После второй рюмки у него посоловели глаза, и Шарипов решил, что он принадлежит к числу тех, впрочем, довольно распространенных людей, которые охотнее угощают вином других, чем пьют сами.
- Так что ж, - вдруг спросил Садыков. - Так и пропал после того граф Глуховский? - Он смотрел вниз на пробку от коньяка. Он резал ее поперек новым тупым столовым ножом с серебряной ручкой.
- Не знаю, - сдержанно ответил Шарипов. - Мне больше не приходилось заниматься этим делом.
- Но если бы он попался... Я думаю, ты бы знал?..
- Совсем не обязательно, - оказал Шарипов. - Как ты знаешь, каждый у нас занимается своим делом... - Он помолчал и, не удержавшись, добавил: И мы никогда не расспрашиваем друг друга.
Садыков разрезал пробку, смел ее со скатерти в ладонь и бросил в тарелку с остатками салата.
- Ты сапоги еще носишь? - спросил он внезапно. - Или только полуботинки?
- Случается, и сапоги, - ответил Давлят настороженно.
- Это я почему спрашиваю? Это я потому спрашиваю, что мне теперь сапоги ни к чему. В машине езжу. Пешком не хожу. А на склад Главторгснаба поступил замечательный товар. Только очень мало. Совсем мало. Я сказал оставить для меня. У меня там знакомство. Но мне не нужно. Тебе уступлю. Такой товар, что сапоги будешь носить ты, а потом дети, а потом внуки. И все будут новые. Ты женат уже? - спросил он вдруг быстро и трезво.
- Нет еще.
- Дети и внуки будут носить, - снова повторил Садыков. - Если дед Иван сошьет. Поедем? Ты такого товара еще не видал.
Он вышел в соседнюю комнату и громко, так, чтобы услышал Шарипов, сказал в телефонную трубку:
- Машину Садыкову.
Сейчас же вернулся и самодовольно предложил:
- Пойдем на улицу. Машина уже внизу.
По дороге, откинувшись на заднее сиденье "Волги", он долго рассказывал Шарипову о деде Иване, замечательном сапожнике.
- У меня работал. В сапожной мастерской. Когда я военторгом командовал. Теперь не то. Теперь в районной мастерской работает. Старый. Но если я скажу, сапоги сделает.
По словам Садыкова, этому старику было чуть ли не сто лет; он шил сапоги генералам и офицерам русской армии в Кушке, еще задолго до революции, сам генерал - забыл как звали, немецкая фамилия - наградил мастера ста рублями за парадные сапоги.
Машина остановилась, но Садыков остался на месте, загораживая выход Шарипову.
- Трудное это было время, когда мы служили вместе, - сказал он со вздохом. - Но хорошее. Хорошее потому, что мы всегда говорили правду. Только правду...
- То есть как? - насторожился Шарипов.
- А так... Просто мы работали не ради денег, а ради правды. Ну, давай посмотрим товар.
Товар и впрямь оказался редкостным - необыкновенно эластичный и прочный хром, издававший тот особый, ни с чем не сравнимый запах, по которому знаменитая французская парфюмерная фирма назвала лучшие свои духи "Русской кожей". Хороша была и подошва - толстая, словно литая.
Дед Иван, лысый, болезненный старичок с монгольской раздвоенной бородкой и редкими желтыми усами, долго мял товар в руках, хмыкал, затем сказал, покашливая:
- Можно построить. Построим. И будут сапоги. Русского фасону: чтоб на вид - выходной, а на ноге - рабочий.
- А когда же вы "построите"? - спросил Давлят.
- Быстро нужно, дед Иван, - вмешался Садыков.
- Вот тут, против нас, - портняжная мастерская, - сказал старик, портняжки, значит, там работают. Так они даже штаны не к спеху шьют. А вот сколько сшил я за жизнь сапог этих - не пересчитать. И всегда чтоб срочно, чтоб к завтрему. Не может человек ждать, пока сапоги сошьют... - он улыбнулся снисходительно и ласково, посмотрел на Шарипова голубыми, ничуть не выцветшими детскими глазами. - Ладно уж... За двенадцать дней построим.
- Почему же за двенадцать?
- Работа такая, - с достоинством ответил сапожник. - Вот сейчас размеры снимем, а через три дня на подробную примерку придешь.
Через три дня заинтересованный Давлят снова пришел к деду Ивану. "Строительство" сапог оказалось и впрямь делом необыкновенно сложным и ответственным.
- Вот сюда, - объяснил старик, - между верхами и подкладкой рыбий пузырь кладется. Он у рыбы такой, что в одну сторону, наружу, значит, всякий дух пропускает, а в другую все сдерживает. А в голенище тоже своя прокладка идет - холст, в олифе варенный. Шьется все дратвою самодельною, а каблук на медных гвоздиках. Тогда настоящий сапог и получится.
Шарипов осмотрел рыбий пузырь, провел пальцем по жирному холсту, предназначенному на прокладку, и с удивлением спросил:
- И так вы все сапоги делаете?
