Еще пару недель – и я приду в себя, не волнуйся. Мы все тут болеем время от времени, сам знаешь. Но нет ничего лучше этой работы для настоящего мужчины – особенно когда рядом парни не хуже тебя, а ты их все равно делаешь каждый день! И денежки рекой текут в банк при этом, не забывай.
– И какой, черт побери, смысл в этих деньгах, если ты не успеешь их истратить? Вы говорите о собственном доме уже много лет, Джон. Почему бы вам сейчас, когда ты приболел, не купить его наконец?
Джон устало откинулся на подушку и покачал головой.
– Дом, что мы с Дэйви присмотрели, съест все наши денежки разом. Еще пару лет – и можно будет спокойно отдыхать.
– Дерьмо поганое! Ты говоришь, как наш отец! Не будет никакого дома у вас с Дэйви, ты прекрасно это знаешь. Будет еще одна общага, еще один задрипанный отель, пока вы не станете стариками и не сможете работать из-за болезней! И тогда все ваши проклятые денежки уйдут на больничные счета. Сколько вам не хватает? Я доложу разницу, если ты действительно уйдешь с плантаций.
– Спасибо за предложение, братец, но мы с Дэйви справимся без тебя, – сказал Джон, приканчивая одну бутылку и принимаясь за другую.
Брет заметил, как дрожит его рука, какой боли стоит ему каждое движение. Этот человек был очень серьезно болен. Но, хотя на счету у него, возможно, было больше денег, чем Брет когда-либо имел в жизни, он из проклятой гордости никогда не покинет плантаций, пока не умрет…
Грустные мысли были прерваны стуком отлетевшей двери, и, прежде чем Брет успел спастись, его чуть не задушил в объятиях Дэйви. Он хохотал и щекотал его, не давая освободиться, – с таким великаном невозможно было сладить.
– Ладно, ладно, сдаюсь! – заорал Брет. – Отпусти меня, ради бога, увалень!
Дэйви наконец выпустил его из медвежьих объятий и поставил на ноги.
– Как ты, дружище? Господи, как я рад тебя видеть, малыш! Эта старая развалина не хочет сдыхать, только валяется целый день в кровати и скулит!
Брет улыбнулся. Дэйви был все такой же загорелый и веселый. Ничего не изменилось в нем, кроме размеров. Он стал еще крупнее – плечи, грудь и руки раздались от бугристых мышц. Хорошо, хоть этого тростник пока пощадил…
– Ну, и как идет жизнь в твоем Времени Сновидений, или как там его? – спросил Дэйви, прикончив бутылку пива и открывая вторую. – Мужчины еще годятся на что-нибудь в постели? А овцы все такие же бестолковые?
Брет поднял глаза к потолку. Старые шуточки!
– Возможно, придется скоро уехать из Чуринги. Ферму купили, – сказал он безразличным тоном.
Дэйви наблюдал за ним из-за поднятой вверх бутылки.
– Жизнь идет, малыш, – изрек он, вытирая рот. – Значит, ты вернешься домой?
– Ни за что! Тростник не для меня. Думаю, найду другую ферму, вот и все.
Джон отбросил подушку и с трудом сел на кровати. Кости его так хрустнули, что Брету стало не по себе.
– И что представляет собой новый хозяин? Заносчивый придурок?
Брет покачал головой, не желая обсуждать с ними Дженни.
– Это женщина, – просто сказал он и быстро поменял тему: – Ну что, еще по пиву, парни? Мое уже все вышло вместе с потом.
Глаза у Дэйва округлились, но высказался Джон:
– Черт возьми! Неудивительно, что ты хочешь оттуда сбежать. Не повезло, парень. Надо же. Иметь на шее бабу! Возьми еще пивка. Мы хорошо тут проведем время, не переживай!
Джону, казалось, стало лучше. С неимоверной силой он цеплялся за жизнь, наперекор болезни. И все же Брет знал, что видит его последний раз. Его приезд сюда был ошибкой. Он ничего не добился: Джон закончит так, как хочет сам. Но зато рубщики умели отдыхать, как никто. Десять дней попойки шли одна за другой. Пиво лилось рекой, драки становились легендами, а синяки у Брета перескакивали с одного глаза на другой.
В последний день он, проснувшись, с трудом поднялся с кровати и заглянул в осколок зеркала. Диагноз был хуже, чем он ожидал. Не спасло ни бритье, ни расческа.
После завтрака из яичницы с жирным беконом, запитой крепким чаем, он запрыгнул вместе с Джоном в грузовик.
– Готовы? – спросил Дэйви, садясь за руль. Он сегодня серьезен и выглядел старше, чем обычно.
– Езжай! – крикнул Брет.
Это паломничество было, наверное, единственной настоящей причиной его приездов сюда. Единственной ниточкой, связывающей его с этим местом.
