Я регрессировала со скоростью света, позволяя себе все, что я делана до встречи с Седриком: я слишком быстро уступала, слишком поддавалась и чувствовала себя, как и прежде, неприкаянной и несчастной. Я распрощаюсь с ним у подъезда, решила я твердо, а когда мы были уже у двери, я подумала: я только приглашу его выпить немного, как делают в таких случаях, а потом он уйдет.
Только мы вошли, я дала ему виски, а сама бросилась в ванную, вычистила зубы и вылила на себя полфлакона Мининых духов. Потом я бросилась в спальню и убрала с ночного столика детектив Жоржетты Хейер, заменив ее парой интеллектуальных французских романов, взятых с полки.
— Где ты научилась так наливать? — спросил он, когда я вошла в гостиную.
— Я одно время подрабатывала в баре.
— Это семикратная доза, — сказал он, залпом допивая виски.
— У меня сейчас все перед глазами в семикратном размере, — сказала я. — Я столько сегодня выпила, что вижу и семерых тебя. Великолепная семерка, надо сказать.
— Значит, можно приступать к оргии. Планы Энни в конце концов реализуются.
Я с покорным видом села на софу. Он сел рядом.
— Ну и как? Приступим? — Он не сводил с меня глаз, но и не шевелился.
Я судорожно придумывала, что бы сказать.
— Подожди, — сказал он. — Тебе что-то попало в волосы.
Я так никогда и не узнала, было ли там что-нибудь на самом деле. Но он сделал движение, как будто вынимал что-то, и, придвинувшись ближе ко мне, с неподвижным лицом поцеловал меня.
Ощутив укоры совести, я попыталась оттолкнуть его.
— Я пойду сварю кофе, — пробормотала я. — Ты же знаешь, я помолвлена с Седриком, ему бы это не понравилось.
— Замолчи, — сказал он мягко. Очень медленно он расстегнул все булавки, скреплявшие мое платье — сначала ту, что соединяла лиф и плечико, потом маленькую золоченую под замком «молнии» и, наконец, две, на которых держался мой лифчик без бретелек.
Обнаженная до пояса, я не могла двинуться с места.
— Ренуаровская девушка, точно! — сказал он негромко.
«Остановись, прекрати это!» — сказала я себе, но так и не шевельнулась.
Проснулась я уже утром. Я не закрыла как следует шторы, и солнце жгло мне глаза лазерным лучом. Но еще более жгучей была улыбка Седрика, смотревшего прямо на меня с фотографии. Умирая от жажды, я потянулась за стоявшим на столе стаканом, сделала глоток, и меня чуть не вырвало. В стакане было виски.
Осторожно шевельнув рукой, я чуть не взвизгнула, наткнувшись на чье-то тело. Это Седрик. Я застонала. Нет, Седрик в Норфолке, собирает под свои знамена правоверных. В моей постели лежал неверный. Откинув простыню, я осмотрела его и с первого же взгляда обнаружила, что безупречный вкус не изменяет мне и в состоянии опьянения. И в очередной раз убедилась в том, что соображения мне все-таки не хватает, иначе я не оказалась бы в постели с первым встречным.
С трудом припоминая события вчерашнего вечера, я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Он должен встретиться с кем-то в одиннадцать по поводу картин. Я встала и умылась. Лицо у меня было в пятнах. Кое-как приведя его в порядок, я бросила в стакан с водой пригоршню зельтерских таблеток. Подождав, пока они растворились и осела пена, я выпила и вернулась в постель.
Мне кажется, Рори был все еще пьян, когда я разбудила его. Он встал, раздвинул шторы и достал сигарету.
— Что случилось вчера?
— О, Рори, — взвыла я, — разве ты ничего не помнишь?
— Я помню дождливое детство среди овец в Шотландии, как меня выгнали сначала из Хэрроу, а потом из Оксфорда. Я помню, как приехал в Лондон продать свои картины. А потом — провал в памяти. Помню только бесконечные попойки.
— Мы были у Энни Ричмонд.
— Так, так.
— Мы оба там порядочно выпили и приехали сюда.
— Так, так, так. — Он снова улегся в смятую постель. — А дальше что?
— Боже мой, неужели ты не помнишь?
— Ну и как, ничего получилось? — В его тоне не было ни малейшего смущения, одно любопытство.
— Ты был великолепен, и в этом-то весь и ужас! — Я зарылась лицом в подушку и разрыдалась.
Он гладил меня по голове, но я не успокаивалась.
— Я вообще не такая. Я не ловлю мужчин и не сплю с первым встречным. По крайней мере, не в последнее время. А тебе лучше поторопиться, у тебя с кем-то встреча в одиннадцать.
— Да, да. — Он медленно поднялся и начал одеваться. Я чувствовала себя совершенно несчастной, но попыталась обратить все в шутку.
