Сотрудник молодой, неопытный…
— А мне сказали — один из лучших оперативников.
— Да, — легко согласился Семен, — очень хороший оперативник. Но неопытный… Мы с ним вдвоем вооруженного преступника брали. Об этом газеты писали. Не читали?
— Не читала, — сказала заявительница после некоторой паузы.
— Ну, вот видите, — торжественно произнес Галкин. — Очень хороший опер. Но немножко неопытный. Так, самую малость.
Заявительница с интересом посмотрела на Сашку. Ему стало очень неловко, и он отвел глаза.
— …Момент кражи кошелька, — диктовал Семен, — я не видела. Возможно, я его потеряла… Вы, кстати, где обнаружили отсутствие кошелька?
— Из метро вышла, хотела газету купить. Вот и…
— Жаль, — сказал Галкин. Ни пострадавшая, ни Зверев не поняли, чего именно жаль. А жалко было Семену, что кража обнаружилась на улице. Вот если бы в метро — на эскалаторе или даже в вестибюле! — тогда Семен с легкой душой сбагрил бы женщину к транспортникам. — Жаль, ну да ладно. Итак, продолжим: возможно, я его потеряла…
— Извините, товарищ, — перебила заявительница, — но сумочка-то у меня оказалась открыта. А я ее закрывала.
— Обычное дело! — убежденно воскликнул Семен. — Забыли!
— Да нет же — я закрывала.
— Ну, значит, расстегнулась… замочек расхлябался — и расстегнулась.
— Да нет же, у нее хороший, тугой замок.
— Да послушайте-таки меня. Знаете, как бывает — вот задумался человек и стоит себе, теребит замочек… туда-сюда… сюда-туда… Щелк-щелк… щелк-щелк. А то, знаете, бывает: человек любит пуговицы крутить. Крутит он пуговицу, крутит… она возьми и оторвись. Что же вы думаете — ее тоже украли?
— При чем здесь пуговица?
— Пуговица здесь ни при чем. Я вам в качестве примера привел. Да вы пишите заявление, пишите. Мы обязаны реагировать на сигналы граждан. Это наш долг… А сколько денег-то было?
— Пятнадцать рублей.
— Ровно?
— Ну, мелочь еще…
— А зарплата у вас какая?
— Сто восемьдесят.
— Ага… значительно больше чем у оперативника, который ходит на пули и ножи озверелых бандитов. Мы вот с Сашей в прошлом году…
— Я знаю, — перебила заявительница, — об этом еще в газетах писали.
— Точно, — просиял Семен. — Вы читали!
— Нет, не читала.
— Откуда же вы знаете?
— Вы мне сказали.
— Да, действительно… Значит, пишем: прошу принять меры к розыску…
— Преступника, — сказала заявительница.
— Да нет, — снисходительно ответил Галкин, — потерянного кошелька.
Заявительница покачала головой и написала.
— Оч-чень хорошо, — сказал Сенька. — Далее: материальный ущерб для меня является незначительным. Дата. Подпись. Вот и хорошо.
Галкин перечитал текст и остался доволен. Когда посетительница ушла, он повернулся к Звереву и сказал:
— Вот так, Саша. Была кража — стала потеря.
— Семен, — сказал Зверев. — Ты думаешь это правильно?
— Нет, — ответил Галкин. — Я не думаю, что это правильно.
Он смотрел на Сашку серьезно и слегка грустно.
— Я не думаю, что это правильно. Но найти этот кошелек ни ты, ни я, ни господь Бог не сможет. А значит, — глухарь, значит, — процент раскрываемости падает. Тебе это надо? Мне это надо? Я здесь шута горохового корчил, придуривался, убалтывал ее… думаешь, мне это нравится?
Сашка промолчал. Его знакомство с работой уголовного розыска состоялось почти год назад. Кое-что он уже понял. Но, разумеется, далеко не все. Значительная часть его представлений была очень далека от реальности: стереотипы, навязанные фильмами и книгами, давали себя знать. Умный, наблюдательный, склонный к иронии Зверев, конечно же, понимал, что фильмы и книжки очень сильно приукрашивают действительность. И все же живая реальность шокировала.
— Думаешь, заявительница не поняла, что я тут комедь ломаю? — продолжал рассуждать Семен.
— Наверно, поняла.
— Не наверно, — наверняка. Ну и слава Богу, в другой раз к нам не пойдет. И знакомым скажет: там в ментуре одни придурки. Можно и не обращаться. А работы нам все равно хватит. Это я тебе гарантирую.
— А авторитет, Семен? Мы же теряем авторитет.
— Э-э, милый… авторитет на раскрытиях зарабатывают. Ну, скажи мне, как ты этот кошель будешь искать? Ну — как?
— Я не знаю. Но кража-то была… а, Семен?