Маленькая деревянная церковь пряталась в глубине зеленой долины. Пальмы, растущие вокруг, как зонтиками прикрывали ее от палящего солнца, а густые тропические растения увивали стены. Сад казался хорошо ухоженным оазисом среди буйной дикости остальных зарослей. Мраморные памятники и ровные ряды крестов на церковном кладбище сияли на солнце. Так отдавали сахарные плантации дань уважения тем, кто на них работал.
Брет опустился на колени перед двумя одинаковыми памятниками и поставил по букету в каменные урны. Поднявшись, он долго стоял вместе с братьями в почтительном молчании. Каждый из них по-своему вспоминал давно ушедших родителей.
Брет думал о матери. Она была хрупкой, маленькой, но с железным характером, который проявлялся, когда это было необходимо. Эта женщина оставалась ласковой, заботливой матерью, несмотря на постоянную нужду и изматывающие усилия свести концы с концами. Брет до сих пор скучал по ней. Ему так хотелось поговорить с ней, излить душу! Она была скалой, на которой держалась семья, и теперь, когда ее не стало, основа рухнула.
Он перевел глаза на памятник отцу. Тростник убил его, как и многих из тех, кто был здесь похоронен. Как он убьет и Джона с Дэйви, если они не уедут отсюда. Для старших сыновей отец был героем, но для Брета и Джила он остался загадкой. Брет смутно помнил отца до болезни – сильного, красивого мужчину, который лишь время от времени появлялся в доме. В его памяти сохранился образ задыхающегося маленького желтого человечка, лежавшего среди скомканных простыней в ожидании смерти. Только недавно, став зрелым человеком, Брет понял, как сильно были привязаны друг к другу его родители. Для отца не существовало ничего, кроме рубки тростника, мать смирилась с этим, потому что любила его всем сердцем. И он тоже любил ее по-своему. Вместе они старались сохранить семью и сделали для детей столько, сколько смогли. Когда отец умер, мать вскоре последовала за ним. Казалось, у нее не было желания жить без него. Мальчики уже выросли, и она могла наконец отдохнуть…
Братья развернулись и молча покинули кладбище. Брету пора было двигаться домой. Горы здесь давили на него, жара раздражала. Он скучал по открытым просторам Чуринги, по пыли, поднимаемой огромным стадом, по круглым вилгам с густой листвой и серебристой траве под копытами лошадей.
Он соскучился по Чуринге и по Дженни!
Вернувшись в отель, Брет быстро собрал вещи и вызвал такси. Джон с Дэйви в тот же день уезжали на фабрику и не могли проводить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– И какой, черт побери, смысл в этих деньгах, если ты не успеешь их истратить? Вы говорите о собственном доме уже много лет, Джон. Почему бы вам сейчас, когда ты приболел, не купить его наконец?
Джон устало откинулся на подушку и покачал головой.
– Дом, что мы с Дэйви присмотрели, съест все наши денежки разом. Еще пару лет – и можно будет спокойно отдыхать.
– Дерьмо поганое! Ты говоришь, как наш отец! Не будет никакого дома у вас с Дэйви, ты прекрасно это знаешь. Будет еще одна общага, еще один задрипанный отель, пока вы не станете стариками и не сможете работать из-за болезней! И тогда все ваши проклятые денежки уйдут на больничные счета. Сколько вам не хватает? Я доложу разницу, если ты действительно уйдешь с плантаций.
– Спасибо за предложение, братец, но мы с Дэйви справимся без тебя, – сказал Джон, приканчивая одну бутылку и принимаясь за другую.
Брет заметил, как дрожит его рука, какой боли стоит ему каждое движение. Этот человек был очень серьезно болен. Но, хотя на счету у него, возможно, было больше денег, чем Брет когда-либо имел в жизни, он из проклятой гордости никогда не покинет плантаций, пока не умрет…
Грустные мысли были прерваны стуком отлетевшей двери, и, прежде чем Брет успел спастись, его чуть не задушил в объятиях Дэйви. Он хохотал и щекотал его, не давая освободиться, – с таким великаном невозможно было сладить.
– Ладно, ладно, сдаюсь! – заорал Брет. – Отпусти меня, ради бога, увалень!
Дэйви наконец выпустил его из медвежьих объятий и поставил на ноги.
– Как ты, дружище? Господи, как я рад тебя видеть, малыш! Эта старая развалина не хочет сдыхать, только валяется целый день в кровати и скулит!
Брет улыбнулся. Дэйви был все такой же загорелый и веселый. Ничего не изменилось в нем, кроме размеров. Он стал еще крупнее – плечи, грудь и руки раздались от бугристых мышц. Хорошо, хоть этого тростник пока пощадил…
– Ну, и как идет жизнь в твоем Времени Сновидений, или как там его? – спросил Дэйви, прикончив бутылку пива и открывая вторую. – Мужчины еще годятся на что-нибудь в постели? А овцы все такие же бестолковые?
