Зато их снаряды, изрыгаемые танками, достигали цели. Мы стали нести потери - появились убитые и раненые. Кое-кто из бойцов не выдержал психической атаки противника и стал перебегать на противоположную сторону высоты в надежде укрыться в дзотах и дотах. Но ведь повернуть дзоты и доты в сторону неприятеля было невозможно!.. Присланный Арсеновым начальник штаба полка капитан Лабудин, оценив обстановку, пришел к выводу, что батальону необходимо сменить позиции, иначе гитлеровцы расстреляют нас в упор.
Я отдал команду мелкими группами перебираться на восточный склон, разминировать проходы и отойти в деревню Санино - в нескольких километрах от нее был Старый Петергоф.
Высоту С. батальон покинул с наступлением темноты. Пришлось уходить через минное поле. В любую минуту каждый из нас мог подорваться, но выбора не было. Когда мы миновали опасную зону и приблизились к околице села Санино, нас встретил бронетранспортер, из которого вышел комдив. Я доложил генерал-майору Любовцеву обстановку, в глубине души опасаясь, что командир дивизии накричит на нас и заставит вернуться на оставленную высоту. Но генерал этого не сделал. Он знал сложившуюся там обстановку не хуже нас: я понял это по его замечаниям и тем уточнениям, которые он нанес на свою карту.
- Старший политрук Бардин, вы назначаетесь комиссаром полка. - Голос комдива звучал ровно, словно ничего особенного в моем назначении и не было, но меня, сроднившегося с батальоном, в первую минуту больно ударило в сердце. А генерал между тем продолжал давать свои указания: - Батальон сдайте старшему политруку Амитину, а сами разыщите майора Арсенова и организуйте оборону на подступах к Старому Петергофу в деревне Луизино.
В течение всей ночи мы с командиром полка и начальником штаба устанавливали связь с батальонами, которые тем временем подтягивались к Старому Петергофу, закрепляли за ними участки, отдавали распоряжения о создании огневых точек и сооружении ходов сообщений между ними.
Фашисты дали о себе знать лишь во второй половине следующего дня. Завязавшаяся перестрелка длилась до позднего вечера. Преимущество, однако, опять оказалось на стороне противника, располагавшего танками и бомбардировочной авиацией. Как нам не хватало тогда средств поддержки! Если бы у нас были танки, если бы нас поддерживала авиация и артиллерия, фашистам не удалось бы теснить нас. Стиснув зубы, мы дрались с ними, восполняя недостающую военную технику огнем своей ярости, ненависти к врагу, отвлекая на себя и выматывая его силы, нанося ему удары, замедлявшие его продвижение к Ленинграду. Во избежание больших потерь и окружения командир полка майор Арсенов приказал под покровом ночи отойти к Старому Петергофу, занять оборону на его окраине и одновременно готовиться к уличным боям. Но в Старом Петергофе нам не пришлось задержаться. На рассвете поступил приказ отойти в Новый Петергоф и организовать оборону вдоль Финского залива, чтобы не дать фашистам высадить морской десант.
Во исполнение этого приказа полк, разбившись на мелкие группы, стал спускаться к заливу через Петергофский парк, по-прежнему ухоженный и чистый, а над ним вдруг повисли вражеские бомбардировщики. Как всегда методично, они сбрасывали одну за другой крупные, противно воющие бомбы.
Попытки наших зенитчиков помешать фашистским пиратам, были тщетны. Бомбы рвались по всему парку. Падали статуи. Рушились павильоны. Высоко взлетала вода из Морского канала. Одна из бомб попала в угол дворца вспыхнул пожар. Мы были бессильны приостановить этот поистине варварский разбой. Чтобы рассеять и отогнать воздушных пиратов, нужны были истребительная авиация и зенитная артиллерия.
Мы заняли позиции вдоль залива и стали оборудовать огневые точки, используя неровный, усеянный булыжниками и плитами рельеф берега. Увы, то был сизифов труд, ибо мы оказались оторванными от остальных частей дивизии.
Возможно, бои за Петергоф шли в другом месте. В парке же, где мы заняли оборону, было пустынно. Да и с залива, защищать который выпало Балтийскому флоту, противник тоже не появлялся. Не случайно в тот же день поступил приказ, предписывающий нашему полку снова перебазироваться в район восточнее Старого Петергофа.
