- Каковы плоды детского творчества? Все в порядке?
- Сама посмотри, - предложил Бобик.
- Сейчас, сейчас, - сказала мама Жак, расставляя чашки с чаем. В комнату вошла Бобикина мама.
- Ну, как дела, Бобик? - задала она не слишком оригинальный вопрос. - Как твои писанки?
- Сама посмотри, - повторил Бобик, смутно догадываясь, что ни ту, ни другую его шедевры особенно не интересуют. Он даже слегка обиделся. Тетя Веся подошла к сыну.
- О господи! - вдруг раздался ее вопль. Мама Жак выронила сразу все ложечки.
- Что случилось? - крикнула она.
- Сама посмотри, - простонала Веся.
Мама Жак подошла ближе и окаменела. Писанки Бобика, выдержанные в красивых чистых тонах, с первого взгляда казались прелестными. Со второго взгляда они вызывали неясную тревогу. Но стоило к ним хорошенько приглядеться, они открывали свою зловещую суть.
- Что это? - воскликнула мама Жак, указывая на яйцо, испещренное страшными, скрюченными червяками.
- Это? - уточнил Бобик. - Это бактерии.
- А это? - поинтересовалась Веся.
- Это? Битва под Сомосьеррой[13]. Танковая атака.
- А это? - беззвучно спросила Веся, зная, к сожалению, каков будет ответ.
- Это? - сказал Бобик. - А, это. Это Гитлер.
Прочие экземпляры - а Бобик старательно изрисовал все десять яиц наглядно продемонстрировали тете Весе, что у ее ребенка крайне односторонние интересы. Отступлением от военной тематики можно было считать лишь два изображения - бактерий и витаминов, оба чрезвычайно мрачные, и портрет мыши всего один, но зато мышка на нем вышла как живая.
- Ну как? - допытывался Бобик. - Красиво? - С некоторой грустью он отметил, что плоды его напряженных творческих усилий не нашли признания в глазах матери и тетки. Причины этого он совершенно не понимал. - Может, чересчур грустные цвета? - спросил он.
- Нет, почему же, - ответила мама, не слишком, как ему показалось, искренне. - Цвета очень даже веселенькие.
- Да, да, - поддержала ее тетя Жак. - Что-что, а цвета - просто блеск.
Бобик только собрался заметить, что все остальное тоже блеск, когда хлопнула дверь, и в комнату ворвалась Данка.
- Цеся заперлась в башне и не хочет выходить! - крикнула она.
Если она думала, что эти слова произведут впечатление на Целестинину мать, то глубоко ошибалась.
- Да? - рассеянно спросила пани Жак. - Ну-ну. Подумать только.
- Я считаю, - сказала тетя Веся, - что Бобик должен подарить эти писанки Новаковскому. Обязательно.
- Отличная идея, - обрадовалась мама Жак.
- Новаковскому? - обиделся Бобик. - Я же их делал для нас к пасхе!
- Цеся не хочет выходить! - упрямо твердила свое Данка.
- Ну и пусть, - небрежно бросила мама Жак.
- Бобик, не будь эгоистом. Новаковскому тоже нужно сделать приятное. Подари ему вон то, с Гитлером.
- С Гитлером самое лучшее! - с возмущением крикнул Бобик.
- Именно поэтому ты должен отдать его другу, - объяснила сыну Веся. Ничто так не укрепляет нас в сознании собственного благородства, как собственное благородство. Ирена, ты не считаешь, что я сказала нечто очень умное?
- Она сказала, что не выйдет оттуда до самой смерти! - умоляюще вскричала Данка. - Спасите ее!
- Кого спасать? - удивилась мама Жак.
5
В это время Целестина находилась на кухне, где преспокойно запасалась продовольствием на первый период затворничества. Она уложила в корзинку сковороду, десяток яиц, целую буханку хлеба, несколько луковиц, баночку топленого сала, соль, сахар и чай, кусок эдамского сыра, килограмм яблок и банку соленых огурцов. Потом отнесла все это в башню и снова спустилась, дабы основательно помыться в ванной. Еще она прихватила наверх будильник, чтобы беспрепятственно пользоваться ванной, вставать теперь придется в четыре утра, когда все в доме крепко спят.
Напевая себе под нос, Цеся взяла плед и подушку с родительского дивана и несколько новых книжек, которые до сих пор у нее не было времени прочитать. Проходя на цыпочках мимо большой комнаты, она услыхала диалог мамы с Данкой и сочла, что пока все идет, как задумано.
Настроение у Цеси сделалось преотличное. "Правда, ничего лучше нельзя было придумать", - сказала она себе, поравнявшись с Кристининой комнатой, откуда доносились яростные вопли голодного младенца..
Поднявшись на башню, она тщательно заперла дверь изнутри. О господи, до чего здорово. Каникулы! Настоящие каникулы!
Конец вечному мытью кастрюль, хождению за покупками, кормлению Иренки и прогулкам с колясочкой. Конец ночному приготовлению отвара из трав. Пусть кто-нибудь другой печет куличи на пасху. А что касается Данки - еще видно будет, чья возьмет.
