скок на табуретку, скок на подоконник, скок в ящик. То ли он хотел похвастаться, то ли просто ушел домой. Кролик успел обжиться в ящике: вырыл нору, из которой торчали одни уши, и по своему вкусу прополол огород. После его прополки остались в основном бумажные флажки на палочках. На одном флажке аккуратным папиным почерком было написано: «Urtica dioica». А Уртики-то уже и не было. Сожрал ее кролик. Сожрал, паршивец.
Блинков-младший подумал, что из-за ворованного кролика придется объясняться, но это сущая ерунда по сравнению с Уртикой.
Вот лежало в земле семечко. Две с лишним тысячи лет! Представить себе такую уйму времени просто невозможно.
Представить всех людей, все деревья и цветы, лошадей, вирусы гриппа, вредных кошек и верных собак, божьих коровок и китов, ядовитых змей и разноцветных попугаев, успевших родиться, пожить и умереть за этот срок — не-воз-мож-но.
А семечко Уртики лежало, и оно было живое.
Оно пережило всех!
Оно проросло!
Это было единственное такое семечко на всей Земле.
Может быть, старшему Блинкову удалось бы разгадать его секрет и сделать лекарство от смерти.
Но Уртику слопал кролик.
Мало того, Блинков-младший успел раззвонить об Уртике и Дудакову, и Николаю Александровичу. Завтра двести пятьдесят тысяч человек вынут из почтовых ящиков номер «Желтого экспресса» и прочтут про Уртику. А послезавтра они узнают, что Уртику не уберегли. Виноват в этом, конечно, не глупый кролик. Виноват он, Дмитрий Блинков.
Мама и Блинков-младший молча смотрели, как белый кролик устраивается в своей норе.
— Папа еще не знает, — вздохнула мама. — Представляешь, какой ему будет подарочек?!
Блинков-младший удивился: куда это, интересно, папа ушел на всю ночь, если до сих пор не знает про Уртику? Он-то думал, что папа дома, только не показывается, потому что боится не выдержать и накричать на единственного сына. Папа не любил кричать. Он вместо этого молчал, как деревянный. Это действовало не хуже крика.
— Ладно, я пошел, — сказал Иван Сергеевич. — А то неудобно: ребята работают, а я здесь.
На самом деле ему было неудобно за Блинкова-младшего. Может быть, полковник не все знал насчет Уртики, но то, что Митьке предстоит головомойка, он понял правильно.
— Ты смотри поосторожней, — сказал Иван Сергеевич на прощание и почти слово в слово повторил то, что недавно говорила Блинкову-младшему Нина Су. — Если увидишь, что незнакомые околачиваются во дворе, сразу же звони мне или маме. С чужими не разговаривай. И вообще больше сиди дома.
А маме он сказал:
— Не волнуйся, больница хорошая, охрану я ему поставил. Пусть Олег как следует отлежится. Оно, может, и к лучшему. А то он со своим характером попрет на рожон…
— Папа в больнице? Зачем ему охрана?! — влез Блинков-младший.
— Да пустяки, ногу ему сломали, — бодро сказал Иван Сергеевич. — Ничего страшного. У меня был двойной открытый перелом, и зажило как на собаке… Извини, Митек, я спешу.
Мама проводила полковника до двери, и они долго шушукались в прихожей.
— Так мы договорились, — бубнил Иван Сергеевич. — О сроках точно не знаю, но постараюсь тебя не обременять.
— О чем речь, Ванечка, — отвечала мама. — Зачем же друзья, если не для таких случаев?!
Блинков-младший сел, обвив ногами ножки кухонной табуретки, и в глубокой задумчивости выпил полкастрюли компота. «Ногу ему сломали», — это Иван Сергеевич сказал ясно. Не «поскользнулся, упал» и все такое, а сломали. Кто? Грязные бизнесмены, тут и думать нечего. Нина Су не зря предупреждала, что эти люди — опасные!
Он хлебал компот через край, пока на дне кастрюли не показались бывшие сушеные, а теперь разваренные яблоки. Тогда он стал вылавливать эти яблоки пальцами.
Пришла мама и сказала:
— Поешь нормально. Хочешь, борщ разогрею?
Но дело было сделано: после такого количества компота никакой борщ в Блинкова-младшего уже не полез бы. Мама заглянула в кастрюлю, оценила проделанную единственным сыном работу и больше насчет еды не спрашивала. Она спросила о другом. Она спросила непонятно:
— Тебе раскладушку где поставить, в кухне или у нас?
Блинков-младший оторвался от компота и уставился на маму с разинутым ртом. В коридоре капало, то звонко — в таз, то глухо — на паркет. Скорее всего, и диван в его комнате залило, а то зачем бы мама говорила о раскладушке? Залило диван, где в распоротом валике хранился уставной капитал банка «Блинковъ-младший», все двести четыре доллара!
