Забирай свои вещи. Но это все, что ты получишь. Твои кредитные карточки уже недействительны. Использовать их ты не сможешь. Пусть молодой человек теперь тебя содержит!
– Негодяй! Пойдем отсюда, Маурисио.
– Извини, Лорена… Мне кажется, ты должна помириться с мужем.
– Что ты сказал?
– Мне не на что тебя содержать. Извини. До свидания. В отчаянии Лорена бросилась к отцу, надеясь пожить какое-то время у него. Но дон Густаво был непреклонен:
– Ты сама во всем виновата. Иди к Альберто и проси у него прощения.
– Он первый мне изменил!
– Но он все-таки предпочел остаться с тобой и с Лаурой. А чем ты ответила на его желание спасти брак? Ты подумала о Лауре? Вот уже двадцать лет ты только и делаешь, что разрушаешь жизнь близких тебе людей – брата, мужа, дочери и мою.
– А твоя здесь при чем?
– Ах, Лорена, разве я могу быть счастлив, видя, как мается Хуан Карлос и все вы?!
От отца Лорена пошла к Флоренсии, но и там для нее не нашлось поддержки и приюта. Проклиная всех и вся, она поплелась обратно домой.
– Можешь остаться, но при условии, что будешь уважать этот дом и заниматься дочерью. Ты нужна ей, особенно сейчас. Но не надейся воскресить мою любовь, она умерла.
Перемирие, однако, никому облегчения не принесло. Общие обеды и ужины проходили в тягостном молчании. Каждый старался побыстрее уйти в свою комнату.
Лауре не хотелось общаться ни с подругами, ни с матерью, ни даже с отцом. Отныне только дед стал для нее отрадой – дед, который все поймет и простит. Как-то он спросил о Хосе Игнасио, и Лаура не сдержалась, рассказала все, что с нею произошло.
– Я поговорю с ним. Он к тебе вернется.
– Не делай этого, умоляю! Под нажимом мне ничего не надо. К тому же я теперь и сама не хочу его видеть.
Забегала Ивон, сыпала, как всегда, новостями, пыталась вытащить Лауру погулять, но та все чаще отказывалась, ссылаясь на недомогание, на тошноту.
– Слушай, а ты, случайно, не беременна?
Такая мысль не приходила Лауре в голову. Не дай Бог! Но отца тоже беспокоила ее странная бледность:
– Мне кажется, ты нездорова. Дай-ка я тебя осмотрю.
Преодолевая страх, Лаура отправилась в клинику, но, разумеется, не в ту, где работал отец. Анализы подтвердили ее худшие ожидания: она была беременна.
– Когда вы наконец поженитесь? – полушутя-полусерьезно приставала к подруге Рита. Слишком хорошо зная Марию и Виктора, она побаивалась, как бы эти двое, чего доброго, не поссорились из-за пустяка и опять не разбежались лет на двадцать.
«Может, со стороны и впрямь заметно, что оба они медлят, не признаваясь в этом даже себе, – думала Мария. – Это в юности легко отважиться на брак, а им, с их многолетней „одинокой свободой“, не так-то и просто». Только недавно Мария осознала, что Виктор – любимый, родной человек. Но Виктор – муж? Звучит как нечто невообразимое.
С тех пор как Мария открыто заявила о любви к Виктору, возникли и дополнительные, вовсе не предвиденные сложности: надо было разобраться в отношениях с Фернандо и Артуро. Ей хотелось бы сохранить дружбу с обоими, но пока выходило все наоборот.
Фернандо, и прежде-то не навязывавший Марии своего чувства, тоже надеялся на продолжение их дружбы. Он сам заговорил об этом, когда Мария предложила ему деньги за лечение отца и Хосе Игнасио-младшего.
– Не обижай меня, пожалуйста. Я ведь не только врач, но и друг. И останусь им всегда, как бы ни менялась твоя жизнь.
Но ему с каждым днем все труднее становилось переступать порог дома, в котором часто можно было встретить Виктора, буквально сиявшего от счастья. Фернандо признался Марии, что не может больше оставаться ее семейным врачом. Однако, помаявшись несколько дней в одиночестве, снова пришел к Марии, потому что не видеть ее оказалось для него и вовсе невозможным. Выхода из этой ситуации не было, приходилось только уповать на время.
В отличие от Фернандо, который страдал, и это было понятно, Артуро вел себя просто возмутительно. Он беспрерывно звонил, посылал цветы и подарки, сам являлся в дом незваным.
Видя в ответ лишь раздражение, переходил к откровенным угрозам:
– Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы убрать с дороги Виктора Карено. Этот бедняк и неудачник не сможет получить Марию!
«Но нельзя же отказываться от старых друзей!» – думала Мария.
