ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


Убийца стоял, прислонившись плечом к корявому стволу ольхи, обхватив руками плечи — холодно. Срывались сверху капли, ползли по темной влажной коре. Медленно карабкался серенький рассвет… Прапорщик начал задремывать. Стукнула дверь в доме. Иван встрепенулся. В тумане подала голос собака, звякнуло железо. То ли цепь, то ли ведро. Вспыхнул огонек зажигалки на крыльце. Он мерцал всего секунду. Человек прикурил, не спеша спустился с крыльца и пошел к неясной громадине строения в глубине участка. Невидимая собака, повизгивая, бежала рядом. Иван снова сглотнул слюну. Ему казалось, он ощущает запах сигареты… Из дома вышел еще один человек. Пониже ростом, возможно, подросток. Так, уже двое…
Затарахтел двигатель мотоцикла. Это, бля, уже лучше. Может, свалят эти двое. Тогда и начну. Колесник пощупал гранату.
Через минуту-полторы «Днепр» с коляской проехал мимо него. За рулем сидел мужик, в коляске — подросток. Свет фары прошел в метре от Ивана, дыхнуло бензином.
Вот оно — мое время! Если повезет… Обязательно, бля, повезет. Он постоял еще минуту, резко оттолкнулся от ствола и вытащил нож. Вперед!… Серый, с темными подпалинами пес появился из тумана внезапно. Иван с разбега не сумел сразу остановиться, сделал еще два шага по мокрой скользкой траве. Пес зарычал, прижал уши. Серая шерсть на загривке поднялась. Крупная восточноевропейская овчарка готовилась к прыжку. Ванька попятился. Пес прыгнул. Он атаковал молча, стремительно, страшно.
Сталь ножа вошла собаке в левый бок, но остановить не смогла. Пес сбил человекообразного с ног, зубы лязгнули у самого горла. Горячая кровь хлынула Ваньке на руку. Ему стало страшно… оскаленная пасть с мощными клыками была прямо напротив лица. Давила сверху сорокакилограммовая тяжесть. Он выдернул нож и ударил еще раз. Клыки сомкнулись снова. И снова в воздухе. Шерсть пса быстро темнела от крови… третий удар ножа. В глазах овчарки появилось новое выражение. Прапорщик этого не заметил, он понял только, что победил. Жалобный визг зазвучал над поляной. И столько в нем было тоски…
— Друг! — раздался тревожный женский голос. — Ты что, Дружок? Что случилось? Дружок, ты где?
Голос звучал, казалось, совсем рядом. Ванька столкнул с себя тело собаки. Руки скользили по гладкой и скользкой от крови шерсти.
— Дружок, Дружок… ты где?
Пес скулил. Ванька встал на четвереньки и поднял голову над плотной волной тумана… Женщина вскрикнула. Она стояла на крыльце в белой ночной сорочке, темная шаль наброшена на плечи. Их разделяло метров двадцать… Убийца выпрямился. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Глаза в глаза.
Она опрометью бросилась в дом. Ванька вышел из ступора — и за ней. Он даже забыл вытащить из тела собаки нож… Баба сама шагнула ему навстречу. В руках — переломленная двустволка и картонные цилиндры охотничьих патронов. Она смотрела на набегающего мужика большими серыми глазами и пыталась вставить гильзы в патронники… А вот хер тебе! Ванька схватился левой рукой за стволы. Снова встретились глаза. Ужас и растерянность в одних — наглость и торжество в других.
Ванька рванул ружье. Она держала крепко. Во вцепилась, сука! Вместе с ружьем женщина вылетела на улицу, покатились по ступенькам патроны… Она упала, и Колесник ударил грязным ботинком в висок. Русая голова мотнулась, ружье выпало. Он спокойно нагнулся, поднял ружье, защелкнул затвор. Баба на четвереньках ползла в сторону. Ну, нет! Этот номер не пройдет, тетя. Тебе, как в той песне, некуда больше спешить.
Колесник занес приклад над головой.
* * *
А на рассвете в устье Невы вошла Черная Галера. Двадцать пар весел вздымались, роняя капли, и одновременно опускались в серую невскую воду. Низкий борт летел над мелкой волной, пенился бурун под форштевнем. Встречное течение заставляло гребцов напрягать все силы. Пьяный комит на юте надрывался в хриплой ругани на незнакомом языке. С нока реи низкой фок-мачты смотрел на питерские берега висельник. Черный, поклеванный птицами, распухший язык широко раздвигал губы и придавал ему залихватский вид. В петле мертвец болтался давно, его ботфорты побелели от соли.
Черная Галера поравнялась с Петропавловкой. Стоя у окна своего кабинета, Семен Фридман взволнованно смотрел на нее. Дуче ждал ее долго, очень долго. Он помахал рукой, и комит на юте отсалютовал ему бутылкой рома. Весла вздымались, висельник показывал язык, тускло пробивались сквозь патину бронзовые буквы названия галеры: TERROR.
Дальнозоркий Семен присмотрелся к повешенному и вдруг узнал в нем Очкарика. Этого не могло быть! Но именно наглая морда Очкарика покачивалась в такт взмахам тяжелых весел. Как же он там оказался?
Черный низкий корпус скользнул под Троицкий мост и исчез из виду. Через тридцать минут галера встала на якорь напротив Смольного. Ржавая цепь прогрохотала, убегая в воду, лапы якоря вцепились в невское дно, и комендор у баковой пушки вопросительно оглянулся назад. Давай, — взмахнул капитан кожаной перчаткой, и гулкий холостой выстрел разнесся над водой, отражаясь от гранита набережных. Взмыли в воздух сотни ворон и чаек, на Большеохтинском мосту резко тормознул от неожиданности водитель бандитского джипа, и в зад ему влетел автомобиль Красногвардейского РУВД. С кормы Черной Галеры спустили шлюпку, и через минуту под ее килем заскрипела береговая галька. Капитан спрыгнул на берег. Он привез губернатору этого города Черную метку.
На грот-мачте галеры взвился и затрепетал на ветру Веселый Роджер. Громко закричал на баке черный петух. Он всегда орал, когда ему наливали плошку рому. Висельник скосил один глаз на петуха. Пьяный комит весело засмеялся беззубым ртом. На мосту загремели выстрелы.
С небрежным поклоном капитан Дуче вручил губернатору Яковлеву Черную Метку. Губернатор побледнел.
Часы показывали девять пятнадцать.
Глава вторая. Терминатор
Вот и наступило утро 20 октября. Ах, утро 20 октября… серенькое и пасмурное вначале, как это очень часто бывает в Санкт-Петербурге осенью, позже оно превратится в солнечный и теплый день, потом в короткие быстрые сумерки — и расцветет ослепительным взрывом в полночь. Но все это впереди — в девять часов утра еще никто не мог предположить всех тех событий, которыми будет наполнен день. Никто, кроме Семена Фридмана.
Он стоял у окна своего кабинета и провожал взглядом Черную Галеру с мертвецом на рее. Он отчетливо слышал скрип сорока весел и плеск воды. Ощущал запах плесени и мертвечины. Навались, ребята! Ходчее… Вас ждет добыча и слава. Еще ходчее, черти!
Да не было никакой Черной Галеры. Чушь все это. Бред. Плод чудовищного воображения Семена Ефимовича Фридмана. Он и сам замечал некоторые странности в своем поведении, в восприятии реальности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107