— Конечно, была. Я даже могу предположить, кто из кротов нашу тетю обидел. Но дальше-то что?… В общем, Саня, учись у старого мудрого еврея. Наша работа — это не только бандитов брать. Это еще и умение лавировать между терпилами, начальством и законом. Так-то, брат. Привыкай. Не сможешь — заклюют, с говном сожрут. И сжирали уже. Нормальных толковых оперов. Были такие примеры, Саня, были. И — тут я с тобой согласен! — без порядочности в нашем деле никак нельзя. Только понимание порядочности у тебя пока еще очень абстрактное. Что-то типа кино про Жеглова с Шараповым. Согласен?
— Ты, Семен, конечно, на стороне Жеглова?
— Да, — рубанул воздух рукой Галкин, — только так.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, но в кабинет вошел майор Давыдов. Михаил Иванович уже слегка поправил голову, зажевал свою профилактику организма изъятым у фарцовщика импортным дефицитнейшим «антиполицаем» и был в хорошем расположении духа.
— Ну как, Саша, вживаешься? — спросил он.
— Да, — вместо Сашки ответил Галкин, — вживается, Михал Иваныч. Вот заявительница приходила, хотела кражу кошелька оформить — Александр убедил ее переквалифицировать на утрату.
— Грамотно, — похвалил майор. — Мы, сотрудники МВД, должны оперативно реагировать на заявления граждан. Болеть, так сказать, душой и принимать все меры к сокрытию… тьфу, — к раскрытию! преступлений.
— Да, — поддакнул Галкин, — больше открытости, человечности и гласности!
Майор посмотрел на Семена с некоторым подозрением, но Сенька имел вид более чем серьезный, и майор только и сделал, что кивнул головой.
— Михал Иваныч, — сказал Сашка, — а как с моим рабочим местом?
— Это запросто. Пойдем, Саша.
…Давыдов распахнул дверь, и Зверев увидел крошечный кабинетик, заваленный черт-те каким хламом: выдранная с корнем приборная панель от «Жигулей», черная мутоновая шуба, пионерский барабан, какие-то коробки… среди всего этого хлама в углу стоял письменный стол.
— Вот, — сказал Давыдов, — кабинет. Невелик, конечно, и без окна… Но отдельный. Тут до тебя Сережа Громадин сидел, теперь ушел в участковые — жилье мужику нужно. Ну, осваивайся, наводи порядок. У Сереги-то всегда все в кучу. Вещдоки… и прочее. Ты парень, я смотрю, активный, грамотный — давай. Не бойся проявить инициативу!
— А все это? — спросил Зверев.
— Это-то? Это вещдоки, у которых хозяева не обнаружились… хлам! Сам разберись и все ненужное — вон! Ну, действуй. Сашка выкурил сигарету и взялся за работу. Полдня он разбирался с завалами, пытаясь сообразить — что нужно, а что хлам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— А мне сказали — один из лучших оперативников.
— Да, — легко согласился Семен, — очень хороший оперативник. Но неопытный… Мы с ним вдвоем вооруженного преступника брали. Об этом газеты писали. Не читали?
— Не читала, — сказала заявительница после некоторой паузы.
— Ну, вот видите, — торжественно произнес Галкин. — Очень хороший опер. Но немножко неопытный. Так, самую малость.
Заявительница с интересом посмотрела на Сашку. Ему стало очень неловко, и он отвел глаза.
— …Момент кражи кошелька, — диктовал Семен, — я не видела. Возможно, я его потеряла… Вы, кстати, где обнаружили отсутствие кошелька?
— Из метро вышла, хотела газету купить. Вот и…
— Жаль, — сказал Галкин. Ни пострадавшая, ни Зверев не поняли, чего именно жаль. А жалко было Семену, что кража обнаружилась на улице. Вот если бы в метро — на эскалаторе или даже в вестибюле! — тогда Семен с легкой душой сбагрил бы женщину к транспортникам. — Жаль, ну да ладно. Итак, продолжим: возможно, я его потеряла…
— Извините, товарищ, — перебила заявительница, — но сумочка-то у меня оказалась открыта. А я ее закрывала.
— Обычное дело! — убежденно воскликнул Семен. — Забыли!
— Да нет же — я закрывала.
— Ну, значит, расстегнулась… замочек расхлябался — и расстегнулась.
— Да нет же, у нее хороший, тугой замок.
— Да послушайте-таки меня. Знаете, как бывает — вот задумался человек и стоит себе, теребит замочек… туда-сюда… сюда-туда… Щелк-щелк… щелк-щелк. А то, знаете, бывает: человек любит пуговицы крутить. Крутит он пуговицу, крутит… она возьми и оторвись. Что же вы думаете — ее тоже украли?
— При чем здесь пуговица?
— Пуговица здесь ни при чем. Я вам в качестве примера привел. Да вы пишите заявление, пишите. Мы обязаны реагировать на сигналы граждан. Это наш долг… А сколько денег-то было?
— Пятнадцать рублей.
— Ровно?
— Ну, мелочь еще…
— А зарплата у вас какая?
— Сто восемьдесят.
— Ага… значительно больше чем у оперативника, который ходит на пули и ножи озверелых бандитов. Мы вот с Сашей в прошлом году…
— Я знаю, — перебила заявительница, — об этом еще в газетах писали.
— Точно, — просиял Семен. — Вы читали!
— Нет, не читала.