Брет поднял глаза к потолку. Старые шуточки!
– Возможно, придется скоро уехать из Чуринги. Ферму купили, – сказал он безразличным тоном.
Дэйви наблюдал за ним из-за поднятой вверх бутылки.
– Жизнь идет, малыш, – изрек он, вытирая рот. – Значит, ты вернешься домой?
– Ни за что! Тростник не для меня. Думаю, найду другую ферму, вот и все.
Джон отбросил подушку и с трудом сел на кровати. Кости его так хрустнули, что Брету стало не по себе.
– И что представляет собой новый хозяин? Заносчивый придурок?
Брет покачал головой, не желая обсуждать с ними Дженни.
– Это женщина, – просто сказал он и быстро поменял тему: – Ну что, еще по пиву, парни? Мое уже все вышло вместе с потом.
Глаза у Дэйва округлились, но высказался Джон:
– Черт возьми! Неудивительно, что ты хочешь оттуда сбежать. Не повезло, парень. Надо же. Иметь на шее бабу! Возьми еще пивка. Мы хорошо тут проведем время, не переживай!
Джону, казалось, стало лучше. С неимоверной силой он цеплялся за жизнь, наперекор болезни. И все же Брет знал, что видит его последний раз. Его приезд сюда был ошибкой. Он ничего не добился: Джон закончит так, как хочет сам. Но зато рубщики умели отдыхать, как никто. Десять дней попойки шли одна за другой. Пиво лилось рекой, драки становились легендами, а синяки у Брета перескакивали с одного глаза на другой.
В последний день он, проснувшись, с трудом поднялся с кровати и заглянул в осколок зеркала. Диагноз был хуже, чем он ожидал. Не спасло ни бритье, ни расческа.
После завтрака из яичницы с жирным беконом, запитой крепким чаем, он запрыгнул вместе с Джоном в грузовик.
– Готовы? – спросил Дэйви, садясь за руль. Он сегодня серьезен и выглядел старше, чем обычно.
– Езжай! – крикнул Брет.
Это паломничество было, наверное, единственной настоящей причиной его приездов сюда. Единственной ниточкой, связывающей его с этим местом.
Маленькая деревянная церковь пряталась в глубине зеленой долины. Пальмы, растущие вокруг, как зонтиками прикрывали ее от палящего солнца, а густые тропические растения увивали стены. Сад казался хорошо ухоженным оазисом среди буйной дикости остальных зарослей. Мраморные памятники и ровные ряды крестов на церковном кладбище сияли на солнце. Так отдавали сахарные плантации дань уважения тем, кто на них работал.
Брет опустился на колени перед двумя одинаковыми памятниками и поставил по букету в каменные урны. Поднявшись, он долго стоял вместе с братьями в почтительном молчании. Каждый из них по-своему вспоминал давно ушедших родителей.
Брет думал о матери. Она была хрупкой, маленькой, но с железным характером, который проявлялся, когда это было необходимо. Эта женщина оставалась ласковой, заботливой матерью, несмотря на постоянную нужду и изматывающие усилия свести концы с концами. Брет до сих пор скучал по ней. Ему так хотелось поговорить с ней, излить душу! Она была скалой, на которой держалась семья, и теперь, когда ее не стало, основа рухнула.
Он перевел глаза на памятник отцу. Тростник убил его, как и многих из тех, кто был здесь похоронен. Как он убьет и Джона с Дэйви, если они не уедут отсюда. Для старших сыновей отец был героем, но для Брета и Джила он остался загадкой. Брет смутно помнил отца до болезни – сильного, красивого мужчину, который лишь время от времени появлялся в доме. В его памяти сохранился образ задыхающегося маленького желтого человечка, лежавшего среди скомканных простыней в ожидании смерти. Только недавно, став зрелым человеком, Брет понял, как сильно были привязаны друг к другу его родители. Для отца не существовало ничего, кроме рубки тростника, мать смирилась с этим, потому что любила его всем сердцем. И он тоже любил ее по-своему. Вместе они старались сохранить семью и сделали для детей столько, сколько смогли. Когда отец умер, мать вскоре последовала за ним. Казалось, у нее не было желания жить без него. Мальчики уже выросли, и она могла наконец отдохнуть…
Братья развернулись и молча покинули кладбище. Брету пора было двигаться домой. Горы здесь давили на него, жара раздражала. Он скучал по открытым просторам Чуринги, по пыли, поднимаемой огромным стадом, по круглым вилгам с густой листвой и серебристой траве под копытами лошадей.
Он соскучился по Чуринге и по Дженни!
Вернувшись в отель, Брет быстро собрал вещи и вызвал такси. Джон с Дэйви в тот же день уезжали на фабрику и не могли проводить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117