— Не воображай, пожалуйста, что я получила огромное удовольствие от нашей встречи. Ничего подобного, — я презрительно фыркнула.
Он засмеялся. Когда он оделся и порезался, бреясь Нининой пластиковой бритвой, то вернулся в спальню.
— Запомни в точности, что случилось прошлой ночью. Когда я примусь за мемуары, мне понадобится твоя помощь.
Я застонала, натягивая себе на голову подушку.
— Пока, — сказал он.
Я испытала все муки ада, гадая, вернется он или нет. Я ругала себя за то, что имела глупость пойти к Энни, за то, что позволила Рори соблазнить себя. Но, хотя он и не помнил ничего, это было изумительное ощущение, после которого мне с Седриком просто делать будет нечего.
Трижды звонил телефон. Каждый раз спрашивали Нину и каждый раз звонившему доставалось за то, что он не Рори. В четыре часа, сообразив, что он не вернется, я встала, приняла ванну, проплакала час, а потом налила себе огромную порцию виски. Дурные привычки прививаются быстро. Скоро я начну походя жевать что-нибудь между едой.
В шесть часов в дверь позвонили. Успокойся, твердила я себе. Не теряй голову. Это же, конечно, молочник или кто-нибудь из Армии спасения.
Но это оказался Рори. Он пошатывался и был бледен до зелени.
— Меня только что вырвало, — сказал он.
Я засмеялась, стараясь скрыть свою радость.
— Заходи, — сказала я.
Он прямо направился за бутылкой.
— Можно мне еще выпить? Мое похмелье войдет в историю медицины. Родовые муки ничто по сравнению с ним.
Его трясло.
— На эти эксцессы есть причина, — продолжал он. — Но, к счастью, я сейчас не могу вспомнить, какая. Мне вообще-то не следовало возвращаться. У меня просто кончились деньги.
— Мне всегда хотелось взять мужчину на содержание, — сказала я.
— Дела еще не так плохи. В салоне мне повезло.
— Твои картины понравились?
Он кивнул.
— Весной мне обещают выставку.
— Но это замечательно. Ты прославишься.
— Не сомневаюсь. — Прищурившись в зеркало, он смахнул со лба темную прядь. — Мне очень скверно.
— Тебе нужно что-нибудь съесть.
— Ты прелесть. Жаль, что у меня нет матери, которая бы так со мной возилась.
На самом деле ему было очень плохо. Всю ночь и почти весь следующий день, с высокой температурой, в бреду и обливаясь потом, он цеплялся за меня, бормоча что-то нечленораздельное. Он дрожал, как вытащенный из воды щенок. К. вечеру в воскресенье, однако, ему стало лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Только мы вошли, я дала ему виски, а сама бросилась в ванную, вычистила зубы и вылила на себя полфлакона Мининых духов. Потом я бросилась в спальню и убрала с ночного столика детектив Жоржетты Хейер, заменив ее парой интеллектуальных французских романов, взятых с полки.
— Где ты научилась так наливать? — спросил он, когда я вошла в гостиную.
— Я одно время подрабатывала в баре.
— Это семикратная доза, — сказал он, залпом допивая виски.
— У меня сейчас все перед глазами в семикратном размере, — сказала я. — Я столько сегодня выпила, что вижу и семерых тебя. Великолепная семерка, надо сказать.
— Значит, можно приступать к оргии. Планы Энни в конце концов реализуются.
Я с покорным видом села на софу. Он сел рядом.
— Ну и как? Приступим? — Он не сводил с меня глаз, но и не шевелился.
Я судорожно придумывала, что бы сказать.
— Подожди, — сказал он. — Тебе что-то попало в волосы.
Я так никогда и не узнала, было ли там что-нибудь на самом деле. Но он сделал движение, как будто вынимал что-то, и, придвинувшись ближе ко мне, с неподвижным лицом поцеловал меня.
Ощутив укоры совести, я попыталась оттолкнуть его.
— Я пойду сварю кофе, — пробормотала я. — Ты же знаешь, я помолвлена с Седриком, ему бы это не понравилось.
— Замолчи, — сказал он мягко. Очень медленно он расстегнул все булавки, скреплявшие мое платье — сначала ту, что соединяла лиф и плечико, потом маленькую золоченую под замком «молнии» и, наконец, две, на которых держался мой лифчик без бретелек.
Обнаженная до пояса, я не могла двинуться с места.
— Ренуаровская девушка, точно! — сказал он негромко.
«Остановись, прекрати это!» — сказала я себе, но так и не шевельнулась.
Проснулась я уже утром. Я не закрыла как следует шторы, и солнце жгло мне глаза лазерным лучом. Но еще более жгучей была улыбка Седрика, смотревшего прямо на меня с фотографии. Умирая от жажды, я потянулась за стоявшим на столе стаканом, сделала глоток, и меня чуть не вырвало. В стакане было виски.
