстро обернул онемевшие кровоточащие костяшки пальцев правой руки носовым платком, схватил ружье, кое-как ухитрился перезарядить его и начал выпрямляться, неловко держа оружие в левой руке. Но он стоял слишком близко к окну и это оказалось ошибкой с его стороны.
Следовало ожидать, что удивленное чудовище в комнате будет вести себя с изрядной осторожностью: ведь Хумени был практически полукалекой — более того, вообще получеловеком — и притом довольно медлительным. К тому же, Каструни никак не мог забыть ДРУГОГО Хумени, который звался Гуигосом — этот древний, сгнивший от сифилиса и немощный мешок с костями, которого он когда-то знал. Но он все еще никак не мог связать те воспоминания, того калеку, которого помнил, с этим новым, гораздо более энергичным воплощением.
Но нынешнее воплощение Хумени действительно оказалась гораздо более энергичным, поэтому, резко распахнувшиеся наружу ставни полностью застали Каструни врасплох, тут же сбив его с ног.
Стоя на четвереньках, он ошалело задрал голову и взглянул вверх.
Там, в окне, темным силуэтом выделяясь на фоне ярко освещенной спальни, нависал смотрящий прямо на него Хумени. Он увидел Каструни, УЗНАЛ его и почти мгновенно ярость на этом ужасном лице сменилась выражением мстительного торжества.
Глядя на это лицо, Каструни понял, что их ненависть обоюдна и почему Хумени оказался именно здесь. Насколько он желал смерти Хумени и был готов попытаться убить его, настолько же чудовище желало смерти ЕМУ и именно поэтому находилось здесь. Ему не удалось выследить Каструни, поэтому он решил сделать то, что обязательно должно было привести грека прямо ему в лапы: он решил нанести удар прямо в сердце — ударить по близким Каструни, по его дому.
Хумени заполнял собой почти все окно. Он широко расставил руки, придерживая створки ставней, а его пылающие ненавистью глаза были устремлены на Каструни.
Но в этом взгляде было и кое-что еще: смертельная угроза, невыразимо страшные намерения.
— Ты?! — взревел Хумени, нагибаясь, чтобы достать его руками. — Ну конечно! Кто же еще?
Его глаза, его голос, само его присутствие — все это буквально гипнотизировало, как взгляд змея вводит в оцепенение пойманную птичку.
Каструни почувствовал этот гипнотический паралич только когда ужасные руки потянулись к нему — почувствовал и попытался перебороть его. Он уставился в это чудовищную, составленное из лиц нескольких людей, физиономию, вложив в свой взгляд всю обуревающую его ненависть. Лицо Хумени было и лицом Ихьи Хумнаса, с его крючковатым носом и сверкающими белыми зубами, которые даже сейчас были оскалены в зловещей ухмылке, и, одновременно, лицом Якоба Мхирени, с его ярким зигзагом шрама, а откуда же тогда то уродливое, поросшее грубой шерстью тело от талии и ниже, которое сейчас было скрыто разделяющей их стеной?
ХУМЕНИ! В совершенно одуревшем от всего случившегося мозгу Димитриоса Каструни вдруг что-то будто щелкнуло. Конечно же, Хумнас и Мхирени! Гуигос забрал не только их, он еще и воспользовался частями их фамилий. «Хум» от Хумнаса, а «ени» от Мхирени. И осознание этого мгновенно вывело его из ступора. Интересно, как назвало бы себя чудовище, сумей оно прихватить и Каструни? Касхумени? Эта мысль привела Каструни в ярость: теперь его ненависть и силы удвоились.
Перед ним был не человек, а зверь — порождение преисподней, составленное из частей нескольких людей, а паралич, охвативший Каструни был результатом вовсе не гипноза, а самого обычного страха!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87