За три дня до приема они заново побелили высокую оштукатуренную стену, со всех сторон окружавшую дом вице-президента, и при этом тщательно следили за тем, чтобы куски побелки не падали на траву. Продумана была каждая деталь: хрустальные солонки, лимонный мусс, американское виски. Танцев не предусматривалось, оркестра тоже. Музыкальным сопровождением должно было стать выступление Роксаны Косс и ее аккомпаниатора – светловолосого мужчины лет тридцати, шведа или норвежца, с длинными тонкими пальцами.
* * *
За два часа до начала приема в честь дня рождения господина Осокавы президент Масуда, сын японских эмигрантов, прислал письмо, с сожалением извещая устроителей о том, что неотложные дела, отменить которые не в его власти, не позволяют ему присутствовать на вечернем мероприятии.
Позже, когда вечер обернулся несчастьем, по этому поводу начались разные спекуляции. Может быть, президенту просто повезло? Или то была воля божья? А может, он получил предупреждение, и здесь имел место тайный сговор? К сожалению, такое здесь случалось довольно часто, можно сказать – сплошь и рядом. Вечер должен был начаться в восемь часов и закончиться за полночь. Любимая мыльная опера президента начиналась в девять. Среди членов президентского кабинета и его советников существовала негласная договоренность, что в государственных делах наступает часовой перерыв с двух часов дня в понедельник, среду, четверг и пятницу и во вторник с девяти вечера. В этом году день рождения господина Осокавы пришелся на вторник. С этим ничего нельзя было поделать. Почему-то никто не додумался перенести прием на десять вечера или, наоборот, на более ранний срок, чтобы к восьми тридцати мероприятие уже закончилось и у президента осталось время вернуться домой и спокойно включить телевизор. Конечно, передачу можно записать, но президент ненавидел видеозаписи. Хватит и того, что ему приходилось довольствоваться ими в командировках! От своего окружения он требовал только одного: чтобы названные часы у него оставались безусловно свободными. Споры вокруг злосчастного дня рождения господина Осокавы длились несколько дней. После долгих уговоров президент наконец смягчился и пообещал прийти. Но вот наступил день приема, и он – по всем понятной, хотя и не высказанной вслух причине – решительно и бесповоротно отказался.
Хотя необязательность президента Масуды по отношению к собственным обещаниям была хорошо известна узкому кругу приближенных к нему лиц, но каким-то непостижимым образом она осталась совершенно скрытой для прессы и для народа. Вся страна была помешана на мыльных операх, и хотя беззаветная преданность президента своему телевизору и была чревата всякими неприятными политическими коллизиями, кабинет с удовольствием ее смаковал, имея бесценного агента в лице несдержанной на язык госпожи Масуда. Но даже члены правительства, которые сами были не раз замечены за просмотром тех же самых телесериалов, не могли спокойно смотреть на такую одержимость, угнездившуюся в самом сердце государства. В свете вышесказанного многие работающие с президентом и присутствующие на приеме в честь господина Осокавы восприняли его отсутствие хотя и с разочарованием, но без особого удивления. И когда другие гости спрашивали: «Может быть, с президентом случилось что-то непредвиденное?» или «Здоров ли президент Масуда?» – они отвечали значительно и конфиденциально:
– Дела в Израиле.
– В Израиле! – шептали пораженные гости. Они даже вообразить себе не могли, что президент Масуда может быть задействован в переговорах по делам Израиля.
Таким образом, почти две сотни гостей разделились на тех, кто знал, где находится президент Масуда, и на тех, кто этого не знал, и так продолжалось до тех пор, пока обе стороны напрочь не забыли о существовании президента. Господин Осокава вообще едва заметил его отсутствие. Он не придавал никакого значения своей предполагаемой встрече с президентом. Что может значить президент на вечере, где должна выступать Роксана Косс?
