С семьей, которую я не помню. Я чувствую себя странно в своем собственном доме, дон Густаво. Появление Лули, дочери Риты, утешило меня, я ухаживала за ней в приюте. Но мне кажется, Рите неприятно, даже когда я приближаюсь к ней.
– Ты очень чувствительна, Мария, – сказала Флоренсия. – Рита тебя любит, как сестру.
– Да, мне все так говорят. Но, вероятно, Рита любила меня в прошлом, а теперь, с появлением Лули, я вижу с ее стороны неприязнь.
– Если тебе здесь неуютно, то приходи ко мне, – предложил дон Густаво. – Ведь ты мне – как дочь. У тебя там будет все, даже полицейский пост.
– Нет, дон Густаво, спасибо. Мне надо привыкать к этому дому, к моей семье.
Едва Мария проводила дона Густаво, как к ней ворвалась рассерженная Рита.
– Я случайно услышала твой разговор с дель Вильяром, – заявила она. – Значит, ты говоришь, что для тебя в v этом доме все – чужие?! И я, и Роман, и твой сын, и внучка! Вот так благодарность за внимание к тебе, за все заботы, за любовь, наконец! Тебя никто не интересует, кроме Лули. Но Лули – моя дочь! Запомни это!
Вечером все дурное настроение Риты выплеснулось на Романа, который задержался в детском приюте, навещая Чучо. Роман очень привязался к одинокому мальчику и всячески выкраивал время для того, чтобы повидаться с ним. Сегодня, например, он подарил мальчику автоматическую железную дорогу, и они долго играли вдвоем с Чучо в машинистов. Роман не узнавал своей всегда доброжелательной жены.
– Да ты просто ревнуешь девочку к Марии! Какой абсурд! – урезонивал жену Роман.
– О, нет! Тут все не так просто, – отвечала Рита. – В Лурдес Мария постоянно видит свою собственную дочь, и это ей надо как можно скорее выбросить из головы! Я удочерила девочку, чтобы заботиться о ней. Я – мать Лули! А Мария отныне пусть и думать забудет, что Лурдес существует на свете, пусть больше не приближается к ней ни на шаг! Пусть она ищет свою дочь!..
Хосе Игнасио, как и Роман, был неприятно поражен, вернувшись домой и услышав повышенные голоса двух женщин. А когда узнал от горько плачущей матери причину ссоры, совсем приуныл. Ну и денек у него выдался!.. Накануне, заехав за Исабель, он застал там сеньора Уркису, который перестал таиться и уже набрался смелости открыто приезжать в гости.
Исабель клялась, что явился он без приглашения, и она сразу поставила его на место, попросив впредь не посылать ей цветов и не оказывать каких-либо знаков внимания. А Хосе Игнасио заподозрил, что этот Уркиса пользуется поддержкой тети Констансы: уж очень она приветливо смотрела на этого якобы незваного гостя.
Хосе Игнасио не мог знать, насколько его соперник разгневал свою покровительницу после их с Исабель ухода. Платный обожатель признался, что Исабель ему очень нравится, но, видимо, завоевать ее сердце будет нелегко, так как она явно предпочитает Хосе Игнасио.
«Что возомнил о себе этот несчастный!» – возмутилась Констанса и напомнила о договоре: пусть Уркиса не особенно-то увлекается и не надеется, что имеет право влюбиться в ее племянницу по-настоящему – деньги она ему платит совсем не за это!
Исабель и Хосе Игнасио решили почаще приглашать Марию вместе с ними погулять, развлечься, пообедать или поужинать в каком-нибудь укромном, не слишком шумном ресторанчике. А решение это им подсказал Луис. Он, часто бывая у Насарии, заметил, что в доме Лопесов не все ладно, что Мария выглядит грустной и неприкаянной.
– Мне кажется, Хосе Игнасио, – сказал рассудительный и добросердечный Луис, – тебе надо уделять побольше внимания матери, чтобы она почувствовала, что нужна и тебе, и Исабель.
Кроме матери, Хосе Игнасио также пригласил и графа, и тот, увидев нарядно одетую Марию, не мог сдержать возгласа восхищения – как она хороша! С графом согласились Исабель и Хосе Игнасио… Обед прошел и в самом деле великолепно, настроение Марии улучшилось. Конечно, заговорили о предстоящей свадьбе: Мария считала, что откладывать ее на более долгий срок не имеет смысла, но Хосе Игнасио по-прежнему настаивал на своем – только после окончания реконструкции фабрики. Что ж, смеялась Исабель, раз жених так хочет… Их чувства прочны, и месяц-другой не играет никакой роли. В качестве свадебного подарка Родриго предложил выбрать любое путешествие – он знал, что Исабель очень хотела бы поехать в Грецию. Хосе Игнасио во всем был согласен со своей невестой.