Поставив пластинку и грызя яблоко, Цеся удобно устроилась на матрасе. Укрылась пледом, подложила под голову подушку и раскрыла "Лекции Фейнмана по физике".
6
Спустя два дня Цеся все еще сидела в башне. Она не Данка, которая выдержала всего одну ночь. О нет. Цеся подошла к вопросу методически. Она признала правильным Данкин принцип уклоняться от каких бы то ни было разговоров. Гораздо более сильнодействующими, чем словесные перепалки, ей представлялись записки с короткими сообщениями и угрозами, заканчивающимися множеством восклицательных знаков. В этих записках Цеся каждый раз находила способ уведомить мир, что заперлась в башне из-за Данкиного лентяйства и не выйдет, покуда та твердо не пообещает, что после каникул не получит больше ни одной двойки.
- Я бы этого всерьез не принимал, - горячась, высказал свое мнение дедушка к исходу второго дня. - Посидит, того-этого, и выйдет.
- Вы все плохо знаете Цесю, - мрачно сказал отец. - Не питаю иллюзий. Моя кровь.
- Она всегда была настойчивая и упрямая, - заметила мама.
- Естественно - вся в меня.
Данка сидела повесив нос. С тех пор как Целестина замкнулась в своей одинокой обители, Данка, мучимая угрызениями совести, почти не выходила из квартиры Жаков. В данный момент она комкала в рук записку от Целестины со свежими новостями.
- Она пишет, что ей стыдно идти в школу. Из-за меня. Он не может смотреть в глаза Дмухавецу и поэтому уже никогда не спустится с башни.
- Нет, но когда-нибудь она же должна выйти! - воскликнул Веся.
- Как бы это не оказалось слишком поздно, - прошептала Данка. - Так не мудрено и на второй год остаться.
- Но ведь в этой пустоте и одиночестве с ума можно сойти, - сказала тетя Веся взволнованно. В ее голосе чувствовались слезы.
Мама потребовала немедленно что-нибудь предпринять, пока ее ребенок не простудился там насмерть.
- Нельзя посягать на ее независимость, - сказал отец тоном великого стратега. - Мы только ее толкнем на более решительные поступки, вот и все. Поверьте мне, я свою дочь знаю. Моя кровь.
- Я могу предложить один способ... - медленно проговорила мама. При этом она устремила на Данку вдохновенный и внимательный взор льва, вынашивающего планы относительно газели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
- Сама посмотри, - предложил Бобик.
- Сейчас, сейчас, - сказала мама Жак, расставляя чашки с чаем. В комнату вошла Бобикина мама.
- Ну, как дела, Бобик? - задала она не слишком оригинальный вопрос. - Как твои писанки?
- Сама посмотри, - повторил Бобик, смутно догадываясь, что ни ту, ни другую его шедевры особенно не интересуют. Он даже слегка обиделся. Тетя Веся подошла к сыну.
- О господи! - вдруг раздался ее вопль. Мама Жак выронила сразу все ложечки.
- Что случилось? - крикнула она.
- Сама посмотри, - простонала Веся.
Мама Жак подошла ближе и окаменела. Писанки Бобика, выдержанные в красивых чистых тонах, с первого взгляда казались прелестными. Со второго взгляда они вызывали неясную тревогу. Но стоило к ним хорошенько приглядеться, они открывали свою зловещую суть.
- Что это? - воскликнула мама Жак, указывая на яйцо, испещренное страшными, скрюченными червяками.
- Это? - уточнил Бобик. - Это бактерии.
- А это? - поинтересовалась Веся.
- Это? Битва под Сомосьеррой[13]. Танковая атака.
- А это? - беззвучно спросила Веся, зная, к сожалению, каков будет ответ.
- Это? - сказал Бобик. - А, это. Это Гитлер.
Прочие экземпляры - а Бобик старательно изрисовал все десять яиц наглядно продемонстрировали тете Весе, что у ее ребенка крайне односторонние интересы. Отступлением от военной тематики можно было считать лишь два изображения - бактерий и витаминов, оба чрезвычайно мрачные, и портрет мыши всего один, но зато мышка на нем вышла как живая.
- Ну как? - допытывался Бобик. - Красиво? - С некоторой грустью он отметил, что плоды его напряженных творческих усилий не нашли признания в глазах матери и тетки. Причины этого он совершенно не понимал. - Может, чересчур грустные цвета? - спросил он.
- Нет, почему же, - ответила мама, не слишком, как ему показалось, искренне. - Цвета очень даже веселенькие.
- Да, да, - поддержала ее тетя Жак. - Что-что, а цвета - просто блеск.
Бобик только собрался заметить, что все остальное тоже блеск, когда хлопнула дверь, и в комнату ворвалась Данка.
- Цеся заперлась в башне и не хочет выходить! - крикнула она.
Если она думала, что эти слова произведут впечатление на Целестинину мать, то глубоко ошибалась.