— Откуда же вы знаете?
— Вы мне сказали.
— Да, действительно… Значит, пишем: прошу принять меры к розыску…
— Преступника, — сказала заявительница.
— Да нет, — снисходительно ответил Галкин, — потерянного кошелька.
Заявительница покачала головой и написала.
— Оч-чень хорошо, — сказал Сенька. — Далее: материальный ущерб для меня является незначительным. Дата. Подпись. Вот и хорошо.
Галкин перечитал текст и остался доволен. Когда посетительница ушла, он повернулся к Звереву и сказал:
— Вот так, Саша. Была кража — стала потеря.
— Семен, — сказал Зверев. — Ты думаешь это правильно?
— Нет, — ответил Галкин. — Я не думаю, что это правильно.
Он смотрел на Сашку серьезно и слегка грустно.
— Я не думаю, что это правильно. Но найти этот кошелек ни ты, ни я, ни господь Бог не сможет. А значит, — глухарь, значит, — процент раскрываемости падает. Тебе это надо? Мне это надо? Я здесь шута горохового корчил, придуривался, убалтывал ее… думаешь, мне это нравится?
Сашка промолчал. Его знакомство с работой уголовного розыска состоялось почти год назад. Кое-что он уже понял. Но, разумеется, далеко не все. Значительная часть его представлений была очень далека от реальности: стереотипы, навязанные фильмами и книгами, давали себя знать. Умный, наблюдательный, склонный к иронии Зверев, конечно же, понимал, что фильмы и книжки очень сильно приукрашивают действительность. И все же живая реальность шокировала.
— Думаешь, заявительница не поняла, что я тут комедь ломаю? — продолжал рассуждать Семен.
— Наверно, поняла.
— Не наверно, — наверняка. Ну и слава Богу, в другой раз к нам не пойдет. И знакомым скажет: там в ментуре одни придурки. Можно и не обращаться. А работы нам все равно хватит. Это я тебе гарантирую.
— А авторитет, Семен? Мы же теряем авторитет.
— Э-э, милый… авторитет на раскрытиях зарабатывают. Ну, скажи мне, как ты этот кошель будешь искать? Ну — как?
— Я не знаю. Но кража-то была… а, Семен?
— Конечно, была. Я даже могу предположить, кто из кротов нашу тетю обидел. Но дальше-то что?… В общем, Саня, учись у старого мудрого еврея. Наша работа — это не только бандитов брать. Это еще и умение лавировать между терпилами, начальством и законом. Так-то, брат. Привыкай. Не сможешь — заклюют, с говном сожрут. И сжирали уже. Нормальных толковых оперов. Были такие примеры, Саня, были. И — тут я с тобой согласен! — без порядочности в нашем деле никак нельзя. Только понимание порядочности у тебя пока еще очень абстрактное. Что-то типа кино про Жеглова с Шараповым. Согласен?
— Ты, Семен, конечно, на стороне Жеглова?
— Да, — рубанул воздух рукой Галкин, — только так.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, но в кабинет вошел майор Давыдов. Михаил Иванович уже слегка поправил голову, зажевал свою профилактику организма изъятым у фарцовщика импортным дефицитнейшим «антиполицаем» и был в хорошем расположении духа.
— Ну как, Саша, вживаешься? — спросил он.
— Да, — вместо Сашки ответил Галкин, — вживается, Михал Иваныч. Вот заявительница приходила, хотела кражу кошелька оформить — Александр убедил ее переквалифицировать на утрату.
— Грамотно, — похвалил майор. — Мы, сотрудники МВД, должны оперативно реагировать на заявления граждан. Болеть, так сказать, душой и принимать все меры к сокрытию… тьфу, — к раскрытию! преступлений.
— Да, — поддакнул Галкин, — больше открытости, человечности и гласности!
Майор посмотрел на Семена с некоторым подозрением, но Сенька имел вид более чем серьезный, и майор только и сделал, что кивнул головой.
— Михал Иваныч, — сказал Сашка, — а как с моим рабочим местом?
— Это запросто. Пойдем, Саша.
…Давыдов распахнул дверь, и Зверев увидел крошечный кабинетик, заваленный черт-те каким хламом: выдранная с корнем приборная панель от «Жигулей», черная мутоновая шуба, пионерский барабан, какие-то коробки… среди всего этого хлама в углу стоял письменный стол.
— Вот, — сказал Давыдов, — кабинет. Невелик, конечно, и без окна… Но отдельный. Тут до тебя Сережа Громадин сидел, теперь ушел в участковые — жилье мужику нужно. Ну, осваивайся, наводи порядок. У Сереги-то всегда все в кучу. Вещдоки… и прочее. Ты парень, я смотрю, активный, грамотный — давай. Не бойся проявить инициативу!
— А все это? — спросил Зверев.
— Это-то? Это вещдоки, у которых хозяева не обнаружились… хлам! Сам разберись и все ненужное — вон! Ну, действуй. Сашка выкурил сигарету и взялся за работу. Полдня он разбирался с завалами, пытаясь сообразить — что нужно, а что хлам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98