Мария понимала, как великодушен ее взрослый сын. Ему, конечно, было бы гораздо интереснее пообедать вдвоем со своей невестой. Но он видел в последние дни дурное настроение матери и стремился как-то отвлечь ее, развеселить, развеять печаль. Что уж тут говорить, настроение и в самом деле было никуда не годным, и Мария это ощущала все время. Чувствуя особое расположение к Фернандо, она однажды, в горькую минуту, даже попросила его взять ее из собственного дома. Впадая временами в отчаяние, Мария считала, что сын и внучка уже привыкли жить без нее. Единственным утешением была Лули, но теперь Марии запрещено даже подходить к ребенку. Уж если она не может делать этого, то лучше ей не видеть девочку вообще никогда…
Фернандо, как и прежде, пытался вселить в нее надежду, поднять дух.
– Где та храбрая, уверенная в себе женщина, – говорил он, – которую я знал прежде?
– Она умерла, – отвечала Мария, – когда у нее отняли дочь. Она потеряла память и не может, как прежде, противостоять жестокостям жизни.
Состояние Марии несколько улучшилось, когда детектив Сапеда сообщил ей, что во всех известных ему клиниках девочка с таким медальоном не появлялась, но зато нигде не зарегистрирована и кончина ребенка с болезнью легких именно в тот период.
«Слава Богу, – возносила молитвы Всевышнему несчастная мать. – Значит она жива!»
И все же невозможность общения с Лули угнетала Марию, резко усиливая ее депрессивное состояние.
Она несколько раз порывалась уйти из дома навсегда.
Фернандо уговорил ее не делать этого, но Мария постоянно возвращалась к мысли, что стала в собственном доме чужой. Роман отчаянно уговаривал Риту извиниться перед Марией, называл жену эгоисткой, курицей-наседкой, призывал поступить разумно, сказать, что она все свои оскорбительные слова произнесла в запале запоздалой родительской любви, разрешить Марии общаться с Лули, когда она только пожелает. И уж если кому уходить из дома, то только не Марии, а им – Рите и Роману!
А Риту словно Бог лишил разума. Она, плача, говорила, что столько лет жаждала иметь ребенка, и вот теперь ее ближайшая подруга воспринимает Лули не иначе как собственную дочь, которую потеряла, и хочет отнять ее любовь у Риты.
Занятые своими домашними проблемами, женщины почти не обращали внимания на человека по имени Памфило, которого несколько недель назад взяли для работы в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
– Ты очень чувствительна, Мария, – сказала Флоренсия. – Рита тебя любит, как сестру.
– Да, мне все так говорят. Но, вероятно, Рита любила меня в прошлом, а теперь, с появлением Лули, я вижу с ее стороны неприязнь.
– Если тебе здесь неуютно, то приходи ко мне, – предложил дон Густаво. – Ведь ты мне – как дочь. У тебя там будет все, даже полицейский пост.
– Нет, дон Густаво, спасибо. Мне надо привыкать к этому дому, к моей семье.
Едва Мария проводила дона Густаво, как к ней ворвалась рассерженная Рита.
– Я случайно услышала твой разговор с дель Вильяром, – заявила она. – Значит, ты говоришь, что для тебя в v этом доме все – чужие?! И я, и Роман, и твой сын, и внучка! Вот так благодарность за внимание к тебе, за все заботы, за любовь, наконец! Тебя никто не интересует, кроме Лули. Но Лули – моя дочь! Запомни это!
Вечером все дурное настроение Риты выплеснулось на Романа, который задержался в детском приюте, навещая Чучо. Роман очень привязался к одинокому мальчику и всячески выкраивал время для того, чтобы повидаться с ним. Сегодня, например, он подарил мальчику автоматическую железную дорогу, и они долго играли вдвоем с Чучо в машинистов. Роман не узнавал своей всегда доброжелательной жены.
– Да ты просто ревнуешь девочку к Марии! Какой абсурд! – урезонивал жену Роман.
– О, нет! Тут все не так просто, – отвечала Рита. – В Лурдес Мария постоянно видит свою собственную дочь, и это ей надо как можно скорее выбросить из головы! Я удочерила девочку, чтобы заботиться о ней. Я – мать Лули! А Мария отныне пусть и думать забудет, что Лурдес существует на свете, пусть больше не приближается к ней ни на шаг! Пусть она ищет свою дочь!..
Хосе Игнасио, как и Роман, был неприятно поражен, вернувшись домой и услышав повышенные голоса двух женщин. А когда узнал от горько плачущей матери причину ссоры, совсем приуныл. Ну и денек у него выдался!.. Накануне, заехав за Исабель, он застал там сеньора Уркису, который перестал таиться и уже набрался смелости открыто приезжать в гости.