Переход этот занял целый день. Ночь мы провели в лесу, под открытым небом. Рыть окопы и строить землянки не было смысла, да и не хватало сил. Люди устали и проголодались. Мы стали окапываться только утром. Мелкий и редкий лес не мог нас укрыть от воздушных разведчиков. Не окапывался только третий, совсем еще недавно "мой" батальон, перед которым командир полка поставил задачу произвести разведку боем. С батальоном пошли начальник штаба полка капитан Лабудин и я.
За лесом простиралось чистое поле, а за ним виднелись дома Урицка. Туда мы и направились с Лабудиным на рекогносцировку, взяв с собой лишь связных.
Бойцы батальона в ожидании нашего возвращения кто прилег, кто уселся под деревом. Одни, вскрыв консервные банки, стали подкрепляться, другие скручивать "козьи ножки", третьи растянулись на опавших листьях, чтобы дать отдых ногам.
Но не успели мы в Лабудиным отойти на какую-нибудь сотню метров, как за нашей спиной, там, где расположился на привал батальон, начали с треском рваться мины. Мы побежали назад, предчувствуя непоправимое.
Пока мы бежали, налет прекратился. Но то, что мы увидели, привело нас в ужас. Что сделали гитлеровцы с нашими людьми! В большинстве своем ополченцы были изуродованы, а многие из них уже мертвы. Тяжелораненые корчились от боли и взывали о помощи. Мы оставили здесь около пятидесяти своих товарищей по оружию, а уцелело всего несколько бойцов, и вот теперь в полной растерянности они метались между пострадавшими...
Да, надо было обладать огромной силой воли, чтобы не закричать, не предаться отчаянию.
- Что же будем делать?! - вырвалось у Лабудина.
- Что делать? - еще ничего не соображая, машинально повторил я. И, видя, как бегают, хлопочут прибежавшие на помощь сандружинницы, ответил по инерции, как подсказал выработанный фронтом условный рефлекс: - Надо срочно уносить раненых, а у мертвых забрать красноармейские книжки, партийные и комсомольские билеты.
Но подготовить раненых к выносу и собрать документы у убитых мы не успели: с опушки леса нас обстреляли фашистские автоматчики. Одна из пуль задела сандружинницу Комарову. Она упала, обхватила живот руками и закричала. Лабудин подбежал к ней, расстегнул ремень и осмотрел рану: к счастью, пуля прошла по касательной, лишь разрезав кожу, что и причинило такую адскую боль. Мы перевязали, успокоили девушку и предложили ей самой добираться в полк. Между тем нежданно-негаданно подоспела помощь: майор Арсенов, узнав о случившемся, послал нам на выручку роту бойцов, которые отбросили автоматчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Я отдал команду мелкими группами перебираться на восточный склон, разминировать проходы и отойти в деревню Санино - в нескольких километрах от нее был Старый Петергоф.
Высоту С. батальон покинул с наступлением темноты. Пришлось уходить через минное поле. В любую минуту каждый из нас мог подорваться, но выбора не было. Когда мы миновали опасную зону и приблизились к околице села Санино, нас встретил бронетранспортер, из которого вышел комдив. Я доложил генерал-майору Любовцеву обстановку, в глубине души опасаясь, что командир дивизии накричит на нас и заставит вернуться на оставленную высоту. Но генерал этого не сделал. Он знал сложившуюся там обстановку не хуже нас: я понял это по его замечаниям и тем уточнениям, которые он нанес на свою карту.
- Старший политрук Бардин, вы назначаетесь комиссаром полка. - Голос комдива звучал ровно, словно ничего особенного в моем назначении и не было, но меня, сроднившегося с батальоном, в первую минуту больно ударило в сердце. А генерал между тем продолжал давать свои указания: - Батальон сдайте старшему политруку Амитину, а сами разыщите майора Арсенова и организуйте оборону на подступах к Старому Петергофу в деревне Луизино.
В течение всей ночи мы с командиром полка и начальником штаба устанавливали связь с батальонами, которые тем временем подтягивались к Старому Петергофу, закрепляли за ними участки, отдавали распоряжения о создании огневых точек и сооружении ходов сообщений между ними.
