Она чуть-чуть поменьше, потому что женщина. Блинков-младший каждый раз, когда ехал в редакцию, собирался присмотреться, что там у нее в руках. Если серп — значит, колхозница, а циркуль — понятно, студентка.
Рабочего и колхозницу-студентку любят снимать в кино про тяжелое прошлое, поэтому все и знают этот дом. Все видели. Причем когда тяжелое прошлое называлось радостным настоящим, их снимали, чтобы показать, как хорошо живется людям, которым стоит высунуться в окно — и нате, любуйтесь произведениями монументального искусства. А когда тяжелое прошлое стало тяжелым прошлым, их стали снимать, показывая, как невыносимо жилось людям, которым в окно нельзя было высунуться, чтобы не увидеть это жуткое монументальное искусство.
При этом рабочий и колхозница-студентка совершенно не изменились. Только со временем у них облупились носы.
Блинкову-младшему они почему-то были как родные. Как Хрюша, которого он, понятно, уже не смотрел по телевизору, но уважал за творческое долголетие.
Редакция занимала бывшую коммунальную квартиру.
В бывшей кухне сидел главный редактор, в бывшей ванной — фотографы, в бывшем туалете оставался туалет, потому что журналисты тоже живые люди, а бывшие комнаты назывались кабинетами. За стеклянными дверями стояло помногу заваленных бумагами столов и никого не было. Живые люди журналисты поразъехались на редакционные задания или в крайнем случае курили в коридоре. Некоторые спрашивали Блинкова-младшего: «Что тебе, мальчик?» и сразу же отворачивались. Блинков-младший относился к этому спокойно, как неизвестный герой, которого ищут прохожие, ищет милиция (а уж бабка Пупырко — это точно). Спасенный кролик остался дома. Он успел поесть капусты из борща и насыпать на линолеум черных орешков. А ведь мог бы погибнуть в пасти кровожадного питбультерьера.
Обходя журналистов, коптящих, как подбитые танки, Блинков-младший проскочил в дудаковский кабинет. Кроме Дудакова, которого, понятно, сейчас не было в редакции, там сидел обозреватель криминальной хроники седенький пухлый Николай Александрович. Вот уж кто на самом деле сидел. С утра до вечера, когда ни зайди. Раньше Николай Александрович служил майором в милицейском журнале и привык к дисциплине.
Как обычно бывает со взрослыми, он даже не вспомнил Блинкова-младшего. А ведь знакомился с ним два раза.
— Войдите, — сказал привыкший к дисциплине Николай Александрович, хотя Блинков-младший уже вошел. — Докладывайте.
— Рукописи от Игоря Дудакова, — коротко доложил Блинков-младший.
— Предупрежден, — еще короче сказал Николай Александрович, кивнув на телефон.
Блинков-младший положил перед ним папку с рукописями, и Николай Александрович углубился в чтение.
Вообще-то Дудаков строго-настрого велел Блинкову-младшему проследить, чтобы Николай Александрович ни в коем случае не углублялся в чтение, а сразу отнес рукописи в компьютерный набор. Но легко сказать — «проследи». А если человеку нет еще четырнадцати лет, как Джульетте? Что, прикажете отбирать рукописи у бывшего майора милиции, который уже пошел черкать и писать? И обойтись без Николая Александровича нельзя. У какого-то там Блинкова-младшего заметки бы просто не взяли. А то так любой приходил бы и сдавал в компьютерный набор всякую чепуху.
Николай Александрович с Дудаковым были точь-в-точь как два режиссера, которые так снимают рабочего и колхозницу-студентку, что у одного получается похвала, а у другого сплошная ругань.
Когда Николаю Александровичу попалась заметка «Менты-христопродавцы», он первым делом исправил «ментов» на «работников милиции», а потом стал читать, почему это работники милиции — христопродавцы и вообще в чем там дело.
«Уникальные иконы 18 века, конфискованные у крутого уголовного авторитета Арбуза, всплыли на аукционе „Сотбис“, — писал Дудаков. — Очевидно, что на этом погрело руки циничное ментовское начальство, с легкостью торгующее российскими святынями».
«Несколько икон, предположительно 18 века, конфискованных у некоего гражданина N, известного в уголовном мире под кличкой „Арбуз“, не установленным путем попали на один из западных аукционов, — исправлял Николай Александрович. — Этот факт мог бы дать основание предположить, что в деле замешаны коррумпированные руководящие работники милиции. Однако не стоит спешить с выводами. Уголовная практика знает и такие случаи, когда обычный кладовщик путем подмены расхитил ряд культурных ценностей, в том числе древнеегипетскую мумию».
В статье «Уртика: победа над тысячелетиями» Николай Александрович исправил только «натянули нос ученым-скептикам» на «подали пример практического подхода».