В отсутствие президента роль хозяина торжества вынужден был взять на себя вице-президент Рубен Иглесиас. Вообразить подобную ситуацию заранее не составляло особого труда. Прием устраивался в его доме. Между коктейлем и закуской, между обедом и сладостным пением его мысли неизменно возвращались к президенту. Иглесиас легко представил себе, что тот делает в данный момент, ведь он видел это тысячи раз. Вот он сидит в темноте на краю кровати в роскошных апартаментах президентского дворца, скомканный пиджак заброшен на ручку кресла, ладони обеих рук сжаты между колен. Он смотрит маленький телевизор, стоящий на туалетном столике, в то время как его жена расположилась этажом ниже перед громадным экраном. Красивая девушка, привязанная к стулу, отражается в его очках. Она усиленно вертится, грудь ее колышется, и вот наконец веревки ослабевают, и она освобождает одну руку. Президент Масуда облегченно откидывается назад и беззвучно хлопает в ладоши. И подумать только: его едва не заставили пропустить такое зрелище после целой недели ожидания! Девушка на экране быстро оглядывает комнату, затем наклоняется вперед и развязывает стягивающую ее ноги веревку. Она свободна!
Но тут картина освобождения Марии, возникшая перед мысленным взором Рубена Иглесиаса, улетучилась, и он внезапно заметил свет, который снова зажегся в его гостиной. Машинально он отметил, что на одном из столов перегорела лампочка, как вдруг в комнату из всех окон и дверей повалили какие-то мужчины. Вице-президент вертел головой во все стороны, и ему казалось, что стены сошли со своих мест, стремительно надвигаются на него и пронзительно кричат. Тяжелые башмаки и ружейные дула заполонили все внутреннее пространство дома. Казалось, им не будет конца. Гости на мгновение сбились в кучу посреди комнаты, затем как по команде бросились врассыпную в животной панике. Дом словно превратился в терпящий бедствие корабль, сперва поднятый на гребень волны, а потом тут же брошенный в кипящую штормовую бездну. Столовое серебро полетело в воздух, вазы с дребезгом разбивались о стены. Люди скользили, падали, бежали, но все это продолжалось лишь одно мгновение – до тех пор, пока их глаза не привыкли к свету и они не увидели полную бесполезность своих усилий.
Теперь стало понятно, кто всем этим руководит: пожилые мужчины, выкрикивающие приказания. Друг с другом они не разговаривали, и первое время гости различали их не по именам, а по наиболее заметным признакам. Бенхамин: на лице красный мясистый лишай. Альфредо: усы, на левой руке отсутствуют два пальца. Гектор: очки в золотой оправе без одной дужки. С командирами прибыло около пятнадцати бойцов в возрасте от четырнадцати до двадцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
* * *
За два часа до начала приема в честь дня рождения господина Осокавы президент Масуда, сын японских эмигрантов, прислал письмо, с сожалением извещая устроителей о том, что неотложные дела, отменить которые не в его власти, не позволяют ему присутствовать на вечернем мероприятии.
Позже, когда вечер обернулся несчастьем, по этому поводу начались разные спекуляции. Может быть, президенту просто повезло? Или то была воля божья? А может, он получил предупреждение, и здесь имел место тайный сговор? К сожалению, такое здесь случалось довольно часто, можно сказать – сплошь и рядом. Вечер должен был начаться в восемь часов и закончиться за полночь. Любимая мыльная опера президента начиналась в девять. Среди членов президентского кабинета и его советников существовала негласная договоренность, что в государственных делах наступает часовой перерыв с двух часов дня в понедельник, среду, четверг и пятницу и во вторник с девяти вечера. В этом году день рождения господина Осокавы пришелся на вторник. С этим ничего нельзя было поделать. Почему-то никто не додумался перенести прием на десять вечера или, наоборот, на более ранний срок, чтобы к восьми тридцати мероприятие уже закончилось и у президента осталось время вернуться домой и спокойно включить телевизор. Конечно, передачу можно записать, но президент ненавидел видеозаписи. Хватит и того, что ему приходилось довольствоваться ими в командировках! От своего окружения он требовал только одного: чтобы названные часы у него оставались безусловно свободными. Споры вокруг злосчастного дня рождения господина Осокавы длились несколько дней. После долгих уговоров президент наконец смягчился и пообещал прийти. Но вот наступил день приема, и он – по всем понятной, хотя и не высказанной вслух причине – решительно и бесповоротно отказался.
