За Юрками, в направлении к селу Ивановскому, сразу за возвышенностью пролегала балка. Там виднелся густой кустарник, а за ним - лес. Туда пули наших бойцов не достигали. Вот там-то и остановились гитлеровцы.
А пока что бой стих. Слышны были лишь стоны раненых, да где-то вдалеке одиноко бухало орудие. Рота Тамаркина, окрыленная первым успехом, не стала преследовать врага, да такую задачу перед ней и не ставили. Бойцы принялись "осваивать" деревню: собирали трофеи, осматривали окопы и блиндажи противника. Лишь сандружинницы трудились в поте лица, перевязывая и унося раненых в единственную уцелевшую избу.
Мы с Лукичевым решили было покинуть наблюдательный пункт и пойти в деревню, как вдруг у околицы появились вражеские автоматчики, открывшие бешеную стрельбу. Послышался рев приближавшихся танков.
Ополченцы, не ожидавшие такой быстрой контратаки, заметались в поисках укрытия. Я и комбат тоже растерялись.
- Если сейчас же не предпринять чего-нибудь сверхъестественного, вырвалось у Лукичева, - немцы сомнут нас. Как спасти положение?..
Что мог я ему посоветовать?
- Надо или бежать в девятую роту и самим поднимать бойцов, или немедленно пустить в ход восьмую роту...
Лукичев склонен был принять первое предложение. Но в это время возникла новая опасность: нервы бойцов девятой роты не выдержали. Кое-кто побежал. Но на их пути встали Тамаркин и Амитин. Они сумели остановить своих бойцов и снова повели их в атаку.
Обстановка менялась. Нужно было помочь девятой роте. Единственно правильным казалось решение дать команду восьмой роте, но мы опасались, как бы вражеские танки не повернули в ее сторону и не обратили в бегство. Тогда всему конец. Надо было выждать: быть может, девятая рота сдержит натиск противника...
А гитлеровцы между тем наседали, хотя огонь, открытый нашими бойцами, которых остановили Тамаркин с Амитиным, замедлил их продвижение. Но когда на западную окраину Юрков вышли немецкие танки, автоматчики активизировались. Танки не стреляли. Очевидно, не видели цели. Но одним своим появлением они подняли дух у вражеской пехоты. Теперь пора было дать команду артиллеристам. Танки находились от них метрах в ста. Можно было стрелять прямой наводкой.
Командир батареи Лапковский, не дождавшись нашего приказа, сам открыл огонь. Резкие пушечные выстрелы следовали один за другим. И вот уже вспыхнул танк с ненавистной паучьей свастикой на башне. Несколько минут - и загорелся второй. Теперь заметались на поле боя фашистские солдаты. Уцелевшие танки повернули назад.
Рота Тамаркина ожила и решительно ринулась в повторную атаку.
Мы снова обрели уверенность и способность мыслить. В восьмую роту помчался связной с приказом атаковать отступавшего противника во фланг, и над Юрками в то утро вторично разнеслось русское "ура!".
Кое-кто, читая эти строки, может сказать: "Эх вы, вояки, раз не умели управлять батальоном, лучше не брались бы командовать!" Да, для нас с Лукичевым тот бой был первым в жизни. Опыт, решительность пришли позже. И все же этот первый бой мы выиграли не случайно. Почти все, что делалось ополченцами, было предусмотрено заранее. Заранее были замаскированы и пушки, которые должны были открыть огонь в критический момент. И они сделали это, предрешив исход боя.
Я понимал, что первый небольшой наш успех снял с бойцов груз скованности, ободрил их, заставил поверить в свои силы. Но он мог породить и излишнюю самоуверенность, расслабить людей. Значит, размышлял я, первейшая обязанность комиссара - моя, стало быть, - предостеречь их от ошибки, найти такие слова и аргументы, которые бы усугубили их бдительность, помогли все время держать себя настороже. И я, набросав план действий, вызвал к себе политруков и парторгов рот.
...Да, на войне все далеко не так просто и красиво, как иногда изображается. И героизм людей в действительности бывает не таким, как о нем иногда пишется в романах. Ведь никто не хочет умирать, добровольно подставлять свою грудь пулям. Конечно, и такое бывало в нашей дивизии. Но подобные случаи - исключение. Обычно воин осторожен, расчетлив и осмотрителен. Безоглядно, рискованно он действует (тем более сознательно идет на смерть) лишь в случае крайней необходимости, а также когда видит, что враг дрогнул. Именно так действовал наш батальон в первом бою.
Когда враг снова был смят и бежал, мы с Лукичевым отправились в деревню. Пустующий сарай стал нашим командным пунктом. Лукичев приказал девятой роте окопаться на западной окраине деревни, а восьмой продолжать преследование врага вплоть до села Ивановского и только потом занять оборону. Но восьмая рота выполнила свою задачу лишь наполовину. В лесу гитлеровцы вновь оказали сопротивление. После боя, который длился весь день, восьмой роте пришлось закрепиться в километре от Юрков, вдоль просеки, за которой простирался редкий, далеко просматриваемый лес. Комбат отдал приказ командиру роты прорывать вблизи от просеки ходы сообщения и оборудовать огневые точки. Седьмая по-прежнему оставалась в резерве.
Теперь пора было подвести итог, подсчитать потери и доложить командиру полка о выполнении его приказа. Правда, места расположения его мы не знали. Не была еще установлена и телефонная связь с ним, ее только тянули.
Наше с Лукичевым первое желание - осмотреть подбитые танки. Это были средние машины с легко пробиваемой броней, сильно покалеченные снарядами наших артиллеристов и полусгоревшие. Из открытых люков тянулся удушливый дымок тлеющей резины. Экипажи танков были уничтожены...
В Юрках гитлеровцы оставили двенадцать трупов, два сожженных танка, несколько ручных пулеметов, мотоцикл, автоматы, гранаты и склад с продовольствием.
Понес потери и наш батальон. Шесть бойцов погибли, девять ранены. Особенно тяжелой была потеря стахановца "Скорохода" Николая Чистякова и заведующего личным столом фабрики Николая Филипповича Киреева. Жена Николая Филипповича перед отправкой дивизии на фронт приходила в партком с просьбой задержать ее мужа на фабрике, так как у него язва желудка да и семья большая. Киреева вызвали в партком и посоветовали остаться. Патриот-коммунист заявил, что не сможет сидеть дома, когда страна в опасности.
С мыслями о его жене, о том, что же я теперь ей напишу, ходил я по короткой, мощеной улице сожженных Юрков, на которой только что обильно пролилась кровь. Было это 15 июля, в разгар лета. Наши бойцы, возбужденные счастливо закончившимся боем, сидели на брустверах своих неглубоких окопов, подставив лица южному ветру, и любовались раскинувшимся за Юрками золотистым полем ржи, из которой выглядывали синеглазые васильки. На опушке леса щебетала одинокая пичуга, тут же, на полянке, усеянной цветами, хлопотали пчелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92