Второй же, полный экземпляр долгое время хранился в библиотеке лексикографа. Дальнейшая судьба рукописи не выяснена.". И в сноске: "К сожалению, документального подтверждения этих сведений у меня нет. Основываюсь на устном свидетельстве С. Флешера".
Кто такой этот С. Флешер? Бретонец или немец? И откуда ему известны подробности? Причина, по которой прислуга уничтожила поврежденную рукопись, сперва заинтриговала меня, но я вспомнила письмо Ле Пеллетье,: рукопись, извлеченная из отхожего места, распространяла нестерпимое зловоние. Возможно, какая-нибудь добросовестная служанка долго искала источник дурного запаха. Потом, наконец, отыскала, ужаснулась и, морща нос, ухватила "эту пакость" каминными щипцами, да и швырнула в печку. Не знаю, что сотворил с ней за это преподобный лексикограф. Вряд ли предал анафеме, скорее рассчитал ее на месте.
Но я, кажется, снова фантазирую. Как ни крути, а искомый мною экземпляр оказывался единственным в мире и совершенно неповторимым. И отказаться от его поисков было просто невозможно.
Тут не к месту я вспомнила о своей детской и оттого слегка дурацкой мечте. Мне очень хотелось стать великим ученым. Тогда еще у науки был вполне осязаемый престиж, но для меня не это было главным. Я мечтала совершить Открытие. Не просто маленькое какое-нибудь открытие, о котором никто и не узнает, а такое, с большой буквы О, о котором загудит весь мир. Вот сделаю я свое Открытие, и меня покажут по телевизору, обо мне напишут на первых страницах всех газет, включая "Правду". Я уже видела заголовки: "Открытие Маргариты Сергеевны Надежкиной стало революционным!" или еще что-нибудь в таком роде. Естественно, за мое Открытие мне полагались сразу и Ленинская и Нобелевская премии, которые я сразу же перечислила бы в Фонд Мира (нас же учили быть бескорыстными!). Единственное, что мне слегка мешало в моих мечтах – это какая-то несерьезность и легкомысленность собственной фамилии. Вот если бы я была Надеждиной, то звучало и смотрелось бы красиво. А Надежкина… Я даже думала, не сменить ли мне фамилию, но как была Надежкиной, так и осталась. Может быть, потому и открытия мои были маленькими и несерьезными. Я не стала первооткрывателем неизвестных науке племен, не жила месяцами в джунглях Амазонии или на худой конец в индейских резервациях Америки… Так, почитывала книжечки, пописывала статеечки, защитила диссертацию по обрядам гостеприимства у европейских народов, да и все. Но как я завидовала тем, кто действительно отважился на что-то эдакое, чего раньше никто никогда не делал, или находил то, что никому еще не удавалось найти! И вот в кои-то веки мне предоставляется возможность стать первооткрывателем, а я должна слушаться Володю и оставить поиски единственного на земле экземпляра бретонской Библии? Только потому, что какие-то торговцы раритетами тоже ищут его и не остановятся ни перед чем ради того, чтобы этой книги так и не коснулась рука ученого?! Я никогда не была решительной, но всегда была упрямой. И видимо, одного полета в лужу было недостаточно для того, чтобы отбить у меня охоту совершить то самое Открытие!
Мои размышлению были прерваны слишком громким для библиотеки разговором двух девиц:
– Ой, а ты к Колбаскину на вечеринку идешь? – проговорила одна, манерно растягивая слоги.
– Ой, Дашечка, ну ты странная какая! – так же жеманно ответила вторая, – Ну конечно иду. Он мне сам позвонил и пригласил, между прочим!
– Ах, так? – пронзительно взвизгнула первая, – Он, значит, тебе теперь звонит? А меня, значит, в игнор посылает? – ее голос постепенно становился похож на скрип несмазанной двери.
– Ну почему же сразу в игнор-то, Господи! – всплеснула руками Дашечка, – Он мне сказал: "И Наташе обязательно передай, что я вас обеих жду" Понятно тебе, дурында? О-бе-их!
– Ну конечно, но только звонил-то он тебе, а меня значит просто за компанию, как бедную родственницу, так что ли?
Как ни была я занята моими Фишером и Флешером, а знакомую фамилию все же уловила. Нехорошо, конечно, подслушивать, но девицы, казалось, сами вовсю старались, чтобы окружающие против своего желания уловили их разговор.
– Ну вот, какая ты ду-у-у-урочка, Наташа! – пропела Дашечка, – А ведь в прошлый раз он тебе звонил и меня через тебя приглашал, а я же ничего не сказала! А ты обижаешься, прямо губки надула!
– Да я не обижаюсь! – оскорблено запищала та, которую звали Наташей.