И отнес заметки в набор. Все, кроме «Уртики».
Блинков-младший испугался, что Николай Александрович задержит «Уртику», а потом новость, как говорят журналисты, протухнет, и статью не напечатают никогда. Ведь старые новости никого не интересуют. Они уже и не новости.
А Николай Александрович вернулся и стал кому-то дозваниваться. Этот кто-то не брал трубку.
— Вы что сидите? Можете идти, — сказал Николай Александрович. Вид у него был огорченный.
— А как статья? — набрался духу Блинков-младший. — Пойдет?
— Пойдет статья рогатая… — сказал себе под нос Николай Александрович и растопыренными толстенькими пальцами показал Блинкову-младшему «козу». — Тебе-то что, мальчик?
— Я соавтор, — обиделся Блинков-младший.
Ну почему, почему они все такие?! Когда человек им не нужен, он «что-тебе-мальчик» или «тебе-то-что-мальчик». А вот когда нужен, совсем другое дело. Тогда он Митя и даже Дмитрий.
— Так ты, значит, Дмитрий Гавриловский, — быстро взглянув на подпись под статьей, сказал Николай Александрович. — Что ж ты такой маленький, Дмитрий Гавриловский?
Блинков-младший не ответил, чтобы не умножать количество глупостей в мире. А Николай Александрович и не ждал ответа.
— Тут вот какое дело, Дмитрий Гавриловский, — говорил он сытым голосом. — Тут, Дмитрий Гавриловский, криминальное дело. То, что вы с Дудаковым набодали, это, конечно, хорошо. Но чести вам не делает. Обычная заметка системы «Чародей из Ивантеевки». Кстати, что такое Уртика?
— Древнее растение, там же написано, — сказал Блинков-младший и подумал, что надо бы найти Уртику в Большой Ботанической Энциклопедии.
Николай Александрович довольно кивнул.
— У тебя, Дмитрий Гавриловский, есть возможность превратить эту не делающую вам чести проходную заметку в блестящую публикацию или даже цикл системы «Не пойман — не вор». Потому что, Дмитрий Гавриловский…
У Блинкова-младшего задрожало в животе. При чем здесь какой-то вор?
— …Потому что, Дмитрий Гавриловский, в этом самом Ботаническом саду, где трудится твой чародей… — Николай Александрович опять зыркнул в статью и закончил радостно, как будто выиграл телевизор, — … кандидат ботанических наук Олег Блинков, сегодня побили все стекла в оранжерее субтропических растений!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Рабочего и колхозницу-студентку любят снимать в кино про тяжелое прошлое, поэтому все и знают этот дом. Все видели. Причем когда тяжелое прошлое называлось радостным настоящим, их снимали, чтобы показать, как хорошо живется людям, которым стоит высунуться в окно — и нате, любуйтесь произведениями монументального искусства. А когда тяжелое прошлое стало тяжелым прошлым, их стали снимать, показывая, как невыносимо жилось людям, которым в окно нельзя было высунуться, чтобы не увидеть это жуткое монументальное искусство.
При этом рабочий и колхозница-студентка совершенно не изменились. Только со временем у них облупились носы.
Блинкову-младшему они почему-то были как родные. Как Хрюша, которого он, понятно, уже не смотрел по телевизору, но уважал за творческое долголетие.
Редакция занимала бывшую коммунальную квартиру.
В бывшей кухне сидел главный редактор, в бывшей ванной — фотографы, в бывшем туалете оставался туалет, потому что журналисты тоже живые люди, а бывшие комнаты назывались кабинетами. За стеклянными дверями стояло помногу заваленных бумагами столов и никого не было. Живые люди журналисты поразъехались на редакционные задания или в крайнем случае курили в коридоре. Некоторые спрашивали Блинкова-младшего: «Что тебе, мальчик?» и сразу же отворачивались. Блинков-младший относился к этому спокойно, как неизвестный герой, которого ищут прохожие, ищет милиция (а уж бабка Пупырко — это точно). Спасенный кролик остался дома. Он успел поесть капусты из борща и насыпать на линолеум черных орешков. А ведь мог бы погибнуть в пасти кровожадного питбультерьера.
Обходя журналистов, коптящих, как подбитые танки, Блинков-младший проскочил в дудаковский кабинет. Кроме Дудакова, которого, понятно, сейчас не было в редакции, там сидел обозреватель криминальной хроники седенький пухлый Николай Александрович. Вот уж кто на самом деле сидел. С утра до вечера, когда ни зайди. Раньше Николай Александрович служил майором в милицейском журнале и привык к дисциплине.
Как обычно бывает со взрослыми, он даже не вспомнил Блинкова-младшего. А ведь знакомился с ним два раза.