А Виктор все чаще ловил себя на странном чувстве раздвоенности – между ощущением счастья, которое давала ему Мария, и боязнью, что это счастье невозможно. Чем ближе был желанный предел: соединиться с Марией в браке, тем больше мучили Виктора ревнивые сомнения. Ведь неизвестно, что ее связывало в прошлом с Фернандо и Артуро.
Однажды он увидел на столе у Марии ожерелье, которое та собиралась, но еще не успела отослать обратно Артуро. Дарственная надпись привела Виктора в бешенство: «Вечно любящий тебя Артуро д'Анхиле». Никаких объяснений Марии он не хотел слушать:
– Если ты привыкла к таким дорогим подаркам, то продолжай принимать их и дальше: я никогда не смогу подарить тебе что-нибудь подобное!
Хорошо хоть работы перед открытием магазина было предостаточно, только и ею Виктор занимался без прежнего удовольствия. Кармен, желая не упустить шанса, старалась быть особенно внимательной и нежной, а донья Мати, узнав о ссоре с Марией, просто не нашла слов от досады.
Какие-то невезучие у нее дети! Виктор всю жизнь мается по Марии, Хулия вообще отбилась от дома, Германа угораздило влюбиться в сумасбродную Ирис, и даже у Маркоса что-то не ладится с Перлитой.
Донья Мати так же, как и Перлита, да и все остальные, кроме Германа, не знала, что Маркое тяжело, опасно болен. Он скрывал это, чтобы не огорчать Перлиту, которая была на последнем месяце беременности. Тайком от нее Маркое лечился, что требовало и времени, и денег. В конце концов, Перлита заподозрила его в том, что он попросту бегает на свидания к другой и там же тратит чуть ли не все деньги. Маркосу в свое оправдание пришлось сказать донье Мати, что по вечерам он работает сверхурочно, поскольку квартира, которую они снимают, стоит слишком дорого.
– Боже мой, какие вы, молодые, глупые! – у доньи Мати чуть-чуть отлегло от сердца. – У нас же пустует комната, в которой жила Мария. Переселяйтесь немедленно к нам!
Донья Мати спешно занялась ремонтом комнаты, мечтая о том, как будет нянчить здесь внука или внучку. И – как беда не приходит одна, так и радости обычно следуют друг за другом: не успели еще Маркое и Перлита переехать, как в дверь отчего дома постучалась… Хулия!
Амелия, жена Пабло, догадалась, наконец, с кем изменяет ей супруг, и самым банальным образом «застукала» любовников.
Хулия призналась, что уже пятнадцать лет любит Пабло, а он все это время обещает развестись. Амелия потребовала немедленного развода, но Пабло стал умолять ее не делать этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
– Негодяй! Пойдем отсюда, Маурисио.
– Извини, Лорена… Мне кажется, ты должна помириться с мужем.
– Что ты сказал?
– Мне не на что тебя содержать. Извини. До свидания. В отчаянии Лорена бросилась к отцу, надеясь пожить какое-то время у него. Но дон Густаво был непреклонен:
– Ты сама во всем виновата. Иди к Альберто и проси у него прощения.
– Он первый мне изменил!
– Но он все-таки предпочел остаться с тобой и с Лаурой. А чем ты ответила на его желание спасти брак? Ты подумала о Лауре? Вот уже двадцать лет ты только и делаешь, что разрушаешь жизнь близких тебе людей – брата, мужа, дочери и мою.
– А твоя здесь при чем?
– Ах, Лорена, разве я могу быть счастлив, видя, как мается Хуан Карлос и все вы?!
От отца Лорена пошла к Флоренсии, но и там для нее не нашлось поддержки и приюта. Проклиная всех и вся, она поплелась обратно домой.
– Можешь остаться, но при условии, что будешь уважать этот дом и заниматься дочерью. Ты нужна ей, особенно сейчас. Но не надейся воскресить мою любовь, она умерла.
Перемирие, однако, никому облегчения не принесло. Общие обеды и ужины проходили в тягостном молчании. Каждый старался побыстрее уйти в свою комнату.
Лауре не хотелось общаться ни с подругами, ни с матерью, ни даже с отцом. Отныне только дед стал для нее отрадой – дед, который все поймет и простит. Как-то он спросил о Хосе Игнасио, и Лаура не сдержалась, рассказала все, что с нею произошло.
– Я поговорю с ним. Он к тебе вернется.
– Не делай этого, умоляю! Под нажимом мне ничего не надо. К тому же я теперь и сама не хочу его видеть.
Забегала Ивон, сыпала, как всегда, новостями, пыталась вытащить Лауру погулять, но та все чаще отказывалась, ссылаясь на недомогание, на тошноту.
– Слушай, а ты, случайно, не беременна?
Такая мысль не приходила Лауре в голову. Не дай Бог! Но отца тоже беспокоила ее странная бледность:
– Мне кажется, ты нездорова. Дай-ка я тебя осмотрю.
Преодолевая страх, Лаура отправилась в клинику, но, разумеется, не в ту, где работал отец. Анализы подтвердили ее худшие ожидания: она была беременна.