Юноша, сидевший впереди нее, недовольно обернулся и выразил взглядом все то, что пока еще не решался сказать. Девушки хихикнули и перешли на настоящий шепот. Теперь до меня долетали только обрывки фраз: "…а еще там Настя будет… Хи-хи-хи!.. Может споют… Как что? У него бретонский вечер, ты что дурочка?… А он мне знаешь что сказал?…" Через какое-то время я снова стала рассеянно пролистывать "Переводы Библии на малые языки Европы", как вдруг из трескотни шерочки с машерочкой выскочила фраза: " А еще он собрался там что-то по-бретонски читать, представляешь? У него там Библия…"
Я ослышалась? Так бывает, когда закапываешься в какую-то тему и слышишь везде только то, что хочешь узнать… Я снова прислушалась к их шепотов, но кроме "Хи-хи, ду-у-урочка!" так ничего и не услышала. Как быть? Подойти и спросить их про Колбаскина? Уточнить, не ослышалась ли я? Но это будет выглядеть ужасно глупо: подходит к ним незнакомая женщина и спрашивает: "Девушки, а не тот ли это Мишка Кобаскин, который с Димочкой дружит? Здрасьте, я ваша тетя Рита! " Но оставить все как есть? А вдруг они и в самом деле говорили про ту самую Библию? Нет, наверное, все же нет… А может быть речь идет о бесстыдно похищенной Рыжиком Библии? Кто знает, а вдруг этот самый Рыжик и загадочный Кобаскин – лучшие друзья? А может, это вообще одно и то же лицо…Тогда Колбаскина тоже надо опасаться.
Кстати, при таком раскладе все выглядело вполне стройно и логично: кельтанутым тусовщикам нужна была бретонская Библия для каких-то их неведомых целей, и, возможно, в отличие от питерских охотников за раритетами им совершенно не требовалась "моя" старинная рукопись. Но как сформулировать вопрос девушкам? Как заговорить с этой эксцентричной парочкой? Как всегда, поставив перед собой проблему, я атаковала собственную персону массой дополнительных вопросов, и теряла время зря. И снова – хотела как лучше, а получилось как всегда! Девицы встали из-за стола и удалились, не переставая щебетать, а я так и осталась при своем бретонском интересе. Оставалось лишь переключиться на мысли о том, кто же такой этот С. Флешер и каким образом ему стали известны подробности судьбы искомого манускрипта.
– 39 -
Домой я шла, уже не обращая внимания на красоты остатков старой Москвы. Мне начинало казаться, что я медленно, но бесповоротно схожу с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Кто такой этот С. Флешер? Бретонец или немец? И откуда ему известны подробности? Причина, по которой прислуга уничтожила поврежденную рукопись, сперва заинтриговала меня, но я вспомнила письмо Ле Пеллетье,: рукопись, извлеченная из отхожего места, распространяла нестерпимое зловоние. Возможно, какая-нибудь добросовестная служанка долго искала источник дурного запаха. Потом, наконец, отыскала, ужаснулась и, морща нос, ухватила "эту пакость" каминными щипцами, да и швырнула в печку. Не знаю, что сотворил с ней за это преподобный лексикограф. Вряд ли предал анафеме, скорее рассчитал ее на месте.
Но я, кажется, снова фантазирую. Как ни крути, а искомый мною экземпляр оказывался единственным в мире и совершенно неповторимым. И отказаться от его поисков было просто невозможно.
Тут не к месту я вспомнила о своей детской и оттого слегка дурацкой мечте. Мне очень хотелось стать великим ученым. Тогда еще у науки был вполне осязаемый престиж, но для меня не это было главным. Я мечтала совершить Открытие. Не просто маленькое какое-нибудь открытие, о котором никто и не узнает, а такое, с большой буквы О, о котором загудит весь мир. Вот сделаю я свое Открытие, и меня покажут по телевизору, обо мне напишут на первых страницах всех газет, включая "Правду". Я уже видела заголовки: "Открытие Маргариты Сергеевны Надежкиной стало революционным!" или еще что-нибудь в таком роде. Естественно, за мое Открытие мне полагались сразу и Ленинская и Нобелевская премии, которые я сразу же перечислила бы в Фонд Мира (нас же учили быть бескорыстными!). Единственное, что мне слегка мешало в моих мечтах – это какая-то несерьезность и легкомысленность собственной фамилии. Вот если бы я была Надеждиной, то звучало и смотрелось бы красиво. А Надежкина… Я даже думала, не сменить ли мне фамилию, но как была Надежкиной, так и осталась. Может быть, потому и открытия мои были маленькими и несерьезными. Я не стала первооткрывателем неизвестных науке племен, не жила месяцами в джунглях Амазонии или на худой конец в индейских резервациях Америки… Так, почитывала книжечки, пописывала статеечки, защитила диссертацию по обрядам гостеприимства у европейских народов, да и все. Но как я завидовала тем, кто действительно отважился на что-то эдакое, чего раньше никто никогда не делал, или находил то, что никому еще не удавалось найти! И вот в кои-то веки мне предоставляется возможность стать первооткрывателем, а я должна слушаться Володю и оставить поиски единственного на земле экземпляра бретонской Библии? Только потому, что какие-то торговцы раритетами тоже ищут его и не остановятся ни перед чем ради того, чтобы этой книги так и не коснулась рука ученого?! Я никогда не была решительной, но всегда была упрямой. И видимо, одного полета в лужу было недостаточно для того, чтобы отбить у меня охоту совершить то самое Открытие!
