Что это с тобой?
Он шел молча, не глядя в мою сторону.
– Знаешь, что значит «отпугивать»? – спросил я. Он опять ничего не сказал.
– Это значит заставлять кого-то тебя невзлюбить.
– Знаю.
– Что же тогда молчишь?
Его дурацкая дворцовая революция начинала действовать мне на нервы.
– Ты вправду хочешь знать? – спросил он, как бы и угрожая, и побаиваясь, что я скажу «да».
– Почему же нет?
– А не рассердишься, ничего мне не сделаешь? Господи, неужели я в его глазах такое чудовище? Где это я так переборщил?
– Говори.
– Почти в самый мой первый день в школе ты сказал мне, чтобы я так больше не делал, а я не сделал вообще ничего – и ты велел мне назвать свою фамилию. Абсолютно ни за что, и ты даже не сказал мне, в чем я провинился.
Ой-ля-ля… я сразу вспомнил нашу первую встречу.
– Слушай, ну извини. Я правда не помню, в чем там было дело, но раз ты говоришь, значит, я был не прав. Извини. Наверное, я тебя с кем-то перепутал. Ну, забыли об этом? Извини.
Он пожал плечами, что-то пробурчал себе под нос. Еще минуту мы шли молча, и я чувствовал, что ему явно не по себе.
– Знаешь, о чем я хочу тебя спросить? – обратился к нему я.
Он опять что-то буркнул.
– Что ты думаешь о Траншанах?
– Я их почти не знаю.
– А первое впечатление? Ответа не последовало.
– Как насчет Дженни? Ты ей нравишься.
– Вообще она ничего, но… А ты откуда знаешь?
– На той неделе я помогал ей с уроками. Трудный материал. У них совсем не та программа, что у нас. Я едва разобрался.
Так, что скажешь теперь?
– А-а.
Вот тебе и «а-а».
– На Малберри-роу подростков больше нет – только вы двое. Ты мог бы заглядывать к ней почаще. У нее такая мамаша… сам понимаешь.
Он хихикнул и улыбнулся – вполне благожелательно. Уже на нашей улице спросил, когда я буду сдавать на права.
– А что?
– Да так, просто. Ты ведь сказал, что сможешь подвозить меня в школу. Я и подумал…
– Все остается в силе, Тристрам.
– Как-то непривычно.
– Что именно?
– Когда кто-то из школы зовет меня по имени – а то все Холланд да Холланд.
– Ну, мы ведь живем, можно сказать, друг у друга на коленях. Так что можно и попроще. И тебе совсем не обязательно звать меня Эпплби. Я Келвин. Годится?
– Даже в школе?
– Даже в школе.
Дырка в голове меньше не стала, но возникло какое-то пьянящее ощущение силы – приятно вот так, походя, делать маленькие подарки.
Вечером я сидел на крыше и вел наблюдение. Делал вид, что играю с телескопом. Улица просматривалась прекрасно, и я ждал, когда из дома девятнадцать Тристрам отправится в дом семнадцать. Если он этого не сделает, весь спектакль насмарку.
Небо было сумеречным, серым – никакого буйства красок, никаких багряных закатов. Приуныв, я навел телескоп на комнату Дженни. Она была там, и я затрепетал, но она просто сидела и читала книгу. Ну, что же этот гаденыш не идет? Я до того приуныл, что направил телескоп в небо. Одни облака, даже луны не видно – смотреть не на что. Я снова навел телескоп на дорогу – ага, правда восторжествовала! По дороге, как всегда, чуть враскачку, шел он. Пай-мальчик, заставивший меня так долго ждать, переоделся и даже прошелся расческой по своим золотистым кудрям. Синие брючки, бежевая водолазка – маленький щеголь. Давай, щеголяй, крошечка моя. Я навел телескоп прямо на его лицо, и оно заполнило весь окуляр. Сюда бы еще бинокль! Потом взял пониже, оглядел его целиком. Телескоп по собственной инициативе сфокусировался на его ширинке… Отгадайте загадку, что это такое: за стозубой решеткой сидит дикий зверь? И выпуклость есть. Аккуратненькая такая выпуклость на его штанишечках в обтяжку. Вот бы мне так обтянуться да с выпуклостью и с легким радостным чувством идти на свидание… мечта, фантазия, зависть Он вошел в дом, унося с собой мою мечту.
Миссис Траншан подозрительно оглядела его с ног до головы.
– Тебе что, уроков не задали?
– Я уже все сделал.