Исабель клялась, что явился он без приглашения, и она сразу поставила его на место, попросив впредь не посылать ей цветов и не оказывать каких-либо знаков внимания. А Хосе Игнасио заподозрил, что этот Уркиса пользуется поддержкой тети Констансы: уж очень она приветливо смотрела на этого якобы незваного гостя.
Хосе Игнасио не мог знать, насколько его соперник разгневал свою покровительницу после их с Исабель ухода. Платный обожатель признался, что Исабель ему очень нравится, но, видимо, завоевать ее сердце будет нелегко, так как она явно предпочитает Хосе Игнасио.
«Что возомнил о себе этот несчастный!» – возмутилась Констанса и напомнила о договоре: пусть Уркиса не особенно-то увлекается и не надеется, что имеет право влюбиться в ее племянницу по-настоящему – деньги она ему платит совсем не за это!
Исабель и Хосе Игнасио решили почаще приглашать Марию вместе с ними погулять, развлечься, пообедать или поужинать в каком-нибудь укромном, не слишком шумном ресторанчике. А решение это им подсказал Луис. Он, часто бывая у Насарии, заметил, что в доме Лопесов не все ладно, что Мария выглядит грустной и неприкаянной.
– Мне кажется, Хосе Игнасио, – сказал рассудительный и добросердечный Луис, – тебе надо уделять побольше внимания матери, чтобы она почувствовала, что нужна и тебе, и Исабель.
Кроме матери, Хосе Игнасио также пригласил и графа, и тот, увидев нарядно одетую Марию, не мог сдержать возгласа восхищения – как она хороша! С графом согласились Исабель и Хосе Игнасио… Обед прошел и в самом деле великолепно, настроение Марии улучшилось. Конечно, заговорили о предстоящей свадьбе: Мария считала, что откладывать ее на более долгий срок не имеет смысла, но Хосе Игнасио по-прежнему настаивал на своем – только после окончания реконструкции фабрики. Что ж, смеялась Исабель, раз жених так хочет… Их чувства прочны, и месяц-другой не играет никакой роли. В качестве свадебного подарка Родриго предложил выбрать любое путешествие – он знал, что Исабель очень хотела бы поехать в Грецию. Хосе Игнасио во всем был согласен со своей невестой.
Мария понимала, как великодушен ее взрослый сын. Ему, конечно, было бы гораздо интереснее пообедать вдвоем со своей невестой. Но он видел в последние дни дурное настроение матери и стремился как-то отвлечь ее, развеселить, развеять печаль. Что уж тут говорить, настроение и в самом деле было никуда не годным, и Мария это ощущала все время. Чувствуя особое расположение к Фернандо, она однажды, в горькую минуту, даже попросила его взять ее из собственного дома. Впадая временами в отчаяние, Мария считала, что сын и внучка уже привыкли жить без нее. Единственным утешением была Лули, но теперь Марии запрещено даже подходить к ребенку. Уж если она не может делать этого, то лучше ей не видеть девочку вообще никогда…
Фернандо, как и прежде, пытался вселить в нее надежду, поднять дух.
– Где та храбрая, уверенная в себе женщина, – говорил он, – которую я знал прежде?
– Она умерла, – отвечала Мария, – когда у нее отняли дочь. Она потеряла память и не может, как прежде, противостоять жестокостям жизни.
Состояние Марии несколько улучшилось, когда детектив Сапеда сообщил ей, что во всех известных ему клиниках девочка с таким медальоном не появлялась, но зато нигде не зарегистрирована и кончина ребенка с болезнью легких именно в тот период.
«Слава Богу, – возносила молитвы Всевышнему несчастная мать. – Значит она жива!»
И все же невозможность общения с Лули угнетала Марию, резко усиливая ее депрессивное состояние.
Она несколько раз порывалась уйти из дома навсегда.
Фернандо уговорил ее не делать этого, но Мария постоянно возвращалась к мысли, что стала в собственном доме чужой. Роман отчаянно уговаривал Риту извиниться перед Марией, называл жену эгоисткой, курицей-наседкой, призывал поступить разумно, сказать, что она все свои оскорбительные слова произнесла в запале запоздалой родительской любви, разрешить Марии общаться с Лули, когда она только пожелает. И уж если кому уходить из дома, то только не Марии, а им – Рите и Роману!
А Риту словно Бог лишил разума. Она, плача, говорила, что столько лет жаждала иметь ребенка, и вот теперь ее ближайшая подруга воспринимает Лули не иначе как собственную дочь, которую потеряла, и хочет отнять ее любовь у Риты.
Занятые своими домашними проблемами, женщины почти не обращали внимания на человека по имени Памфило, которого несколько недель назад взяли для работы в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174