Фашисты дали о себе знать лишь во второй половине следующего дня. Завязавшаяся перестрелка длилась до позднего вечера. Преимущество, однако, опять оказалось на стороне противника, располагавшего танками и бомбардировочной авиацией. Как нам не хватало тогда средств поддержки! Если бы у нас были танки, если бы нас поддерживала авиация и артиллерия, фашистам не удалось бы теснить нас. Стиснув зубы, мы дрались с ними, восполняя недостающую военную технику огнем своей ярости, ненависти к врагу, отвлекая на себя и выматывая его силы, нанося ему удары, замедлявшие его продвижение к Ленинграду. Во избежание больших потерь и окружения командир полка майор Арсенов приказал под покровом ночи отойти к Старому Петергофу, занять оборону на его окраине и одновременно готовиться к уличным боям. Но в Старом Петергофе нам не пришлось задержаться. На рассвете поступил приказ отойти в Новый Петергоф и организовать оборону вдоль Финского залива, чтобы не дать фашистам высадить морской десант.
Во исполнение этого приказа полк, разбившись на мелкие группы, стал спускаться к заливу через Петергофский парк, по-прежнему ухоженный и чистый, а над ним вдруг повисли вражеские бомбардировщики. Как всегда методично, они сбрасывали одну за другой крупные, противно воющие бомбы.
Попытки наших зенитчиков помешать фашистским пиратам, были тщетны. Бомбы рвались по всему парку. Падали статуи. Рушились павильоны. Высоко взлетала вода из Морского канала. Одна из бомб попала в угол дворца вспыхнул пожар. Мы были бессильны приостановить этот поистине варварский разбой. Чтобы рассеять и отогнать воздушных пиратов, нужны были истребительная авиация и зенитная артиллерия.
Мы заняли позиции вдоль залива и стали оборудовать огневые точки, используя неровный, усеянный булыжниками и плитами рельеф берега. Увы, то был сизифов труд, ибо мы оказались оторванными от остальных частей дивизии.
Возможно, бои за Петергоф шли в другом месте. В парке же, где мы заняли оборону, было пустынно. Да и с залива, защищать который выпало Балтийскому флоту, противник тоже не появлялся. Не случайно в тот же день поступил приказ, предписывающий нашему полку снова перебазироваться в район восточнее Старого Петергофа.
Переход этот занял целый день. Ночь мы провели в лесу, под открытым небом. Рыть окопы и строить землянки не было смысла, да и не хватало сил. Люди устали и проголодались. Мы стали окапываться только утром. Мелкий и редкий лес не мог нас укрыть от воздушных разведчиков. Не окапывался только третий, совсем еще недавно "мой" батальон, перед которым командир полка поставил задачу произвести разведку боем. С батальоном пошли начальник штаба полка капитан Лабудин и я.
За лесом простиралось чистое поле, а за ним виднелись дома Урицка. Туда мы и направились с Лабудиным на рекогносцировку, взяв с собой лишь связных.
Бойцы батальона в ожидании нашего возвращения кто прилег, кто уселся под деревом. Одни, вскрыв консервные банки, стали подкрепляться, другие скручивать "козьи ножки", третьи растянулись на опавших листьях, чтобы дать отдых ногам.
Но не успели мы в Лабудиным отойти на какую-нибудь сотню метров, как за нашей спиной, там, где расположился на привал батальон, начали с треском рваться мины. Мы побежали назад, предчувствуя непоправимое.
Пока мы бежали, налет прекратился. Но то, что мы увидели, привело нас в ужас. Что сделали гитлеровцы с нашими людьми! В большинстве своем ополченцы были изуродованы, а многие из них уже мертвы. Тяжелораненые корчились от боли и взывали о помощи. Мы оставили здесь около пятидесяти своих товарищей по оружию, а уцелело всего несколько бойцов, и вот теперь в полной растерянности они метались между пострадавшими...
Да, надо было обладать огромной силой воли, чтобы не закричать, не предаться отчаянию.
- Что же будем делать?! - вырвалось у Лабудина.
- Что делать? - еще ничего не соображая, машинально повторил я. И, видя, как бегают, хлопочут прибежавшие на помощь сандружинницы, ответил по инерции, как подсказал выработанный фронтом условный рефлекс: - Надо срочно уносить раненых, а у мертвых забрать красноармейские книжки, партийные и комсомольские билеты.
Но подготовить раненых к выносу и собрать документы у убитых мы не успели: с опушки леса нас обстреляли фашистские автоматчики. Одна из пуль задела сандружинницу Комарову. Она упала, обхватила живот руками и закричала. Лабудин подбежал к ней, расстегнул ремень и осмотрел рану: к счастью, пуля прошла по касательной, лишь разрезав кожу, что и причинило такую адскую боль. Мы перевязали, успокоили девушку и предложили ей самой добираться в полк. Между тем нежданно-негаданно подоспела помощь: майор Арсенов, узнав о случившемся, послал нам на выручку роту бойцов, которые отбросили автоматчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92