- Только так и делаю. В моих сапогах по далеким краям, да не по одному году люди ходили.
- А фасон какой?
- А фасон у русского сапога только один бывает. Правильнее сказать два: рабочий или выходной. Это всякие туфли, или ботинки, или вот теперь босоножки стали робить на разные фасоны. А настоящий сапог, как человек, на один фасон делается.
...Когда Шарипов надел новые, просторные и вместе с тем ловко сидевшие на ноге сапоги и нерешительно полез в карман за деньгами - он понимал, что за такую работу старику следует заплатить особо, - дед Иван сказал:
- С этим ты погоди. Выйдем-ка сначала. Сапожки замочить надо.
- Как замочить? Неужели ты, дедушка, водку пьешь?
- Случается, что и пью. А как замочить, сейчас повидишь.
Он подвел Давлята к неглубокому арыку во дворе и предложил:
- Вот ты войди в воду да походи по канавке. Так только, чтобы водица за голенище не перехлестывала.
Шарипов вошел в арык. Это было странное ощущение - прохладно и сухо.
- Можешь так хоть день ходить, хоть два, а воды не почувствуешь, сказал старик.
Когда Шарипов вышел из арыка, старик предложил:
- А теперь стукни ногой о землю. Покрепче!
Шарипов притопнул каблуками.
- Попробуй рукою сапог. Помни его рукой.
Давлят попробовал. Сапоги были совершенно сухими. Капли воды скатывались с них, как ртуть.
Шарипов полез рукой не в тот карман, где лежали предназначенные для старика деньги, а в другой, где денег было значительно больше.
"А ведь это мне бы следовало организовать строительство сапог для Садыкова, - подумал он, - а не ему для меня".
Г л а в а т р и н а д ц а т а я, о таракане, мученике
науки
С э р П и р с: Нет, нет, война
у всех нас вызвала необыкновенный
душевный подъем. Мир уже никогда не
будет прежним. Это невозможно после
такой войны.
О'Ф л а э р т и: Все так
говорят, сэр. Но я-то никакой разницы
не вижу. Это все страх и возбуждение,
а когда страсти поулягутся, люди
опять примутся за старое...
Б. Ш о у
- Природа вовсе не обделила тараканов, - сказал Николай Иванович. Мы просто еще очень мало знаем о тараканах. И о природе.
- Это мученик науки, а не просто таракан, - с улыбкой заметила Таня. - Но все равно, если это подтвердится, я поверю в телепатию.
- Телепатия здесь ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
- Так что ж, - вдруг спросил Садыков. - Так и пропал после того граф Глуховский? - Он смотрел вниз на пробку от коньяка. Он резал ее поперек новым тупым столовым ножом с серебряной ручкой.
- Не знаю, - сдержанно ответил Шарипов. - Мне больше не приходилось заниматься этим делом.
- Но если бы он попался... Я думаю, ты бы знал?..
- Совсем не обязательно, - оказал Шарипов. - Как ты знаешь, каждый у нас занимается своим делом... - Он помолчал и, не удержавшись, добавил: И мы никогда не расспрашиваем друг друга.
Садыков разрезал пробку, смел ее со скатерти в ладонь и бросил в тарелку с остатками салата.
- Ты сапоги еще носишь? - спросил он внезапно. - Или только полуботинки?
- Случается, и сапоги, - ответил Давлят настороженно.
- Это я почему спрашиваю? Это я потому спрашиваю, что мне теперь сапоги ни к чему. В машине езжу. Пешком не хожу. А на склад Главторгснаба поступил замечательный товар. Только очень мало. Совсем мало. Я сказал оставить для меня. У меня там знакомство. Но мне не нужно. Тебе уступлю. Такой товар, что сапоги будешь носить ты, а потом дети, а потом внуки. И все будут новые. Ты женат уже? - спросил он вдруг быстро и трезво.
- Нет еще.
- Дети и внуки будут носить, - снова повторил Садыков. - Если дед Иван сошьет. Поедем? Ты такого товара еще не видал.
Он вышел в соседнюю комнату и громко, так, чтобы услышал Шарипов, сказал в телефонную трубку:
- Машину Садыкову.
Сейчас же вернулся и самодовольно предложил:
- Пойдем на улицу. Машина уже внизу.
По дороге, откинувшись на заднее сиденье "Волги", он долго рассказывал Шарипову о деде Иване, замечательном сапожнике.
- У меня работал. В сапожной мастерской. Когда я военторгом командовал. Теперь не то. Теперь в районной мастерской работает. Старый. Но если я скажу, сапоги сделает.
По словам Садыкова, этому старику было чуть ли не сто лет; он шил сапоги генералам и офицерам русской армии в Кушке, еще задолго до революции, сам генерал - забыл как звали, немецкая фамилия - наградил мастера ста рублями за парадные сапоги.