- Да? - рассеянно спросила пани Жак. - Ну-ну. Подумать только.
- Я считаю, - сказала тетя Веся, - что Бобик должен подарить эти писанки Новаковскому. Обязательно.
- Отличная идея, - обрадовалась мама Жак.
- Новаковскому? - обиделся Бобик. - Я же их делал для нас к пасхе!
- Цеся не хочет выходить! - упрямо твердила свое Данка.
- Ну и пусть, - небрежно бросила мама Жак.
- Бобик, не будь эгоистом. Новаковскому тоже нужно сделать приятное. Подари ему вон то, с Гитлером.
- С Гитлером самое лучшее! - с возмущением крикнул Бобик.
- Именно поэтому ты должен отдать его другу, - объяснила сыну Веся. Ничто так не укрепляет нас в сознании собственного благородства, как собственное благородство. Ирена, ты не считаешь, что я сказала нечто очень умное?
- Она сказала, что не выйдет оттуда до самой смерти! - умоляюще вскричала Данка. - Спасите ее!
- Кого спасать? - удивилась мама Жак.
5
В это время Целестина находилась на кухне, где преспокойно запасалась продовольствием на первый период затворничества. Она уложила в корзинку сковороду, десяток яиц, целую буханку хлеба, несколько луковиц, баночку топленого сала, соль, сахар и чай, кусок эдамского сыра, килограмм яблок и банку соленых огурцов. Потом отнесла все это в башню и снова спустилась, дабы основательно помыться в ванной. Еще она прихватила наверх будильник, чтобы беспрепятственно пользоваться ванной, вставать теперь придется в четыре утра, когда все в доме крепко спят.
Напевая себе под нос, Цеся взяла плед и подушку с родительского дивана и несколько новых книжек, которые до сих пор у нее не было времени прочитать. Проходя на цыпочках мимо большой комнаты, она услыхала диалог мамы с Данкой и сочла, что пока все идет, как задумано.
Настроение у Цеси сделалось преотличное. "Правда, ничего лучше нельзя было придумать", - сказала она себе, поравнявшись с Кристининой комнатой, откуда доносились яростные вопли голодного младенца..
Поднявшись на башню, она тщательно заперла дверь изнутри. О господи, до чего здорово. Каникулы! Настоящие каникулы!
Конец вечному мытью кастрюль, хождению за покупками, кормлению Иренки и прогулкам с колясочкой. Конец ночному приготовлению отвара из трав. Пусть кто-нибудь другой печет куличи на пасху. А что касается Данки - еще видно будет, чья возьмет.
Поставив пластинку и грызя яблоко, Цеся удобно устроилась на матрасе. Укрылась пледом, подложила под голову подушку и раскрыла "Лекции Фейнмана по физике".
6
Спустя два дня Цеся все еще сидела в башне. Она не Данка, которая выдержала всего одну ночь. О нет. Цеся подошла к вопросу методически. Она признала правильным Данкин принцип уклоняться от каких бы то ни было разговоров. Гораздо более сильнодействующими, чем словесные перепалки, ей представлялись записки с короткими сообщениями и угрозами, заканчивающимися множеством восклицательных знаков. В этих записках Цеся каждый раз находила способ уведомить мир, что заперлась в башне из-за Данкиного лентяйства и не выйдет, покуда та твердо не пообещает, что после каникул не получит больше ни одной двойки.
- Я бы этого всерьез не принимал, - горячась, высказал свое мнение дедушка к исходу второго дня. - Посидит, того-этого, и выйдет.
- Вы все плохо знаете Цесю, - мрачно сказал отец. - Не питаю иллюзий. Моя кровь.
- Она всегда была настойчивая и упрямая, - заметила мама.
- Естественно - вся в меня.
Данка сидела повесив нос. С тех пор как Целестина замкнулась в своей одинокой обители, Данка, мучимая угрызениями совести, почти не выходила из квартиры Жаков. В данный момент она комкала в рук записку от Целестины со свежими новостями.
- Она пишет, что ей стыдно идти в школу. Из-за меня. Он не может смотреть в глаза Дмухавецу и поэтому уже никогда не спустится с башни.
- Нет, но когда-нибудь она же должна выйти! - воскликнул Веся.
- Как бы это не оказалось слишком поздно, - прошептала Данка. - Так не мудрено и на второй год остаться.
- Но ведь в этой пустоте и одиночестве с ума можно сойти, - сказала тетя Веся взволнованно. В ее голосе чувствовались слезы.
Мама потребовала немедленно что-нибудь предпринять, пока ее ребенок не простудился там насмерть.
- Нельзя посягать на ее независимость, - сказал отец тоном великого стратега. - Мы только ее толкнем на более решительные поступки, вот и все. Поверьте мне, я свою дочь знаю. Моя кровь.
- Я могу предложить один способ... - медленно проговорила мама. При этом она устремила на Данку вдохновенный и внимательный взор льва, вынашивающего планы относительно газели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50