Другом и помощником я сколько потроха выдержат, при вас останусь. Полюшке всегда отцом буду".
Она зарыдала, обнимая колени мужа, поливая слезами трикотажные спортивные брюки, скрывавшие ещё не оформившуюся культю:
- Тебя люблю. Никого другого на дух не надо. Кобелей полно, любимый мужчина - один.
Жизнь в семье вроде пошла по-старому. Только не все раны, видать, затягиваются. Не мог отделаться Андрей Дмитриевич от чувства, что тяготит он Валю, заставляя скрывать и прятать от него часть своей женской жизни. То она на какие-то культпросветсеминары в Москву зачастила, то в турпоездку по соцстранам отправилась, а после вся группа, чрезвычайно в путешествии сдружившаяся, в ресторане регулярные встречи наладила. И мужской голос, молодой, бодрый, Валентину Федоровну нередко к телефону спрашивал.
Полина вытянулась, ссутулилась и веселее не стала. Она стеснялась длинных рук и ног, втягивала голову в плечи, говорила мало, подругу имела всего одну. Училась без всяких проблем, но общественной активностью не отличалась. Посидит у подружки, Бэллы Казаковой, - и домой, валяться на диване с книгой или что-нибудь рисовать черным фломастером на грубой упаковочной бумаге. Только однажды среди громоздящихся черных бликов мелькнуло солнечное пятно - золотая рыбка...
Андрей Дмитриевич теперь виделся с Рассадом редко. Остались неизменными лишь ритуальные выезды на рыбалку. Добычи привозили мало. "Мы же не воевать ездим. Важна не победа, а участие", - объяснял Ласточкин. Полина рассматривала трофеи с печалью и разочарованием. А потом стала проситься взять её с собой. Выбрав не дальний маршрут, девочку повезли на Плещеево озеро. Она целый день не отходя просидела у воды, следя за поплавками, и ни за что не хотела идти спать в уютный вагончик спортивной базы. Друзья переглянулись, Андрей недоуменно пожал плечами. Рыбалка - не самое популярное занятие у десятилетних девочек.
Наконец, Полина призналась:
- Вы надо мной не смейтесь. Я знаю, - золотые рыбки только в сказках водятся. Но я все равно буду ждать.
- И вовсе ничего смешного нет, если человек хочет загадать какое-нибудь желание, - спокойно возразил дядя Кир. - Вот я чуть постарше тебя, и всякий раз, как увижу - звездочка падает, - тут же загадываю.
- А что? Что загадываешь? - Глаза Риты блеснули живым любопытством.
- Да как тебе сказать... Когда был пацаном, очень хотел иметь перочинный ножичек со множеством всяческих там раскладных штучек. И все время о нем думал. До сих пор не успеваю загадать ничего другого - все по привычке: "ножичек с прибамбасами".
- И до сих пор его нет?
- Давно получил. И не один.
- Только зачем теперь, да? Ведь у тебя пистолет есть и точилка для карандашей механическая.
- Верно, детка, - вмешался Ласточкин. - Все так хитро устроено, что загаданное получаешь, но уж после того, как расхочешь...
- Надо хотеть самое главное, что всегда нужно. - Полина явно не собиралась выдавать свой секрет. - А вот я стихи про золотую рыбку запомнила. Не Пушкина, другого. Эта рыбка ничего не делала, только звучала, как музыка, и всем приносила счастье... Я её жду.
После этого случая Андрей Дмитриевич сочинил песенку на слова Бальмонта и подарил дочке ко дню рождения круглый аквариум с парой чудеснейших золотых рыбок.
Полина печально посмотрела на тыкавшихся в стекло глазастых красавиц и печально произнесла:
- Чего их мучать, лучше в озеро выпустить...
Непонятная росла девочка. Активную, энергичную Валентину зачастую раздражала её замкнутость. Порой она и не знала, как подступиться к дочери, подсылая в качестве парламентария Андрея.
- Там у Рясковых, кажется, банкет. Сюда слыхать, - кивнул Андрей Дмитриевич на потолок. Этажом выше жил одноклассник Риты.
- Дискотека. Валерке тринадцать исполнилось, - не отрываясь от учебника немецкого языка, пояснила Полина.
Ласточкин присвистнул:
- Оригинальное хобби. Сейчас все в английский уперлись.
- При чем здесь хобби? Интеллигентный человек не имеет права отрываться от своих корней. - Она упрямо замолчала.
Ласточкин приумолк, размышляя, что имела в виду эта странная девочка. Свитер удручающего вида: обвислый, серый, волосы связаны кое-как, ноги в шлепанцах на шерстяной носок деревенской вязки. Наверху идет пляс, кипят любовные страсти, а она выписывает неправильные немецкие глаголы в узкую разлинованную тетрадь.
- Тебе лучше заниматься по хорошему лингофонному курсу, - посоветовал Ласточкин. - Я принесу.
Полина повернулась к отцу.