Машина остановилась, но Садыков остался на месте, загораживая выход Шарипову.
- Трудное это было время, когда мы служили вместе, - сказал он со вздохом. - Но хорошее. Хорошее потому, что мы всегда говорили правду. Только правду...
- То есть как? - насторожился Шарипов.
- А так... Просто мы работали не ради денег, а ради правды. Ну, давай посмотрим товар.
Товар и впрямь оказался редкостным - необыкновенно эластичный и прочный хром, издававший тот особый, ни с чем не сравнимый запах, по которому знаменитая французская парфюмерная фирма назвала лучшие свои духи "Русской кожей". Хороша была и подошва - толстая, словно литая.
Дед Иван, лысый, болезненный старичок с монгольской раздвоенной бородкой и редкими желтыми усами, долго мял товар в руках, хмыкал, затем сказал, покашливая:
- Можно построить. Построим. И будут сапоги. Русского фасону: чтоб на вид - выходной, а на ноге - рабочий.
- А когда же вы "построите"? - спросил Давлят.
- Быстро нужно, дед Иван, - вмешался Садыков.
- Вот тут, против нас, - портняжная мастерская, - сказал старик, портняжки, значит, там работают. Так они даже штаны не к спеху шьют. А вот сколько сшил я за жизнь сапог этих - не пересчитать. И всегда чтоб срочно, чтоб к завтрему. Не может человек ждать, пока сапоги сошьют... - он улыбнулся снисходительно и ласково, посмотрел на Шарипова голубыми, ничуть не выцветшими детскими глазами. - Ладно уж... За двенадцать дней построим.
- Почему же за двенадцать?
- Работа такая, - с достоинством ответил сапожник. - Вот сейчас размеры снимем, а через три дня на подробную примерку придешь.
Через три дня заинтересованный Давлят снова пришел к деду Ивану. "Строительство" сапог оказалось и впрямь делом необыкновенно сложным и ответственным.
- Вот сюда, - объяснил старик, - между верхами и подкладкой рыбий пузырь кладется. Он у рыбы такой, что в одну сторону, наружу, значит, всякий дух пропускает, а в другую все сдерживает. А в голенище тоже своя прокладка идет - холст, в олифе варенный. Шьется все дратвою самодельною, а каблук на медных гвоздиках. Тогда настоящий сапог и получится.
Шарипов осмотрел рыбий пузырь, провел пальцем по жирному холсту, предназначенному на прокладку, и с удивлением спросил:
- И так вы все сапоги делаете?
- Только так и делаю. В моих сапогах по далеким краям, да не по одному году люди ходили.
- А фасон какой?
- А фасон у русского сапога только один бывает. Правильнее сказать два: рабочий или выходной. Это всякие туфли, или ботинки, или вот теперь босоножки стали робить на разные фасоны. А настоящий сапог, как человек, на один фасон делается.
...Когда Шарипов надел новые, просторные и вместе с тем ловко сидевшие на ноге сапоги и нерешительно полез в карман за деньгами - он понимал, что за такую работу старику следует заплатить особо, - дед Иван сказал:
- С этим ты погоди. Выйдем-ка сначала. Сапожки замочить надо.
- Как замочить? Неужели ты, дедушка, водку пьешь?
- Случается, что и пью. А как замочить, сейчас повидишь.
Он подвел Давлята к неглубокому арыку во дворе и предложил:
- Вот ты войди в воду да походи по канавке. Так только, чтобы водица за голенище не перехлестывала.
Шарипов вошел в арык. Это было странное ощущение - прохладно и сухо.
- Можешь так хоть день ходить, хоть два, а воды не почувствуешь, сказал старик.
Когда Шарипов вышел из арыка, старик предложил:
- А теперь стукни ногой о землю. Покрепче!
Шарипов притопнул каблуками.
- Попробуй рукою сапог. Помни его рукой.
Давлят попробовал. Сапоги были совершенно сухими. Капли воды скатывались с них, как ртуть.
Шарипов полез рукой не в тот карман, где лежали предназначенные для старика деньги, а в другой, где денег было значительно больше.
"А ведь это мне бы следовало организовать строительство сапог для Садыкова, - подумал он, - а не ему для меня".
Г л а в а т р и н а д ц а т а я, о таракане, мученике
науки
С э р П и р с: Нет, нет, война
у всех нас вызвала необыкновенный
душевный подъем. Мир уже никогда не
будет прежним. Это невозможно после
такой войны.
О'Ф л а э р т и: Все так
говорят, сэр. Но я-то никакой разницы
не вижу. Это все страх и возбуждение,
а когда страсти поулягутся, люди
опять примутся за старое...
Б. Ш о у
- Природа вовсе не обделила тараканов, - сказал Николай Иванович. Мы просто еще очень мало знаем о тараканах. И о природе.
- Это мученик науки, а не просто таракан, - с улыбкой заметила Таня. - Но все равно, если это подтвердится, я поверю в телепатию.
- Телепатия здесь ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95