И тогда Петров послал телеграмму Верховному главнокомандующему - Сталину.
По указанию Сталина Шарипову было присвоено звание Героя Советского Союза. В инструкцию о действиях гвардейских минометов были внесены изменения. Генерал Черняховский, который вызвал к себе Шарипова, взволнованно и увлеченно говорил ему, что сам присутствовал, когда на заседании Военного Совета Сталин вспомнил о Шарипове. Сталин сказал, что необходимо не осуждать, а всячески поддерживать таких людей, как Шарипов, поддерживать людей, которые ищут новых тактических приемов, проявляют инициативу.
- Чтобы победить, - сказал Сталин, - мы должны максимально использовать все наши средства. Уставами и инструкциями не предусмотреть всего, что может случиться в бою. Они должны изменяться по мере накопления военного опыта. Вы понимаете, сколько солдатских жизней спас этот Шарипов своей неожиданной атакой? А мы осудили этого человека. На смерть. Этим самым мы связали инициативу и у других. Нельзя рабски подчиняться авторитету устава, его букве, а не духу.
- За Родину, за Сталина! - сорвавшимся хриплым голосом кричал Шарипов, командуя огнем своих гвардейских минометов.
"Сталин" - было первое слово, которое он произнес, когда пришел в сознание после ранения.
- За Сталина! - поднял он первый тост в День Победы.
И вот со дня смерти Сталина - как он плакал в тот день, как не мог примириться с тем, что не имеет возможности поехать в Москву на похороны, - с этого дня прошло восемь лет. И он молчит, когда о Сталине говорят с кривой презрительной ухмылочкой и сравнивают его с каким-то Бабеком.
В чем же дело?
"Дело в том, - думал Шарипов, - что прошло восемь лет. Восемь лет, за которые мы много узнали, многое поняли и многому научились".
Он вспомнил, как рассказывал Николай Иванович о своей первой встрече со следователем - молодым, исключительно интеллигентного вида человеком в пенсне.
- Павлов, - сказал Николай Иванович, - я был с ним знаком - сошел бы с ума, повесился бы на первом же дереве, если бы узнал, каким образом защищают его учение.
- Разрешите это занести в протокол? - вежливо спросил следователь.
- Заносите.
- И вы его подпишите?
- Подпишу.
- Вы не знаете, чем шутите, - сказал следователь, подавая Николаю Ивановичу протокол, куда он быстро успел записать эти слова.
- А я и не шучу, товарищ следователь, - заметил Николай Иванович, ставя свою подпись.
- Шутите, - улыбнулся следователь. - Называя меня товарищем. Я вам не товарищ, а гражданин следователь. Но это не самая смешная шутка. Самая смешная в том, что вы сейчас сами подтвердили свое намерение подорвать основы социалистического государства.
- Вы мне действительно не товарищ, - сказал Николай Иванович. - Ни вы, ни ваши начальники - можете это тоже занести в протокол. И вы и они плохо думаете о нашем государстве, если считаете, что его основы так легко подорвать. Нет, у нас действительно самый прочный и самый перспективный строй, если его не могут поколебать даже такие люди, как вы. Я до сих пор был беспартийным. Но когда меня освободят, - а меня еще освободят, - я вступлю в партию. Потому что будущее за этим строем.
- И вы вступили? - спросил Шарипов.
- Да, вступил.
Г л а в а д е в я т а я, в которой заходящее солнце
бросает свои прощальные лучи
Насчет личной осведомленности
автора этих заметок читатель может
быть покоен.
Записки герцога С е н-С и м о н а
Грише очень хотелось отправиться в космос. Но это вовсе не значило, что ему не нравилась жизнь здесь, на Земле. Нет, наоборот, он находил ее замечательной.
Правда, имелись отдельные недостатки, или, как говорил старший лейтенант Федоров, руководивший у них строевой подготовкой, недоработки. В частности, в Африке. Грише не нравилось, что империалисты протянули туда свою руку и не дают расправиться плечам угнетаемых колонизаторами африканских народов.
Не нравилось Грише и то, что, как об этом правильно писала "Комсомольская правда", разлагающееся искусство Запада оказывает тлетворное влияние на отдельных несознательных советских людей. Гриша имел в виду неприличный, по его мнению, танец рок-н-ролл, которым, как это выяснилось на заседании комсомольского бюро, увлекался даже один из комсомольцев, солдат их подразделения, а также абстракционистские картины, фотографии с которых публиковали журналы "Огонек" и "Крокодил".