Мои размышлению были прерваны слишком громким для библиотеки разговором двух девиц:
– Ой, а ты к Колбаскину на вечеринку идешь? – проговорила одна, манерно растягивая слоги.
– Ой, Дашечка, ну ты странная какая! – так же жеманно ответила вторая, – Ну конечно иду. Он мне сам позвонил и пригласил, между прочим!
– Ах, так? – пронзительно взвизгнула первая, – Он, значит, тебе теперь звонит? А меня, значит, в игнор посылает? – ее голос постепенно становился похож на скрип несмазанной двери.
– Ну почему же сразу в игнор-то, Господи! – всплеснула руками Дашечка, – Он мне сказал: "И Наташе обязательно передай, что я вас обеих жду" Понятно тебе, дурында? О-бе-их!
– Ну конечно, но только звонил-то он тебе, а меня значит просто за компанию, как бедную родственницу, так что ли?
Как ни была я занята моими Фишером и Флешером, а знакомую фамилию все же уловила. Нехорошо, конечно, подслушивать, но девицы, казалось, сами вовсю старались, чтобы окружающие против своего желания уловили их разговор.
– Ну вот, какая ты ду-у-у-урочка, Наташа! – пропела Дашечка, – А ведь в прошлый раз он тебе звонил и меня через тебя приглашал, а я же ничего не сказала! А ты обижаешься, прямо губки надула!
– Да я не обижаюсь! – оскорблено запищала та, которую звали Наташей.
Юноша, сидевший впереди нее, недовольно обернулся и выразил взглядом все то, что пока еще не решался сказать. Девушки хихикнули и перешли на настоящий шепот. Теперь до меня долетали только обрывки фраз: "…а еще там Настя будет… Хи-хи-хи!.. Может споют… Как что? У него бретонский вечер, ты что дурочка?… А он мне знаешь что сказал?…" Через какое-то время я снова стала рассеянно пролистывать "Переводы Библии на малые языки Европы", как вдруг из трескотни шерочки с машерочкой выскочила фраза: " А еще он собрался там что-то по-бретонски читать, представляешь? У него там Библия…"
Я ослышалась? Так бывает, когда закапываешься в какую-то тему и слышишь везде только то, что хочешь узнать… Я снова прислушалась к их шепотов, но кроме "Хи-хи, ду-у-урочка!" так ничего и не услышала. Как быть? Подойти и спросить их про Колбаскина? Уточнить, не ослышалась ли я? Но это будет выглядеть ужасно глупо: подходит к ним незнакомая женщина и спрашивает: "Девушки, а не тот ли это Мишка Кобаскин, который с Димочкой дружит? Здрасьте, я ваша тетя Рита! " Но оставить все как есть? А вдруг они и в самом деле говорили про ту самую Библию? Нет, наверное, все же нет… А может быть речь идет о бесстыдно похищенной Рыжиком Библии? Кто знает, а вдруг этот самый Рыжик и загадочный Кобаскин – лучшие друзья? А может, это вообще одно и то же лицо…Тогда Колбаскина тоже надо опасаться.
Кстати, при таком раскладе все выглядело вполне стройно и логично: кельтанутым тусовщикам нужна была бретонская Библия для каких-то их неведомых целей, и, возможно, в отличие от питерских охотников за раритетами им совершенно не требовалась "моя" старинная рукопись. Но как сформулировать вопрос девушкам? Как заговорить с этой эксцентричной парочкой? Как всегда, поставив перед собой проблему, я атаковала собственную персону массой дополнительных вопросов, и теряла время зря. И снова – хотела как лучше, а получилось как всегда! Девицы встали из-за стола и удалились, не переставая щебетать, а я так и осталась при своем бретонском интересе. Оставалось лишь переключиться на мысли о том, кто же такой этот С. Флешер и каким образом ему стали известны подробности судьбы искомого манускрипта.
– 39 -
Домой я шла, уже не обращая внимания на красоты остатков старой Москвы. Мне начинало казаться, что я медленно, но бесповоротно схожу с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81