– Ну, если родители тебя выпустили… не знаю, как там с уроками у Дженнифер. Сейчас посмотрю, а ты пока иди в гостиную.
Она не улыбнулась, не рассердилась. Господь посылает нам испытания, это одно из них – вот что было написано на ее лице. Тристрам попробовал ей улыбнуться, но мышцы лица застыли, губы сомкнулись, по поверхности щек прошла легкая рябь. Он быстро закрыл рот.
– Проходи. В гостиную.
Она повернулась и пошла наверх. Он вошел в гостиную. Единственным источником света в ней был телевизор, по экрану носились ковбои, и комнату наполняли их истошные вопли и гиканье. Тристрам подумал, что в комнате никого нет, но над одним из кресел появилась подсвеченная мерцанием телевизора лысина, сместилась в его сторону и снова отвернулась к экрану.
– Ой, извините. Я не знал… – Голос Тристрама утонул в ружейном огне.
– Что?
– Извините. Я не знал, что здесь кто-то есть.
– Не страшно. Присаживайся. Смотри, как их отстреливают на консервы, ковбойские фильмы без этого не обходятся, так?
– Наверное.
– Наверное! Факт, что не обходятся. Ты новый сосед, да?
– Да.
– Странно, что твои родители не заглянули, приличия ради. Хотя, с другой стороны, что они здесь забыли? Ты-то к Дженни пришел?
– Да.
– Это хорошо. А то ей скучно. Сестра всегда к ней цепляется. А она чудесная девочка. Почему же ты забрел сюда, если пришел к ней?
– Миссис Траншан велела.
– Вот как? Ну, раз велела, лучше ей не перечить. Сигарету? Хотя ты, конечно, не куришь. Дурная привычка. Но я верю в свободу выбора. Так не куришь?
– Нет.
– Ну и ладно. Посиди, посмотри в ящик. Как их отстреливают на консервы.
Открылась дверь, и свет из холла резанул по экрану телевизора. Реймонд Траншан застонал. Тут же в гостиной зажегся полный свет. Он застонал снова.
– Ты же ослепнешь, Реймонд, если будешь сидеть в темноте.
– Какая же темнота, дорогая, – телевизор включен.
– Вижу, что включен. Оторваться не можешь от дурацкого ящика. Ослепнешь, как пить дать. Келвин, дружочек, – сказала она неожиданно дружелюбным голосом, – иди наверх, к Дженнифер. Только не засиживайся допоздна. Завтра в школу.
– Тристрам, миссис Траншан.
– Что «Тристрам»?
– Так меня зовут. Не Келвин, а Тристрам.
– Да, конечно. Ну, дуй наверх.
Выходя, Тристрам хотел сказать хозяину «до свидания», но свет в гостиной уже погас.
– Что ж, если кто хочет ослепнуть, имеет полное право, – заметила миссис Траншан, и Тристрам не посмел даже пискнуть.
Он взглянул вверх, на ступеньки. Лимонно-зеленые ковры, на белые стены сведены рисованные модели первых поездов и машин. Он взбежал по лестнице через три ступеньки, на площадке остановился и посмотрел вокруг. Шесть дверей – все белые, все одинаковые. Полминуты он старался решить, в какую войти. Наконец услышал за одной из них звуки легкой музыки, опустился на колени и приложил ухо к замочной скважине. Улыбнулся, встал, набрал в легкие воздуха – и открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Он шел молча, не глядя в мою сторону.
– Знаешь, что значит «отпугивать»? – спросил я. Он опять ничего не сказал.
– Это значит заставлять кого-то тебя невзлюбить.
– Знаю.
– Что же тогда молчишь?
Его дурацкая дворцовая революция начинала действовать мне на нервы.
– Ты вправду хочешь знать? – спросил он, как бы и угрожая, и побаиваясь, что я скажу «да».
– Почему же нет?
– А не рассердишься, ничего мне не сделаешь? Господи, неужели я в его глазах такое чудовище? Где это я так переборщил?
– Говори.
– Почти в самый мой первый день в школе ты сказал мне, чтобы я так больше не делал, а я не сделал вообще ничего – и ты велел мне назвать свою фамилию. Абсолютно ни за что, и ты даже не сказал мне, в чем я провинился.
Ой-ля-ля… я сразу вспомнил нашу первую встречу.
– Слушай, ну извини. Я правда не помню, в чем там было дело, но раз ты говоришь, значит, я был не прав. Извини. Наверное, я тебя с кем-то перепутал. Ну, забыли об этом? Извини.