Но в остальном все было очень хорошо. А если говорить лично о нем, о Грише Кинько, то можно даже сказать - замечательно. За отличное несение службы и бдительность, в результате которой была выявлена незарегистрированная радиостанция, старший сержант Кинько получил благодарность командования и внеочередное увольнение в город.
Он вошел в кафе - малолюдное и какое-то сумрачное в этот ранний час, - было занято только два столика. За одним сидела толстая усатая старуха с ребенком, а за другим - лысый толстяк в таджикском халате, надетом поверх обыкновенного костюма, - и сел за свободный столик.
Несмотря на то, что в кафе было так мало людей, он знал, что если это произойдет, то именно здесь. И знал, как это произойдет.
Он попросил официантку дать ему мороженого. Две порции. В одно блюдце. Смеси - сливочного и шоколадного. А клубничного не класть. И два стакана сельтерской воды. С сиропом.
Это будет так. Она студентка первого курса с золотистыми волосами, заплетенными в две тяжелые косы - одна сзади, а другая нечаянно перебросилась вперед через плечо, - войдет в кафе и сядет за соседний столик. Он очень захочет с ней познакомиться, но не будет знать, как это сделать. И вместо того чтобы говорить всякие глупости, к которым, по их рассказам, прибегали его товарищи - вроде "извините, но я вас где-то видел", или: "простите, не вы уронили этот платочек", - он просто скажет:
- Вы не рассердитесь, если я сяду за ваш столик? У меня сегодня особенное настроение, я получил благодарность командования и увольнительную вне очереди, и мне бы хотелось начать этот счастливый день с разговора с вами.
- Что ж, садитесь, - скажет она, перебрасывая назад за плечо свою золотую косу.
Ему принесли мороженое, и, чуть отодвинувшись и наклонившись над столом, так, чтобы не капнуть на штаны, он принялся за него, зачерпывая ложечкой поочередно то сливочное, то шоколадное.
- Не правда ли, вы учитесь? - спросит он.
- Да, - ответит она.
- Скажите, пожалуйста, - в каком учебном заведении?
- В педагогическом институте, на литературном отделении.
- Это мечта моей жизни, - скажет он, - поступить в вуз. Только мне хочется поступить на радиофакультет, потому что это мое любимое дело. А литературу я тоже очень люблю и много читаю. Я недавно прочел книгу одного иностранного писателя Генриха Манна. Она называется "Доктор Фаустус".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
По указанию Сталина Шарипову было присвоено звание Героя Советского Союза. В инструкцию о действиях гвардейских минометов были внесены изменения. Генерал Черняховский, который вызвал к себе Шарипова, взволнованно и увлеченно говорил ему, что сам присутствовал, когда на заседании Военного Совета Сталин вспомнил о Шарипове. Сталин сказал, что необходимо не осуждать, а всячески поддерживать таких людей, как Шарипов, поддерживать людей, которые ищут новых тактических приемов, проявляют инициативу.
- Чтобы победить, - сказал Сталин, - мы должны максимально использовать все наши средства. Уставами и инструкциями не предусмотреть всего, что может случиться в бою. Они должны изменяться по мере накопления военного опыта. Вы понимаете, сколько солдатских жизней спас этот Шарипов своей неожиданной атакой? А мы осудили этого человека. На смерть. Этим самым мы связали инициативу и у других. Нельзя рабски подчиняться авторитету устава, его букве, а не духу.
- За Родину, за Сталина! - сорвавшимся хриплым голосом кричал Шарипов, командуя огнем своих гвардейских минометов.
"Сталин" - было первое слово, которое он произнес, когда пришел в сознание после ранения.
- За Сталина! - поднял он первый тост в День Победы.
И вот со дня смерти Сталина - как он плакал в тот день, как не мог примириться с тем, что не имеет возможности поехать в Москву на похороны, - с этого дня прошло восемь лет. И он молчит, когда о Сталине говорят с кривой презрительной ухмылочкой и сравнивают его с каким-то Бабеком.
В чем же дело?
"Дело в том, - думал Шарипов, - что прошло восемь лет. Восемь лет, за которые мы много узнали, многое поняли и многому научились".
Он вспомнил, как рассказывал Николай Иванович о своей первой встрече со следователем - молодым, исключительно интеллигентного вида человеком в пенсне.
- Павлов, - сказал Николай Иванович, - я был с ним знаком - сошел бы с ума, повесился бы на первом же дереве, если бы узнал, каким образом защищают его учение.
- Разрешите это занести в протокол? - вежливо спросил следователь.
- Заносите.
- И вы его подпишите?
- Подпишу.