– Когда вы наконец поженитесь? – полушутя-полусерьезно приставала к подруге Рита. Слишком хорошо зная Марию и Виктора, она побаивалась, как бы эти двое, чего доброго, не поссорились из-за пустяка и опять не разбежались лет на двадцать.
«Может, со стороны и впрямь заметно, что оба они медлят, не признаваясь в этом даже себе, – думала Мария. – Это в юности легко отважиться на брак, а им, с их многолетней „одинокой свободой“, не так-то и просто». Только недавно Мария осознала, что Виктор – любимый, родной человек. Но Виктор – муж? Звучит как нечто невообразимое.
С тех пор как Мария открыто заявила о любви к Виктору, возникли и дополнительные, вовсе не предвиденные сложности: надо было разобраться в отношениях с Фернандо и Артуро. Ей хотелось бы сохранить дружбу с обоими, но пока выходило все наоборот.
Фернандо, и прежде-то не навязывавший Марии своего чувства, тоже надеялся на продолжение их дружбы. Он сам заговорил об этом, когда Мария предложила ему деньги за лечение отца и Хосе Игнасио-младшего.
– Не обижай меня, пожалуйста. Я ведь не только врач, но и друг. И останусь им всегда, как бы ни менялась твоя жизнь.
Но ему с каждым днем все труднее становилось переступать порог дома, в котором часто можно было встретить Виктора, буквально сиявшего от счастья. Фернандо признался Марии, что не может больше оставаться ее семейным врачом. Однако, помаявшись несколько дней в одиночестве, снова пришел к Марии, потому что не видеть ее оказалось для него и вовсе невозможным. Выхода из этой ситуации не было, приходилось только уповать на время.
В отличие от Фернандо, который страдал, и это было понятно, Артуро вел себя просто возмутительно. Он беспрерывно звонил, посылал цветы и подарки, сам являлся в дом незваным.
Видя в ответ лишь раздражение, переходил к откровенным угрозам:
– Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы убрать с дороги Виктора Карено. Этот бедняк и неудачник не сможет получить Марию!
«Но нельзя же отказываться от старых друзей!» – думала Мария.
А Виктор все чаще ловил себя на странном чувстве раздвоенности – между ощущением счастья, которое давала ему Мария, и боязнью, что это счастье невозможно. Чем ближе был желанный предел: соединиться с Марией в браке, тем больше мучили Виктора ревнивые сомнения. Ведь неизвестно, что ее связывало в прошлом с Фернандо и Артуро.
Однажды он увидел на столе у Марии ожерелье, которое та собиралась, но еще не успела отослать обратно Артуро. Дарственная надпись привела Виктора в бешенство: «Вечно любящий тебя Артуро д'Анхиле». Никаких объяснений Марии он не хотел слушать:
– Если ты привыкла к таким дорогим подаркам, то продолжай принимать их и дальше: я никогда не смогу подарить тебе что-нибудь подобное!
Хорошо хоть работы перед открытием магазина было предостаточно, только и ею Виктор занимался без прежнего удовольствия. Кармен, желая не упустить шанса, старалась быть особенно внимательной и нежной, а донья Мати, узнав о ссоре с Марией, просто не нашла слов от досады.
Какие-то невезучие у нее дети! Виктор всю жизнь мается по Марии, Хулия вообще отбилась от дома, Германа угораздило влюбиться в сумасбродную Ирис, и даже у Маркоса что-то не ладится с Перлитой.
Донья Мати так же, как и Перлита, да и все остальные, кроме Германа, не знала, что Маркое тяжело, опасно болен. Он скрывал это, чтобы не огорчать Перлиту, которая была на последнем месяце беременности. Тайком от нее Маркое лечился, что требовало и времени, и денег. В конце концов, Перлита заподозрила его в том, что он попросту бегает на свидания к другой и там же тратит чуть ли не все деньги. Маркосу в свое оправдание пришлось сказать донье Мати, что по вечерам он работает сверхурочно, поскольку квартира, которую они снимают, стоит слишком дорого.
– Боже мой, какие вы, молодые, глупые! – у доньи Мати чуть-чуть отлегло от сердца. – У нас же пустует комната, в которой жила Мария. Переселяйтесь немедленно к нам!
Донья Мати спешно занялась ремонтом комнаты, мечтая о том, как будет нянчить здесь внука или внучку. И – как беда не приходит одна, так и радости обычно следуют друг за другом: не успели еще Маркое и Перлита переехать, как в дверь отчего дома постучалась… Хулия!
Амелия, жена Пабло, догадалась, наконец, с кем изменяет ей супруг, и самым банальным образом «застукала» любовников.
Хулия призналась, что уже пятнадцать лет любит Пабло, а он все это время обещает развестись. Амелия потребовала немедленного развода, но Пабло стал умолять ее не делать этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174