- Не темни. Я все знаю и не понимаю, из-за чего взрослые столько хитрят и наворачивают целую гору всяких глупостей. - Она в упор смотрела на отца исподлобья своим пристальным, казалось, насквозь все видящими фиалковыми глазищами.
- Мы никогда не врали и не пытались внушить тебе, что я биологический отец. Глупо... - Ласточкин пожал плечами. - Не знаю, как надо любить родных детей, но я сильнее не умею. Ты - моя. Вот и все.
- Ты тоже, папка, мой. Самый настоящий и самый единственный. Но... Ведь был ещё кто-то... И я знаю, кто. Урмас - наполовину эстонец, наполовину - немец. Его мама любила фашиста и родила мальчика. Их очень стыдили. Тогда было такое время. Наверно, он поэтому и вырос злой и чужой. Мне мама это сказала, чтобы я никогда ни о чем не жалела. А я, наоборот, стала его жалеть... Нет, ты не подумай, мне чужой дяденька совсем не нужен. Ни про него, ни про того фашиста-дедушку я ничего знать не хочу... - Полина поджала губы и опустила глаза.
- Ну почему обязательно фашист? Возможно, этот человек был разведчиком, работал на Красную армию. А может, обычным солдатиком-мальчишкой, ненавидящим Гитлера... Ты же много читала и знаешь курс жизни вырисовывается иной раз с такими загогулинами... Сплошные недоразумения. И никто вроде не виноват.
- Знаю. И никого не осуждаю... Ни его, ни маму. Ни их... - Она кивнула на потолок. - Вообще-то Валерка меня пригласил, но ему Татка Звонарева нравится... А мне никто. У нас в школе все мальчишки противные.
- Верно. Буквально ни одного я бы не взял в свою группу, - живо согласился Ласточкин, которого внезапно осенила светлая и настолько очевидная мысль, пренебрегать которой до сих пор мог только сугубо эгоистичный, целиком зацикленный на себе дубина. Полюшка-малышка становится девушкой! Закомплексованной, скрытной, готовящей себя к некой одинокой жертвенной судьбе... Елки-палки! Он ещё клялся ей в отеческой любви! Андрей Дмитриевич подсел к дочери:
- Слушай, я как раз раскидал рабочие проблемы. Взял хорошего зама и повесил на него всю самую ответственную работу. Кое в чем должен признаться, - моя физическая форма не на высоте. Пора заняться собой: собрать обломки истерзанного организма, скрутить волю жгутом и... Ласточкин хищно щелкнул зубами. - Вернуть утраченную боевую хватку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Она зарыдала, обнимая колени мужа, поливая слезами трикотажные спортивные брюки, скрывавшие ещё не оформившуюся культю:
- Тебя люблю. Никого другого на дух не надо. Кобелей полно, любимый мужчина - один.
Жизнь в семье вроде пошла по-старому. Только не все раны, видать, затягиваются. Не мог отделаться Андрей Дмитриевич от чувства, что тяготит он Валю, заставляя скрывать и прятать от него часть своей женской жизни. То она на какие-то культпросветсеминары в Москву зачастила, то в турпоездку по соцстранам отправилась, а после вся группа, чрезвычайно в путешествии сдружившаяся, в ресторане регулярные встречи наладила. И мужской голос, молодой, бодрый, Валентину Федоровну нередко к телефону спрашивал.
Полина вытянулась, ссутулилась и веселее не стала. Она стеснялась длинных рук и ног, втягивала голову в плечи, говорила мало, подругу имела всего одну. Училась без всяких проблем, но общественной активностью не отличалась. Посидит у подружки, Бэллы Казаковой, - и домой, валяться на диване с книгой или что-нибудь рисовать черным фломастером на грубой упаковочной бумаге. Только однажды среди громоздящихся черных бликов мелькнуло солнечное пятно - золотая рыбка...
Андрей Дмитриевич теперь виделся с Рассадом редко. Остались неизменными лишь ритуальные выезды на рыбалку. Добычи привозили мало. "Мы же не воевать ездим. Важна не победа, а участие", - объяснял Ласточкин. Полина рассматривала трофеи с печалью и разочарованием. А потом стала проситься взять её с собой. Выбрав не дальний маршрут, девочку повезли на Плещеево озеро. Она целый день не отходя просидела у воды, следя за поплавками, и ни за что не хотела идти спать в уютный вагончик спортивной базы. Друзья переглянулись, Андрей недоуменно пожал плечами. Рыбалка - не самое популярное занятие у десятилетних девочек.
Наконец, Полина призналась:
- Вы надо мной не смейтесь. Я знаю, - золотые рыбки только в сказках водятся. Но я все равно буду ждать.
- И вовсе ничего смешного нет, если человек хочет загадать какое-нибудь желание, - спокойно возразил дядя Кир. - Вот я чуть постарше тебя, и всякий раз, как увижу - звездочка падает, - тут же загадываю.
- А что? Что загадываешь? - Глаза Риты блеснули живым любопытством.