В следующую секунду Блинков-младший летел по коридору, спотыкаясь о тазы, а мама сдавленно кричала:
— Не ходи туда!
Но Блинков-младший уже ворвался в комнату. И увидел, что диван вовсе не залило. Если только лежавший на нем человек не любил спать на мокрых диванах.
Человек поднял голову и, щурясь от падавшего из коридора света, сказал:
— Здравствуй, Митя.
Это была Кузина!
Глава двенадцатая
Вещий сон Блинкова-младшего
Да, это была Ирка Кузина, кошмар всей жизни Блинкова-младшего.
Давным-давно, в несознательном возрасте, Блинков-младший однажды заигрался у Кузиных в гостях и не хотел уходить. Он опрометчиво сказал, что остается навсегда. А Иркин папа Иван Сергеевич сказал, что хорошо, пускай остается, но если человек собирается жить у них в квартире, то надо его прописать. «Чужого человека не пропишут, — сказал Иван Сергеевич, — усыновить я тебя при живых родителях не могу, так что придется тебе жениться на Ирке».
И Блинков-младший будто бы согласился. Так рассказывали взрослые, хотя он-то ничего подобного не помнил. Он будто бы согласился, и это показалось всем таким забавным, что мама, как говорят контрразведчики, потекла, то есть все рассказала еще чьим-то мамам. Еще чьи-то мамы тем более не удержали язык за зубами. Кончилось, а вернее, началось тем, что товарищи по песочнице стали дразнить Блинкова-младшего и совсем уж невиноватую Ирку «жених и невеста тили-тили тесто». А когда они выросли, дразнилка вместе с песочницей перешла к молодому поколению. И до сих пор невозможно было пройти по двору, чтобы какой-нибудь совершенно незнакомый карапуз не прокричал, рискуя получить по шее: «Зених и невесьта тили-тили тесьто!»
Вдумчивый читатель уже понял, к чему идет дело. Дело идет к тому, что Иван Сергеевич не оставил свою идею оженить Блинкова-младшего с Иркой. Не сейчас, конечно, а в отдаленном будущем. А еще дело идет к тому, что ни Блинкова-младшего, ни Ирку эта идея не вдохновляла. Они уже так натерпелись, как будто были сто лет женаты.
Теперь, когда вдумчивый читатель все-все знает, он поймет, что почувствовал Блинков-младший, когда Ирка подняла голову с его собственной подушки и сонным голосом сказала: «Здравствуй, Митя!» Он почувствовал, что просто ненавидит эту Ирку, которая разлеглась на его собственном диване.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Блинков-младший подумал, что из-за ворованного кролика придется объясняться, но это сущая ерунда по сравнению с Уртикой.
Вот лежало в земле семечко. Две с лишним тысячи лет! Представить себе такую уйму времени просто невозможно.
Представить всех людей, все деревья и цветы, лошадей, вирусы гриппа, вредных кошек и верных собак, божьих коровок и китов, ядовитых змей и разноцветных попугаев, успевших родиться, пожить и умереть за этот срок — не-воз-мож-но.
А семечко Уртики лежало, и оно было живое.
Оно пережило всех!
Оно проросло!
Это было единственное такое семечко на всей Земле.
Может быть, старшему Блинкову удалось бы разгадать его секрет и сделать лекарство от смерти.
Но Уртику слопал кролик.
Мало того, Блинков-младший успел раззвонить об Уртике и Дудакову, и Николаю Александровичу. Завтра двести пятьдесят тысяч человек вынут из почтовых ящиков номер «Желтого экспресса» и прочтут про Уртику. А послезавтра они узнают, что Уртику не уберегли. Виноват в этом, конечно, не глупый кролик. Виноват он, Дмитрий Блинков.
Мама и Блинков-младший молча смотрели, как белый кролик устраивается в своей норе.
— Папа еще не знает, — вздохнула мама. — Представляешь, какой ему будет подарочек?!
Блинков-младший удивился: куда это, интересно, папа ушел на всю ночь, если до сих пор не знает про Уртику? Он-то думал, что папа дома, только не показывается, потому что боится не выдержать и накричать на единственного сына. Папа не любил кричать. Он вместо этого молчал, как деревянный. Это действовало не хуже крика.
— Ладно, я пошел, — сказал Иван Сергеевич. — А то неудобно: ребята работают, а я здесь.
На самом деле ему было неудобно за Блинкова-младшего. Может быть, полковник не все знал насчет Уртики, но то, что Митьке предстоит головомойка, он понял правильно.
— Ты смотри поосторожней, — сказал Иван Сергеевич на прощание и почти слово в слово повторил то, что недавно говорила Блинкову-младшему Нина Су. — Если увидишь, что незнакомые околачиваются во дворе, сразу же звони мне или маме. С чужими не разговаривай. И вообще больше сиди дома.
