То ли думал, что сама строгость и бдительность, с которыми он охраняет этот покой, позволяют ему иногда этот покой нарушать? Или же тут дело было в какой-то склонности, в инстинкте, с которыми он не мог совладать? Какое имеет значение! Игра продолжалась. Причем все более и более рискованная.
Я вспоминаю слонов, которых мы обнаружили в глубине одной долины. Их было целое стадо, сорок, а то и пятьдесят особей, рассредоточенных вокруг водоема, питаемого каким-то чудотворным источником в бруссе и превращенного по распоряжению Буллита в водохранилище. Некоторые из них искали своими хоботами пищу в растительности на косогоре. Другие барахтались в тине. Малыши толкались, требовали, чтобы матери обливали их водой. Огромный вожак с пожелтевшими от времени бивнями стоял обособленно и охранял свое стадо, словно гранитное изваяние.
Когда он увидел между деревьями нашу машину, он даже не пошевелился. Ну чем ему могло грозить, в чем могло ущемить его всемогущество это насекомое, несущее на себе других насекомых? Однако от возвышенности к возвышенности, от впадины к впадине «лендровер» приблизился к гигантскому стаду, затрясся, рыча и звеня железяками, между группами, семьями. Малыши перепугались. Тогда хобот старого слона расправился, снова изогнулся и покой бруссы нарушил рев более звучный, более пронзительный и более устрашающий, чем сигнал сотни боевых труб. Все стадо подалось к нему: самцы стали сзади него, самки старались защищать слонят.
Буллит остановил машину перед слонами, сплотившимися в единую массу лбов, плеч, колоссальных хребтов с конвульсивно заметавшимися среди них, словно разъяренные змеи, хоботами. И только в то мгновение, когда из всех этих хоботов одновременно вырвался тот же пронзительный, страшный рев, а исполинская фаланга пришла в движение, Буллит резко развернул «лендровер» и на всей скорости бросил его на тропу, которая вдруг благодаря, как мне показалось, какому-то сказочному везению возникла среди кустов, хотя он наверняка уже давно заприметил ее и даже обустроил.
Не знаю уж, какое выражение появилось у меня на лице сразу после этого приключения, но Буллит и Патриция, посмотрев на меня, обменялись заговорщическим взглядом. Затем Буллит нагнулся к девочке и что-то сказал ей на ухо. Патриция радостно замотала головой в знак одобрения, а глаза ее заискрились лукавством.
Машина вскарабкалась на склон, по которому мы спустились в долину слонов, и оказалась на плато, где заросли чередовались с обширными степными пространствами. Буллит замедлил ход, въехав на одну из таких полян, покрытых сухой травой. Посередине лежали рядом освещенные ярким солнцем три огромных бугорчатых бревна с серой корой. Какой же силой должен был обладать тот ураган, который забросил их в эту голую прерию? Я задал вопрос об этом Буллиту. Не отвечая мне, плотно сжав губы, он все тише и тише приближался к этим опрокинутым стволам.
Внезапно торец одного из них шевельнулся, приподнялся и превратился в чудовищную голову, кое-как скроенную, усыпанную шишками, усыхающую к носу, к изогнутому массивному рогу. Так же ожили и два других чудовищных бревна. Теперь три носорога, не шевелясь, следили за машиной. А Буллит принялся описывать вокруг трех голов сужающиеся круги. Каждый последующий круг был чуть меньше предыдущего.
Первое страшилище грузно поднялось на ноги. Потом второе, потом третье. Они прижались друг к другу, но так, чтобы головы их смотрели в разные стороны. Они были сделаны из такой грубой материи и форма их была настолько примитивна, что они казались просто серыми потрескавшимися глыбами, кое-как обработанными в последние минуты творения.
Носороги вращали головами во всех направлениях. Взгляд их узких раскосых глаз, смотревших сквозь тяжелые складки кожи, больше не покидал нас.
Я услышал шепот Патриции:
– А вы не узнаете самого большого? Того, у которого на спине шрам. Это его я показывала вам на водопое.
Это было действительно так. Однако подумать что-либо еще по этому поводу я не успел. Теперь радиус нашего вращения вокруг этой апокалипсической группы стал совсем маленьким. Из огромных ноздрей вырывался какой-то неопределенный протяжный и зловещий звук. А расстояние между носорогами и нами продолжало сокращаться.
– Посмотрите-ка на нашего приятеля! – закричала Патриция. – Он здесь самый злой и самый храбрый. Сейчас бросится на нас.
