«О чем это он так длинно написал? Может быть, это описание какого-нибудь астрономического наблюдения? Якуб всегда был нетерпелив. Должно быть, поторопился сообщить что-то очень важное. Но нет…»
«Во имя аллаха милостивого и милосердного, прости меня, дорогой учитель, не взыщи, не посчитай меня неблагодарным, пойми мою душу, постигни мои стремления… Не может быть причины более важной, чем та, которая послужила препятствием к моему возвращению…»
Ал-Бируни остановился в недоумении – такие слова не мог написать Якуб. Он, столько лет посвятивший науке, его верный друг и помощник, не может вернуться к своему делу? Просит прощения?.. Он снова перечел эти строки и, убедившись, что зрение не изменило ему, стал читать дальше.
«…и вот я пишу тебе, дорогой устод, и, может быть, мои беспомощные строки передадут страдания и волнения моего сердца. Я, который так стремился всю жизнь сопутствовать тебе в твоих великих делах, должен сказать, что никогда не вернусь в Газну и никогда не пройду мимо дворца султана Махмуда Газневидского. Он ненавистен мне, и дела его я проклинаю. После долгих скитаний, после многих бессонных ночей в горах, где я искал свою возлюбленную Гюльсору, я понял, как жесток и несправедлив правитель Газны, по велению которого проливается кровь невинных жертв.
Прости меня, устод. Я понял, что никогда не смогу быть с тобой, пока ты служишь этому извергу. Я так стремился к тебе! А теперь меня ждет другая судьба. Я предоставлен сам себе. Твой светлый ум озарил меня. То, что я узнал от тебя, то, что я позаимствовал из великой книги знаний, я постараюсь использовать для доброго дела. Я еще не могу сказать, чем я буду заниматься: буду ли торговать драгоценными камнями – зная до тонкости их свойства и особенности, я смогу это делать с большим успехом, чем другие. А может быть, стану мирабом в каком-нибудь небольшом селении и буду справедливо делить воду, чтобы землепашцы могли лучше возделывать землю. Я много думал, и передо мной прошло все, что я видел на караванных путях нашей жизни. Я вспомнил сказанные тобою слова: „Драгоценный камень, испачканный грязью, не теряет своей ценности“. Простые люди, которых я вижу вокруг себя, прекрасны своей душой и своими искусными руками. И, подобно драгоценному камню, они сверкают в своей бедности. Может быть, справедливей служить этим людям, чем отдавать свою жизнь и знания кровопийце?
Учитель, мой благородный и мудрый друг! Не подумай, что я в какой-либо мере осуждаю твое пребывание при дворе султана Махмуда. Наоборот – я в этом вижу нечто вроде твоей жертвы во имя науки. Ведь только стремясь в Индию, ты очутился в Газне. И пусть твоя мечта станет явью. Пусть люди великой и мудрой страны отдадут должное твоим трудам и знаниям. А если ты позволишь, мой устод, я буду изредка писать тебе и говорить о своей любви и преданности. Я не смею просить тебя о милости, я знаю – тебе дорого каждое мгновение и ты не сможешь мне писать. Я буду просить великого и всемогущего аллаха, чтобы его покровительство распространилось на тебя и на твои добрые дела…»
* * *
Последние строки письма ал-Бируни прочел в полутьме, с трудом разбирая написанное. Он почему-то не догадался зажечь светильник.
В задумчивости склонился он над этим неожиданным и очень удивившим его письмом.
Сейчас он вдруг почувствовал, что позади уже большая часть жизненного пути, пройденного по пыльной, знойной дороге, где редко встречались зеленые оазисы и прохладные струи горной реки. Ему показалось, что сразу навалилась на него какая-то усталость, которая тяжким грузом легла на сердце. Этот юноша – так он привык называть Якуба – заставил его задуматься над многими вещами, о которых он старался не думать, потому что знал: такие мысли могут стать подобием яда, примешанного к еде. Он не позволил себе такой роскоши – рассуждать, как сделал это Якуб. Он не мог этого сделать, потому что тогда бы не было ал-Бируни и не было бы тех трудов, отданных науке, которые вылились строками в его книгах.
Якуб молод и не способен понять то, что может понять старый человек, прошедший большой и трудный путь. Да, он служит при дворе Махмуда. Да, он трудился во славу хорезмшаха Мамуна. Но только при них ему представилась возможность раскрыть тайны Вселенной, которые составляют загадку для человечества. Увы! Без них он никто! Кто он, человек из предместья Бирун, мать которого была носильщицей дров? Об этом он написал стихи:
…Клянусь аллахом, не знаю я по правде своего родословия,
Ведь я не знаю по-настоящему своего деда,
Да и как мне знать деда, раз я не знаю отца!
Я, Абу-Лахаб, шейх без воспитания, – да!
А родительница моя носит дрова…
Может быть, и прав его воспитанник и ученик Якуб. Может быть, стоило ему покинуть Газну во имя справедливости?.. Но то, что можно молодому Якубу, того нельзя сделать старому Абу-Райхану. Много ли еще дней подарит ему аллах? Сумеет ли он сделать то, что задумал? А если сумеет, то люди умные и рассудительные не осудят его и не посчитают предателем, не назовут «потомком сатаны».
А сейчас ему горестно и печально. Лучше не думать о своем одиночестве. Как печально, что пришлось подумать… Ну ничего… В Индии все будет по-другому, там некогда будет размышлять об этом. Там едва ли хватит дней, чтобы сделать задуманное.
«Я буду неутомим и, может быть, постигну душу благородного народа Индии…»
«ЗВЕЗДЫ БИРУНИ СВЕТЯТ ТЕБЕ!»
Как же случилось, что Якуб решился написать учителю такое письмо? Хорошо ли он подумал или, поддавшись настроению и уговорам Абдуллы, без всяких размышлений написал? Все это было очень непросто и мучительно для Якуба. Он много дней провел в тяжких раздумьях, не зная, на что ему решиться. Абу-Райхан был для него самым прекрасным и самым достойным человеком на земле: годы, проведенные рядом с ученым, раскрыли Якубу душу человека, столь бескорыстную и благородную, что казалось, подобных людей не было и не будет. Но то, что говорил Абдулла, тоже верно. Как можно отдавать свою жизнь извергу и кровопийце? Если Абу-Райхан ничего не может изменить в своей жизни и вынужден быть на службе у султана, то он, Якуб, может покинуть Газну. Учитель поймет его и не будет в обиде. Абу-Райхан не из тех, кто способен осудить человека.
Якуб уже не мог отказать себе в желании все перевернуть в своей жизни, все изменить. У него было такое ощущение, словно он заболел какой-то тяжкой болезнью и для избавления от нее должен вот сейчас решиться на такое большое и важное дело. Как ни трудно, как ни обидно ему отказаться от своих мечтаний, он покинет своего устода. Пусть он, как слепец без поводыря, будет сам пробираться по трудному, тернистому пути познания, но он больше не будет при дворе Махмуда Газневидского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102