— Войдите, — сказал привыкший к дисциплине Николай Александрович, хотя Блинков-младший уже вошел. — Докладывайте.
— Рукописи от Игоря Дудакова, — коротко доложил Блинков-младший.
— Предупрежден, — еще короче сказал Николай Александрович, кивнув на телефон.
Блинков-младший положил перед ним папку с рукописями, и Николай Александрович углубился в чтение.
Вообще-то Дудаков строго-настрого велел Блинкову-младшему проследить, чтобы Николай Александрович ни в коем случае не углублялся в чтение, а сразу отнес рукописи в компьютерный набор. Но легко сказать — «проследи». А если человеку нет еще четырнадцати лет, как Джульетте? Что, прикажете отбирать рукописи у бывшего майора милиции, который уже пошел черкать и писать? И обойтись без Николая Александровича нельзя. У какого-то там Блинкова-младшего заметки бы просто не взяли. А то так любой приходил бы и сдавал в компьютерный набор всякую чепуху.
Николай Александрович с Дудаковым были точь-в-точь как два режиссера, которые так снимают рабочего и колхозницу-студентку, что у одного получается похвала, а у другого сплошная ругань.
Когда Николаю Александровичу попалась заметка «Менты-христопродавцы», он первым делом исправил «ментов» на «работников милиции», а потом стал читать, почему это работники милиции — христопродавцы и вообще в чем там дело.
«Уникальные иконы 18 века, конфискованные у крутого уголовного авторитета Арбуза, всплыли на аукционе „Сотбис“, — писал Дудаков. — Очевидно, что на этом погрело руки циничное ментовское начальство, с легкостью торгующее российскими святынями».
«Несколько икон, предположительно 18 века, конфискованных у некоего гражданина N, известного в уголовном мире под кличкой „Арбуз“, не установленным путем попали на один из западных аукционов, — исправлял Николай Александрович. — Этот факт мог бы дать основание предположить, что в деле замешаны коррумпированные руководящие работники милиции. Однако не стоит спешить с выводами. Уголовная практика знает и такие случаи, когда обычный кладовщик путем подмены расхитил ряд культурных ценностей, в том числе древнеегипетскую мумию».
В статье «Уртика: победа над тысячелетиями» Николай Александрович исправил только «натянули нос ученым-скептикам» на «подали пример практического подхода».
И отнес заметки в набор. Все, кроме «Уртики».
Блинков-младший испугался, что Николай Александрович задержит «Уртику», а потом новость, как говорят журналисты, протухнет, и статью не напечатают никогда. Ведь старые новости никого не интересуют. Они уже и не новости.
А Николай Александрович вернулся и стал кому-то дозваниваться. Этот кто-то не брал трубку.
— Вы что сидите? Можете идти, — сказал Николай Александрович. Вид у него был огорченный.
— А как статья? — набрался духу Блинков-младший. — Пойдет?
— Пойдет статья рогатая… — сказал себе под нос Николай Александрович и растопыренными толстенькими пальцами показал Блинкову-младшему «козу». — Тебе-то что, мальчик?
— Я соавтор, — обиделся Блинков-младший.
Ну почему, почему они все такие?! Когда человек им не нужен, он «что-тебе-мальчик» или «тебе-то-что-мальчик». А вот когда нужен, совсем другое дело. Тогда он Митя и даже Дмитрий.
— Так ты, значит, Дмитрий Гавриловский, — быстро взглянув на подпись под статьей, сказал Николай Александрович. — Что ж ты такой маленький, Дмитрий Гавриловский?
Блинков-младший не ответил, чтобы не умножать количество глупостей в мире. А Николай Александрович и не ждал ответа.
— Тут вот какое дело, Дмитрий Гавриловский, — говорил он сытым голосом. — Тут, Дмитрий Гавриловский, криминальное дело. То, что вы с Дудаковым набодали, это, конечно, хорошо. Но чести вам не делает. Обычная заметка системы «Чародей из Ивантеевки». Кстати, что такое Уртика?
— Древнее растение, там же написано, — сказал Блинков-младший и подумал, что надо бы найти Уртику в Большой Ботанической Энциклопедии.
Николай Александрович довольно кивнул.
— У тебя, Дмитрий Гавриловский, есть возможность превратить эту не делающую вам чести проходную заметку в блестящую публикацию или даже цикл системы «Не пойман — не вор». Потому что, Дмитрий Гавриловский…
У Блинкова-младшего задрожало в животе. При чем здесь какой-то вор?
— …Потому что, Дмитрий Гавриловский, в этом самом Ботаническом саду, где трудится твой чародей… — Николай Александрович опять зыркнул в статью и закончил радостно, как будто выиграл телевизор, — … кандидат ботанических наук Олег Блинков, сегодня побили все стекла в оранжерее субтропических растений!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45