А маме он сказал:
— Не волнуйся, больница хорошая, охрану я ему поставил. Пусть Олег как следует отлежится. Оно, может, и к лучшему. А то он со своим характером попрет на рожон…
— Папа в больнице? Зачем ему охрана?! — влез Блинков-младший.
— Да пустяки, ногу ему сломали, — бодро сказал Иван Сергеевич. — Ничего страшного. У меня был двойной открытый перелом, и зажило как на собаке… Извини, Митек, я спешу.
Мама проводила полковника до двери, и они долго шушукались в прихожей.
— Так мы договорились, — бубнил Иван Сергеевич. — О сроках точно не знаю, но постараюсь тебя не обременять.
— О чем речь, Ванечка, — отвечала мама. — Зачем же друзья, если не для таких случаев?!
Блинков-младший сел, обвив ногами ножки кухонной табуретки, и в глубокой задумчивости выпил полкастрюли компота. «Ногу ему сломали», — это Иван Сергеевич сказал ясно. Не «поскользнулся, упал» и все такое, а сломали. Кто? Грязные бизнесмены, тут и думать нечего. Нина Су не зря предупреждала, что эти люди — опасные!
Он хлебал компот через край, пока на дне кастрюли не показались бывшие сушеные, а теперь разваренные яблоки. Тогда он стал вылавливать эти яблоки пальцами.
Пришла мама и сказала:
— Поешь нормально. Хочешь, борщ разогрею?
Но дело было сделано: после такого количества компота никакой борщ в Блинкова-младшего уже не полез бы. Мама заглянула в кастрюлю, оценила проделанную единственным сыном работу и больше насчет еды не спрашивала. Она спросила о другом. Она спросила непонятно:
— Тебе раскладушку где поставить, в кухне или у нас?
Блинков-младший оторвался от компота и уставился на маму с разинутым ртом. В коридоре капало, то звонко — в таз, то глухо — на паркет. Скорее всего, и диван в его комнате залило, а то зачем бы мама говорила о раскладушке? Залило диван, где в распоротом валике хранился уставной капитал банка «Блинковъ-младший», все двести четыре доллара!
В следующую секунду Блинков-младший летел по коридору, спотыкаясь о тазы, а мама сдавленно кричала:
— Не ходи туда!
Но Блинков-младший уже ворвался в комнату. И увидел, что диван вовсе не залило. Если только лежавший на нем человек не любил спать на мокрых диванах.
Человек поднял голову и, щурясь от падавшего из коридора света, сказал:
— Здравствуй, Митя.
Это была Кузина!
Глава двенадцатая
Вещий сон Блинкова-младшего
Да, это была Ирка Кузина, кошмар всей жизни Блинкова-младшего.
Давным-давно, в несознательном возрасте, Блинков-младший однажды заигрался у Кузиных в гостях и не хотел уходить. Он опрометчиво сказал, что остается навсегда. А Иркин папа Иван Сергеевич сказал, что хорошо, пускай остается, но если человек собирается жить у них в квартире, то надо его прописать. «Чужого человека не пропишут, — сказал Иван Сергеевич, — усыновить я тебя при живых родителях не могу, так что придется тебе жениться на Ирке».
И Блинков-младший будто бы согласился. Так рассказывали взрослые, хотя он-то ничего подобного не помнил. Он будто бы согласился, и это показалось всем таким забавным, что мама, как говорят контрразведчики, потекла, то есть все рассказала еще чьим-то мамам. Еще чьи-то мамы тем более не удержали язык за зубами. Кончилось, а вернее, началось тем, что товарищи по песочнице стали дразнить Блинкова-младшего и совсем уж невиноватую Ирку «жених и невеста тили-тили тесто». А когда они выросли, дразнилка вместе с песочницей перешла к молодому поколению. И до сих пор невозможно было пройти по двору, чтобы какой-нибудь совершенно незнакомый карапуз не прокричал, рискуя получить по шее: «Зених и невесьта тили-тили тесьто!»
Вдумчивый читатель уже понял, к чему идет дело. Дело идет к тому, что Иван Сергеевич не оставил свою идею оженить Блинкова-младшего с Иркой. Не сейчас, конечно, а в отдаленном будущем. А еще дело идет к тому, что ни Блинкова-младшего, ни Ирку эта идея не вдохновляла. Они уже так натерпелись, как будто были сто лет женаты.
Теперь, когда вдумчивый читатель все-все знает, он поймет, что почувствовал Блинков-младший, когда Ирка подняла голову с его собственной подушки и сонным голосом сказала: «Здравствуй, Митя!» Он почувствовал, что просто ненавидит эту Ирку, которая разлеглась на его собственном диване.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45