– Я не могу жить без Вас!
– Ой, не смешите меня, молодой человек!
– Но ведь я правда не могу без Вас жить! Вы мне так нужны! – Завопил Рыжик как ужаленный. – С тех пор как я увидел Ваше лицо.. А можно я Вас провожу до метро?
– Ну можно, можно…
В метро он снова поехал за мной. Я уже жалела, что поздоровалась с ним. Надо все-таки иногда быть хоть чуточку невежливой. Очень полезно. Но если уж меня поприветствовали, то и я здороваюсь на свою голову…
В метро разговаривать было невозможно. Поэтому Рыжик стол напротив меня и сверлил мое "красивое лицо" глазами. Я уже не знала, куда деться. Хотя, с другой стороны, мне было приятно, что, несмотря на мой явно не девичий возраст, я еще могу внушать кому-то такие чувства. Так мы и доехали до "Красных ворот".
– Ну все, молодой человек, прогулка закончена. Мне нужно идти по делам.
– Можно я Вас подожду здесь? – робко спросил Рыжик (как его зовут, кстати?).
– Это совершенно бессмысленно. Я надолго.
– Я все равно Вас подожду.
– Ваше дело. Только ведь замерзнете!
Рыжик пожал плечами. Погода была уже совершенно не октябрьская: слишком холодная, промозглая. Тротуары сделались скользкие от воды, сверху моросило, снизу летели брызги от машин. Я представила, что Рыжик будет стоять и мокнуть, и мне впервые стало его жалко:
– Идите домой, чайку попейте! До свидания.
Мне предстояло впервые в жизни побывать в Высотке, выстроенной на месте знаменитых Красных ворот. Когда я была маленькая, меня все время интриговало: а что там, в этих жутких жилых высотках, внутри? Там ведь жили совершенно недосягаемые люди, почти небожители (а кто еще будет жить под самым небом?). Ходили легенды о том, что "высотные" квартиры, которые давали всяким выдающимся деятелям, какие-то невероятно, огромные, шестикомнатные, с высоченными потолками. И якобы там имелись специальные комнатки для прислуги. Я с трепетом открыла тяжелую дверь (она была даже тяжелее, чем в Главном здании МГУ), и оказалась в неожиданно темном и убогом подъезде. Я и так понимала, что со временем "высотный шик" успел померкнуть, но чтобы настолько… Плитка под ногами какая-то уж настолько обыденная, что воспринимать ее иначе как издевку было невозможно: за таким шикарным фасадом спряталось обычное советское убожество. Но лестничные пролеты все же свидетельствовали о том, что потолки в этом доме и вправду ого-го какие.
Я поднялась пешком на третий этаж, нашла нужную мне дверь и не без священного трепета нажала на кнопку звонка. Достаточно долго за дверью ничего не происходило. Я еще раз сверила номер квартиры, посмотрела на часы: может, временем ошиблась? Вроде бы нет.. Еще раз нажала на кнопку звонка. Прислушалась. Где-то в глубине, по ту сторону двери, послышались мелкие шаркающие шаги, потом – звон многочисленных цепочек. Потом дверь слегка приоткрылась, потом призакрылась снова, и только уже после этого распахнулась окончательно.
Передо мной стоял живой классик.
В молодости он был красив, это было заметно даже сейчас, несмотря на то, что спина у него была каким-то странным способом изогнута, а лицо стало рябым от старческих пигментных пятен. Зеленые глаза смотрели на меня так, будто видели меня насквозь. Он был гладко выбрит, седые волосы аккуратно расчесаны на пробор
– Здравствуйте, я Маргарита… – оробев, представилась я.
– Заходите, деточка, не стойте на лестнице! Тут очень сильный сквозняк.
Сначала я улыбнулась: деточкой меня давно уже никто не называл, а потом задумалась: аведь этот человек старше меня аж в два раза!
– Да вы проходите в переднюю. Пальто вот сюда можете повесить. Дайте-ка, я за Вами поухаживаю…
А как он говорит! Старомосковское произношение, какого сейчас в нашем безумном городе и не услышишь!
Я сняла пальто. Прихожая оказалась удивительно узкой и тесной. Видимо, шикарным в этом доме был только фасад. Но когда благородный старец провел меня в гостиную, я ахнула. Такое я видела только в старых фильмах: ковер, на котором шаги были неслышны, тяжелые бархатный занавески на окнах ("Как в Большом театре!" – почему-то подумала я), старинная мебель, вся изогнутая и резная. На огромном письменном столе, покрытом зеленым сукном – лампа с большим матерчатым абажуром. Возле одной стены стояло фортепиано, черное, подтянутое и изящное, а противоположную стену занимал стеллаж, тоже старинный, огромный, до потолка. И там были книги-книги-книги… Но несмотря на несколько громоздкую мебель, комната все равно была необъятная. День был тусклый, и лампа мягко освещала стол и часть стеллажа, а по углам комнаты расползался уютный полумрак.
Профессор перехватил мой восхищенный взгляд и спросил "Нравится?" Я молча кивнула.
– А вы… играете? – спросила я, глядя на аккуратную стопку нот, лежавших на фортепиано.
– Сейчас нет. – ответил Вениамин Георгиевич, и с сожалением посмотрел на свои узловатые, искореженные временем руки, – А в молодости играл. Учился с четырех лет. И одно время даже думал, что стану пианистом. Но все же выбрал языкознание… Вы садитесь вот в то кресло, в коришневное. – Он указал мне на большое плюшевое кресло.
Только тут я вспомнила, что в руках у меня пакет с печеньем, которое я купила:
– А я вот к чаю принесла.
– Спасибо, тогда посидите здесь, я заварю чаю.
– Давайте я Вас помогу!
– Не трудитесь, я сам справлюсь. Уж чай-то заварить я вполне способен.
Я покорно опустилась в "коришневое" плюшевое кресло и утонула в нем. В соседней комнате громки тикали часы. Там, наверное, тоже все загадочное и старинное. Почему-то я почувствовала себя маленькой девочкой, попавшей в сказку. Мне и раньше доводилось бывать в домах со старой мебелью, но такого сказочного впечатления не было. Может быть, потому что в других домах эта мебель выглядела осколками ушедшей эпохи и соседствовала с компьютером, факсом, музыкальным центром. Здесь же ничего не резало глаз: все было ровно так, как в пятидесятые годы, когда я только-только родилась на свет.
Сидела я так достаточно долго, пока Вениамин Григорьевич возился на кухне. Мне было неловко оттого, что я сижу и ничего не делаю, но слово хозяина – закон. Наконец снова послышались шаркающе-семенящие шаги, и в дверном проеме показался профессор с подносом. Поднос оказался простеньким и современным, но общей гармонии, в которую я успела вжиться, он не разрушил. Я настояла-таки на том, чтобы сама себе налить чаю.
– Допьете чай, сможете ознакомиться с моей библиотекой, – неспешно произнес Вениамин Григорьевич.
– 33 -
Чаепитие было для мена мукой мученической. Да еще вспомнился эпизод из раннего детства, когда мы с мамой жили в коммуналке у Пречистенских Ворот. Мне было пять лет. К нам приехал погостить мамин брат, дядя Толя, который всю жизнь прожил в деревне под Тулой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81