Голос ее еще звучал, когда носорог устремился к нам.
Изумление не оставило в моем сознании места для других чувств. Я и представить себе не мог, чтобы такая огромная масса, причем на таких коротких и бесформенных лапах была способна на такой внезапный и такой стремительный бросок. Но Буллит был готов к нему. Он нажал на газ и повернул соответствующим образом руль. И все же зверь, выпущенный словно из катапульты, промахнулся так ненамного, пронесся так близко от нашей открытой машины, что я услышал его яростное пришептывание. Испугался ли я тогда? Разве можно понять? Все происходило в таком стремительном, рваном темпе. Вслед за первым носорогом на нас бросились и остальные. «Лендровер» метался между опущенными лбами чудовищ, кренился, откатывался назад, вертелся, подпрыгивал вверх. Малейший сбой в моторе, один неверный маневр, и острые рога проткнули бы нас насквозь, вспороли бы нам животы, растерзали бы нас на мелкие кусочки. Однако Буллит так уверенно вел свою игру! И рейнджеры так весело завывали. И Патриция так хорошо смеялась, смеялась тем чудесным хрустальным смехом, который в цирках взлетает над детскими рядами словно радостный трезвон колоколов…
Животные устали быстрее, чем машина. Один за другим носороги перестали нападать. Они сгруппировались, превратившись в единую глыбу; бока их мощно вздымались от частых вдохов и выдохов, колоссальные ноги дрожали, но рога по-прежнему целились в нас.
– До скорого, друзья мои! – крикнул Буллит.
Когда он отъезжал от поляны носорогов, его лицо выглядело помолодевшим и как бы поздоровевшим и голос его тоже звучал звонче и бодрее, чем обычно. Он вышел посвежевшим из этих опасностей, в которых испытывало потребность его бесстрашие и которые покорялись его ловкости. «Таковы, значит, запросы его натуры, – размышлял я. – Время не смогло укротить их». И хозяину Королевского заповедника приходится удовлетворять их, как это делал Булл Буллит. Единственная разница состоит в том, что теперь вместо ружья он пользуется «лендровером».
Я спросил своего спутника:
– А оружие вы никогда не берете с собой?
– Нет у меня больше оружия, – ответил Буллит.
Я вспомнил, что в доме этого профессионального охотника не было на стенах ни карабина, ни каких-либо трофеев.
– Мне это даже запрещено, – тихо добавил Буллит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Я вспоминаю слонов, которых мы обнаружили в глубине одной долины. Их было целое стадо, сорок, а то и пятьдесят особей, рассредоточенных вокруг водоема, питаемого каким-то чудотворным источником в бруссе и превращенного по распоряжению Буллита в водохранилище. Некоторые из них искали своими хоботами пищу в растительности на косогоре. Другие барахтались в тине. Малыши толкались, требовали, чтобы матери обливали их водой. Огромный вожак с пожелтевшими от времени бивнями стоял обособленно и охранял свое стадо, словно гранитное изваяние.
Когда он увидел между деревьями нашу машину, он даже не пошевелился. Ну чем ему могло грозить, в чем могло ущемить его всемогущество это насекомое, несущее на себе других насекомых? Однако от возвышенности к возвышенности, от впадины к впадине «лендровер» приблизился к гигантскому стаду, затрясся, рыча и звеня железяками, между группами, семьями. Малыши перепугались. Тогда хобот старого слона расправился, снова изогнулся и покой бруссы нарушил рев более звучный, более пронзительный и более устрашающий, чем сигнал сотни боевых труб. Все стадо подалось к нему: самцы стали сзади него, самки старались защищать слонят.
Буллит остановил машину перед слонами, сплотившимися в единую массу лбов, плеч, колоссальных хребтов с конвульсивно заметавшимися среди них, словно разъяренные змеи, хоботами. И только в то мгновение, когда из всех этих хоботов одновременно вырвался тот же пронзительный, страшный рев, а исполинская фаланга пришла в движение, Буллит резко развернул «лендровер» и на всей скорости бросил его на тропу, которая вдруг благодаря, как мне показалось, какому-то сказочному везению возникла среди кустов, хотя он наверняка уже давно заприметил ее и даже обустроил.
Не знаю уж, какое выражение появилось у меня на лице сразу после этого приключения, но Буллит и Патриция, посмотрев на меня, обменялись заговорщическим взглядом. Затем Буллит нагнулся к девочке и что-то сказал ей на ухо. Патриция радостно замотала головой в знак одобрения, а глаза ее заискрились лукавством.