Осторожно шевельнув рукой, я чуть не взвизгнула, наткнувшись на чье-то тело. Это Седрик. Я застонала. Нет, Седрик в Норфолке, собирает под свои знамена правоверных. В моей постели лежал неверный. Откинув простыню, я осмотрела его и с первого же взгляда обнаружила, что безупречный вкус не изменяет мне и в состоянии опьянения. И в очередной раз убедилась в том, что соображения мне все-таки не хватает, иначе я не оказалась бы в постели с первым встречным.
С трудом припоминая события вчерашнего вечера, я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Он должен встретиться с кем-то в одиннадцать по поводу картин. Я встала и умылась. Лицо у меня было в пятнах. Кое-как приведя его в порядок, я бросила в стакан с водой пригоршню зельтерских таблеток. Подождав, пока они растворились и осела пена, я выпила и вернулась в постель.
Мне кажется, Рори был все еще пьян, когда я разбудила его. Он встал, раздвинул шторы и достал сигарету.
— Что случилось вчера?
— О, Рори, — взвыла я, — разве ты ничего не помнишь?
— Я помню дождливое детство среди овец в Шотландии, как меня выгнали сначала из Хэрроу, а потом из Оксфорда. Я помню, как приехал в Лондон продать свои картины. А потом — провал в памяти. Помню только бесконечные попойки.
— Мы были у Энни Ричмонд.
— Так, так.
— Мы оба там порядочно выпили и приехали сюда.
— Так, так, так. — Он снова улегся в смятую постель. — А дальше что?
— Боже мой, неужели ты не помнишь?
— Ну и как, ничего получилось? — В его тоне не было ни малейшего смущения, одно любопытство.
— Ты был великолепен, и в этом-то весь и ужас! — Я зарылась лицом в подушку и разрыдалась.
Он гладил меня по голове, но я не успокаивалась.
— Я вообще не такая. Я не ловлю мужчин и не сплю с первым встречным. По крайней мере, не в последнее время. А тебе лучше поторопиться, у тебя с кем-то встреча в одиннадцать.
— Да, да. — Он медленно поднялся и начал одеваться. Я чувствовала себя совершенно несчастной, но попыталась обратить все в шутку.
— Не воображай, пожалуйста, что я получила огромное удовольствие от нашей встречи. Ничего подобного, — я презрительно фыркнула.
Он засмеялся. Когда он оделся и порезался, бреясь Нининой пластиковой бритвой, то вернулся в спальню.
— Запомни в точности, что случилось прошлой ночью. Когда я примусь за мемуары, мне понадобится твоя помощь.
Я застонала, натягивая себе на голову подушку.
— Пока, — сказал он.
Я испытала все муки ада, гадая, вернется он или нет. Я ругала себя за то, что имела глупость пойти к Энни, за то, что позволила Рори соблазнить себя. Но, хотя он и не помнил ничего, это было изумительное ощущение, после которого мне с Седриком просто делать будет нечего.
Трижды звонил телефон. Каждый раз спрашивали Нину и каждый раз звонившему доставалось за то, что он не Рори. В четыре часа, сообразив, что он не вернется, я встала, приняла ванну, проплакала час, а потом налила себе огромную порцию виски. Дурные привычки прививаются быстро. Скоро я начну походя жевать что-нибудь между едой.
В шесть часов в дверь позвонили. Успокойся, твердила я себе. Не теряй голову. Это же, конечно, молочник или кто-нибудь из Армии спасения.
Но это оказался Рори. Он пошатывался и был бледен до зелени.
— Меня только что вырвало, — сказал он.
Я засмеялась, стараясь скрыть свою радость.
— Заходи, — сказала я.
Он прямо направился за бутылкой.
— Можно мне еще выпить? Мое похмелье войдет в историю медицины. Родовые муки ничто по сравнению с ним.
Его трясло.
— На эти эксцессы есть причина, — продолжал он. — Но, к счастью, я сейчас не могу вспомнить, какая. Мне вообще-то не следовало возвращаться. У меня просто кончились деньги.
— Мне всегда хотелось взять мужчину на содержание, — сказала я.
— Дела еще не так плохи. В салоне мне повезло.
— Твои картины понравились?
Он кивнул.
— Весной мне обещают выставку.
— Но это замечательно. Ты прославишься.
— Не сомневаюсь. — Прищурившись в зеркало, он смахнул со лба темную прядь. — Мне очень скверно.
— Тебе нужно что-нибудь съесть.
— Ты прелесть. Жаль, что у меня нет матери, которая бы так со мной возилась.
На самом деле ему было очень плохо. Всю ночь и почти весь следующий день, с высокой температурой, в бреду и обливаясь потом, он цеплялся за меня, бормоча что-то нечленораздельное. Он дрожал, как вытащенный из воды щенок. К. вечеру в воскресенье, однако, ему стало лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36