Хотя необязательность президента Масуды по отношению к собственным обещаниям была хорошо известна узкому кругу приближенных к нему лиц, но каким-то непостижимым образом она осталась совершенно скрытой для прессы и для народа. Вся страна была помешана на мыльных операх, и хотя беззаветная преданность президента своему телевизору и была чревата всякими неприятными политическими коллизиями, кабинет с удовольствием ее смаковал, имея бесценного агента в лице несдержанной на язык госпожи Масуда. Но даже члены правительства, которые сами были не раз замечены за просмотром тех же самых телесериалов, не могли спокойно смотреть на такую одержимость, угнездившуюся в самом сердце государства. В свете вышесказанного многие работающие с президентом и присутствующие на приеме в честь господина Осокавы восприняли его отсутствие хотя и с разочарованием, но без особого удивления. И когда другие гости спрашивали: «Может быть, с президентом случилось что-то непредвиденное?» или «Здоров ли президент Масуда?» – они отвечали значительно и конфиденциально:
– Дела в Израиле.
– В Израиле! – шептали пораженные гости. Они даже вообразить себе не могли, что президент Масуда может быть задействован в переговорах по делам Израиля.
Таким образом, почти две сотни гостей разделились на тех, кто знал, где находится президент Масуда, и на тех, кто этого не знал, и так продолжалось до тех пор, пока обе стороны напрочь не забыли о существовании президента. Господин Осокава вообще едва заметил его отсутствие. Он не придавал никакого значения своей предполагаемой встрече с президентом. Что может значить президент на вечере, где должна выступать Роксана Косс?
В отсутствие президента роль хозяина торжества вынужден был взять на себя вице-президент Рубен Иглесиас. Вообразить подобную ситуацию заранее не составляло особого труда. Прием устраивался в его доме. Между коктейлем и закуской, между обедом и сладостным пением его мысли неизменно возвращались к президенту. Иглесиас легко представил себе, что тот делает в данный момент, ведь он видел это тысячи раз. Вот он сидит в темноте на краю кровати в роскошных апартаментах президентского дворца, скомканный пиджак заброшен на ручку кресла, ладони обеих рук сжаты между колен. Он смотрит маленький телевизор, стоящий на туалетном столике, в то время как его жена расположилась этажом ниже перед громадным экраном. Красивая девушка, привязанная к стулу, отражается в его очках. Она усиленно вертится, грудь ее колышется, и вот наконец веревки ослабевают, и она освобождает одну руку. Президент Масуда облегченно откидывается назад и беззвучно хлопает в ладоши. И подумать только: его едва не заставили пропустить такое зрелище после целой недели ожидания! Девушка на экране быстро оглядывает комнату, затем наклоняется вперед и развязывает стягивающую ее ноги веревку. Она свободна!
Но тут картина освобождения Марии, возникшая перед мысленным взором Рубена Иглесиаса, улетучилась, и он внезапно заметил свет, который снова зажегся в его гостиной. Машинально он отметил, что на одном из столов перегорела лампочка, как вдруг в комнату из всех окон и дверей повалили какие-то мужчины. Вице-президент вертел головой во все стороны, и ему казалось, что стены сошли со своих мест, стремительно надвигаются на него и пронзительно кричат. Тяжелые башмаки и ружейные дула заполонили все внутреннее пространство дома. Казалось, им не будет конца. Гости на мгновение сбились в кучу посреди комнаты, затем как по команде бросились врассыпную в животной панике. Дом словно превратился в терпящий бедствие корабль, сперва поднятый на гребень волны, а потом тут же брошенный в кипящую штормовую бездну. Столовое серебро полетело в воздух, вазы с дребезгом разбивались о стены. Люди скользили, падали, бежали, но все это продолжалось лишь одно мгновение – до тех пор, пока их глаза не привыкли к свету и они не увидели полную бесполезность своих усилий.
Теперь стало понятно, кто всем этим руководит: пожилые мужчины, выкрикивающие приказания. Друг с другом они не разговаривали, и первое время гости различали их не по именам, а по наиболее заметным признакам. Бенхамин: на лице красный мясистый лишай. Альфредо: усы, на левой руке отсутствуют два пальца. Гектор: очки в золотой оправе без одной дужки. С командирами прибыло около пятнадцати бойцов в возрасте от четырнадцати до двадцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99