Машина вскарабкалась на склон, по которому мы спустились в долину слонов, и оказалась на плато, где заросли чередовались с обширными степными пространствами. Буллит замедлил ход, въехав на одну из таких полян, покрытых сухой травой. Посередине лежали рядом освещенные ярким солнцем три огромных бугорчатых бревна с серой корой. Какой же силой должен был обладать тот ураган, который забросил их в эту голую прерию? Я задал вопрос об этом Буллиту. Не отвечая мне, плотно сжав губы, он все тише и тише приближался к этим опрокинутым стволам.
Внезапно торец одного из них шевельнулся, приподнялся и превратился в чудовищную голову, кое-как скроенную, усыпанную шишками, усыхающую к носу, к изогнутому массивному рогу. Так же ожили и два других чудовищных бревна. Теперь три носорога, не шевелясь, следили за машиной. А Буллит принялся описывать вокруг трех голов сужающиеся круги. Каждый последующий круг был чуть меньше предыдущего.
Первое страшилище грузно поднялось на ноги. Потом второе, потом третье. Они прижались друг к другу, но так, чтобы головы их смотрели в разные стороны. Они были сделаны из такой грубой материи и форма их была настолько примитивна, что они казались просто серыми потрескавшимися глыбами, кое-как обработанными в последние минуты творения.
Носороги вращали головами во всех направлениях. Взгляд их узких раскосых глаз, смотревших сквозь тяжелые складки кожи, больше не покидал нас.
Я услышал шепот Патриции:
– А вы не узнаете самого большого? Того, у которого на спине шрам. Это его я показывала вам на водопое.
Это было действительно так. Однако подумать что-либо еще по этому поводу я не успел. Теперь радиус нашего вращения вокруг этой апокалипсической группы стал совсем маленьким. Из огромных ноздрей вырывался какой-то неопределенный протяжный и зловещий звук. А расстояние между носорогами и нами продолжало сокращаться.
– Посмотрите-ка на нашего приятеля! – закричала Патриция. – Он здесь самый злой и самый храбрый. Сейчас бросится на нас.
Голос ее еще звучал, когда носорог устремился к нам.
Изумление не оставило в моем сознании места для других чувств. Я и представить себе не мог, чтобы такая огромная масса, причем на таких коротких и бесформенных лапах была способна на такой внезапный и такой стремительный бросок. Но Буллит был готов к нему. Он нажал на газ и повернул соответствующим образом руль. И все же зверь, выпущенный словно из катапульты, промахнулся так ненамного, пронесся так близко от нашей открытой машины, что я услышал его яростное пришептывание. Испугался ли я тогда? Разве можно понять? Все происходило в таком стремительном, рваном темпе. Вслед за первым носорогом на нас бросились и остальные. «Лендровер» метался между опущенными лбами чудовищ, кренился, откатывался назад, вертелся, подпрыгивал вверх. Малейший сбой в моторе, один неверный маневр, и острые рога проткнули бы нас насквозь, вспороли бы нам животы, растерзали бы нас на мелкие кусочки. Однако Буллит так уверенно вел свою игру! И рейнджеры так весело завывали. И Патриция так хорошо смеялась, смеялась тем чудесным хрустальным смехом, который в цирках взлетает над детскими рядами словно радостный трезвон колоколов…
Животные устали быстрее, чем машина. Один за другим носороги перестали нападать. Они сгруппировались, превратившись в единую глыбу; бока их мощно вздымались от частых вдохов и выдохов, колоссальные ноги дрожали, но рога по-прежнему целились в нас.
– До скорого, друзья мои! – крикнул Буллит.
Когда он отъезжал от поляны носорогов, его лицо выглядело помолодевшим и как бы поздоровевшим и голос его тоже звучал звонче и бодрее, чем обычно. Он вышел посвежевшим из этих опасностей, в которых испытывало потребность его бесстрашие и которые покорялись его ловкости. «Таковы, значит, запросы его натуры, – размышлял я. – Время не смогло укротить их». И хозяину Королевского заповедника приходится удовлетворять их, как это делал Булл Буллит. Единственная разница состоит в том, что теперь вместо ружья он пользуется «лендровером».
Я спросил своего спутника:
– А оружие вы никогда не берете с собой?
– Нет у меня больше оружия, – ответил Буллит.
Я вспомнил, что в доме этого профессионального охотника не было на стенах ни карабина, ни каких-либо трофеев.
– Мне это даже запрещено, – тихо добавил Буллит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52