- Вы не знаете, чем шутите, - сказал следователь, подавая Николаю Ивановичу протокол, куда он быстро успел записать эти слова.
- А я и не шучу, товарищ следователь, - заметил Николай Иванович, ставя свою подпись.
- Шутите, - улыбнулся следователь. - Называя меня товарищем. Я вам не товарищ, а гражданин следователь. Но это не самая смешная шутка. Самая смешная в том, что вы сейчас сами подтвердили свое намерение подорвать основы социалистического государства.
- Вы мне действительно не товарищ, - сказал Николай Иванович. - Ни вы, ни ваши начальники - можете это тоже занести в протокол. И вы и они плохо думаете о нашем государстве, если считаете, что его основы так легко подорвать. Нет, у нас действительно самый прочный и самый перспективный строй, если его не могут поколебать даже такие люди, как вы. Я до сих пор был беспартийным. Но когда меня освободят, - а меня еще освободят, - я вступлю в партию. Потому что будущее за этим строем.
- И вы вступили? - спросил Шарипов.
- Да, вступил.
Г л а в а д е в я т а я, в которой заходящее солнце
бросает свои прощальные лучи
Насчет личной осведомленности
автора этих заметок читатель может
быть покоен.
Записки герцога С е н-С и м о н а
Грише очень хотелось отправиться в космос. Но это вовсе не значило, что ему не нравилась жизнь здесь, на Земле. Нет, наоборот, он находил ее замечательной.
Правда, имелись отдельные недостатки, или, как говорил старший лейтенант Федоров, руководивший у них строевой подготовкой, недоработки. В частности, в Африке. Грише не нравилось, что империалисты протянули туда свою руку и не дают расправиться плечам угнетаемых колонизаторами африканских народов.
Не нравилось Грише и то, что, как об этом правильно писала "Комсомольская правда", разлагающееся искусство Запада оказывает тлетворное влияние на отдельных несознательных советских людей. Гриша имел в виду неприличный, по его мнению, танец рок-н-ролл, которым, как это выяснилось на заседании комсомольского бюро, увлекался даже один из комсомольцев, солдат их подразделения, а также абстракционистские картины, фотографии с которых публиковали журналы "Огонек" и "Крокодил".
Но в остальном все было очень хорошо. А если говорить лично о нем, о Грише Кинько, то можно даже сказать - замечательно. За отличное несение службы и бдительность, в результате которой была выявлена незарегистрированная радиостанция, старший сержант Кинько получил благодарность командования и внеочередное увольнение в город.
Он вошел в кафе - малолюдное и какое-то сумрачное в этот ранний час, - было занято только два столика. За одним сидела толстая усатая старуха с ребенком, а за другим - лысый толстяк в таджикском халате, надетом поверх обыкновенного костюма, - и сел за свободный столик.
Несмотря на то, что в кафе было так мало людей, он знал, что если это произойдет, то именно здесь. И знал, как это произойдет.
Он попросил официантку дать ему мороженого. Две порции. В одно блюдце. Смеси - сливочного и шоколадного. А клубничного не класть. И два стакана сельтерской воды. С сиропом.
Это будет так. Она студентка первого курса с золотистыми волосами, заплетенными в две тяжелые косы - одна сзади, а другая нечаянно перебросилась вперед через плечо, - войдет в кафе и сядет за соседний столик. Он очень захочет с ней познакомиться, но не будет знать, как это сделать. И вместо того чтобы говорить всякие глупости, к которым, по их рассказам, прибегали его товарищи - вроде "извините, но я вас где-то видел", или: "простите, не вы уронили этот платочек", - он просто скажет:
- Вы не рассердитесь, если я сяду за ваш столик? У меня сегодня особенное настроение, я получил благодарность командования и увольнительную вне очереди, и мне бы хотелось начать этот счастливый день с разговора с вами.
- Что ж, садитесь, - скажет она, перебрасывая назад за плечо свою золотую косу.
Ему принесли мороженое, и, чуть отодвинувшись и наклонившись над столом, так, чтобы не капнуть на штаны, он принялся за него, зачерпывая ложечкой поочередно то сливочное, то шоколадное.
- Не правда ли, вы учитесь? - спросит он.
- Да, - ответит она.
- Скажите, пожалуйста, - в каком учебном заведении?
- В педагогическом институте, на литературном отделении.
- Это мечта моей жизни, - скажет он, - поступить в вуз. Только мне хочется поступить на радиофакультет, потому что это мое любимое дело. А литературу я тоже очень люблю и много читаю. Я недавно прочел книгу одного иностранного писателя Генриха Манна. Она называется "Доктор Фаустус".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95