- Да как тебе сказать... Когда был пацаном, очень хотел иметь перочинный ножичек со множеством всяческих там раскладных штучек. И все время о нем думал. До сих пор не успеваю загадать ничего другого - все по привычке: "ножичек с прибамбасами".
- И до сих пор его нет?
- Давно получил. И не один.
- Только зачем теперь, да? Ведь у тебя пистолет есть и точилка для карандашей механическая.
- Верно, детка, - вмешался Ласточкин. - Все так хитро устроено, что загаданное получаешь, но уж после того, как расхочешь...
- Надо хотеть самое главное, что всегда нужно. - Полина явно не собиралась выдавать свой секрет. - А вот я стихи про золотую рыбку запомнила. Не Пушкина, другого. Эта рыбка ничего не делала, только звучала, как музыка, и всем приносила счастье... Я её жду.
После этого случая Андрей Дмитриевич сочинил песенку на слова Бальмонта и подарил дочке ко дню рождения круглый аквариум с парой чудеснейших золотых рыбок.
Полина печально посмотрела на тыкавшихся в стекло глазастых красавиц и печально произнесла:
- Чего их мучать, лучше в озеро выпустить...
Непонятная росла девочка. Активную, энергичную Валентину зачастую раздражала её замкнутость. Порой она и не знала, как подступиться к дочери, подсылая в качестве парламентария Андрея.
- Там у Рясковых, кажется, банкет. Сюда слыхать, - кивнул Андрей Дмитриевич на потолок. Этажом выше жил одноклассник Риты.
- Дискотека. Валерке тринадцать исполнилось, - не отрываясь от учебника немецкого языка, пояснила Полина.
Ласточкин присвистнул:
- Оригинальное хобби. Сейчас все в английский уперлись.
- При чем здесь хобби? Интеллигентный человек не имеет права отрываться от своих корней. - Она упрямо замолчала.
Ласточкин приумолк, размышляя, что имела в виду эта странная девочка. Свитер удручающего вида: обвислый, серый, волосы связаны кое-как, ноги в шлепанцах на шерстяной носок деревенской вязки. Наверху идет пляс, кипят любовные страсти, а она выписывает неправильные немецкие глаголы в узкую разлинованную тетрадь.
- Тебе лучше заниматься по хорошему лингофонному курсу, - посоветовал Ласточкин. - Я принесу.
Полина повернулась к отцу.
- Не темни. Я все знаю и не понимаю, из-за чего взрослые столько хитрят и наворачивают целую гору всяких глупостей. - Она в упор смотрела на отца исподлобья своим пристальным, казалось, насквозь все видящими фиалковыми глазищами.
- Мы никогда не врали и не пытались внушить тебе, что я биологический отец. Глупо... - Ласточкин пожал плечами. - Не знаю, как надо любить родных детей, но я сильнее не умею. Ты - моя. Вот и все.
- Ты тоже, папка, мой. Самый настоящий и самый единственный. Но... Ведь был ещё кто-то... И я знаю, кто. Урмас - наполовину эстонец, наполовину - немец. Его мама любила фашиста и родила мальчика. Их очень стыдили. Тогда было такое время. Наверно, он поэтому и вырос злой и чужой. Мне мама это сказала, чтобы я никогда ни о чем не жалела. А я, наоборот, стала его жалеть... Нет, ты не подумай, мне чужой дяденька совсем не нужен. Ни про него, ни про того фашиста-дедушку я ничего знать не хочу... - Полина поджала губы и опустила глаза.
- Ну почему обязательно фашист? Возможно, этот человек был разведчиком, работал на Красную армию. А может, обычным солдатиком-мальчишкой, ненавидящим Гитлера... Ты же много читала и знаешь курс жизни вырисовывается иной раз с такими загогулинами... Сплошные недоразумения. И никто вроде не виноват.
- Знаю. И никого не осуждаю... Ни его, ни маму. Ни их... - Она кивнула на потолок. - Вообще-то Валерка меня пригласил, но ему Татка Звонарева нравится... А мне никто. У нас в школе все мальчишки противные.
- Верно. Буквально ни одного я бы не взял в свою группу, - живо согласился Ласточкин, которого внезапно осенила светлая и настолько очевидная мысль, пренебрегать которой до сих пор мог только сугубо эгоистичный, целиком зацикленный на себе дубина. Полюшка-малышка становится девушкой! Закомплексованной, скрытной, готовящей себя к некой одинокой жертвенной судьбе... Елки-палки! Он ещё клялся ей в отеческой любви! Андрей Дмитриевич подсел к дочери:
- Слушай, я как раз раскидал рабочие проблемы. Взял хорошего зама и повесил на него всю самую ответственную работу. Кое в чем должен признаться, - моя физическая форма не на высоте. Пора заняться собой: собрать обломки истерзанного организма, скрутить волю жгутом и... Ласточкин хищно щелкнул зубами. - Вернуть утраченную боевую хватку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115