Он пожал плечами, что-то пробурчал себе под нос. Еще минуту мы шли молча, и я чувствовал, что ему явно не по себе.
– Знаешь, о чем я хочу тебя спросить? – обратился к нему я.
Он опять что-то буркнул.
– Что ты думаешь о Траншанах?
– Я их почти не знаю.
– А первое впечатление? Ответа не последовало.
– Как насчет Дженни? Ты ей нравишься.
– Вообще она ничего, но… А ты откуда знаешь?
– На той неделе я помогал ей с уроками. Трудный материал. У них совсем не та программа, что у нас. Я едва разобрался.
Так, что скажешь теперь?
– А-а.
Вот тебе и «а-а».
– На Малберри-роу подростков больше нет – только вы двое. Ты мог бы заглядывать к ней почаще. У нее такая мамаша… сам понимаешь.
Он хихикнул и улыбнулся – вполне благожелательно. Уже на нашей улице спросил, когда я буду сдавать на права.
– А что?
– Да так, просто. Ты ведь сказал, что сможешь подвозить меня в школу. Я и подумал…
– Все остается в силе, Тристрам.
– Как-то непривычно.
– Что именно?
– Когда кто-то из школы зовет меня по имени – а то все Холланд да Холланд.
– Ну, мы ведь живем, можно сказать, друг у друга на коленях. Так что можно и попроще. И тебе совсем не обязательно звать меня Эпплби. Я Келвин. Годится?
– Даже в школе?
– Даже в школе.
Дырка в голове меньше не стала, но возникло какое-то пьянящее ощущение силы – приятно вот так, походя, делать маленькие подарки.
Вечером я сидел на крыше и вел наблюдение. Делал вид, что играю с телескопом. Улица просматривалась прекрасно, и я ждал, когда из дома девятнадцать Тристрам отправится в дом семнадцать. Если он этого не сделает, весь спектакль насмарку.
Небо было сумеречным, серым – никакого буйства красок, никаких багряных закатов. Приуныв, я навел телескоп на комнату Дженни. Она была там, и я затрепетал, но она просто сидела и читала книгу. Ну, что же этот гаденыш не идет? Я до того приуныл, что направил телескоп в небо. Одни облака, даже луны не видно – смотреть не на что. Я снова навел телескоп на дорогу – ага, правда восторжествовала! По дороге, как всегда, чуть враскачку, шел он. Пай-мальчик, заставивший меня так долго ждать, переоделся и даже прошелся расческой по своим золотистым кудрям. Синие брючки, бежевая водолазка – маленький щеголь. Давай, щеголяй, крошечка моя. Я навел телескоп прямо на его лицо, и оно заполнило весь окуляр. Сюда бы еще бинокль! Потом взял пониже, оглядел его целиком. Телескоп по собственной инициативе сфокусировался на его ширинке… Отгадайте загадку, что это такое: за стозубой решеткой сидит дикий зверь? И выпуклость есть. Аккуратненькая такая выпуклость на его штанишечках в обтяжку. Вот бы мне так обтянуться да с выпуклостью и с легким радостным чувством идти на свидание… мечта, фантазия, зависть Он вошел в дом, унося с собой мою мечту.
Миссис Траншан подозрительно оглядела его с ног до головы.
– Тебе что, уроков не задали?
– Я уже все сделал.
– Ну, если родители тебя выпустили… не знаю, как там с уроками у Дженнифер. Сейчас посмотрю, а ты пока иди в гостиную.
Она не улыбнулась, не рассердилась. Господь посылает нам испытания, это одно из них – вот что было написано на ее лице. Тристрам попробовал ей улыбнуться, но мышцы лица застыли, губы сомкнулись, по поверхности щек прошла легкая рябь. Он быстро закрыл рот.
– Проходи. В гостиную.
Она повернулась и пошла наверх. Он вошел в гостиную. Единственным источником света в ней был телевизор, по экрану носились ковбои, и комнату наполняли их истошные вопли и гиканье. Тристрам подумал, что в комнате никого нет, но над одним из кресел появилась подсвеченная мерцанием телевизора лысина, сместилась в его сторону и снова отвернулась к экрану.
– Ой, извините. Я не знал… – Голос Тристрама утонул в ружейном огне.
– Что?
– Извините. Я не знал, что здесь кто-то есть.
– Не страшно. Присаживайся. Смотри, как их отстреливают на консервы, ковбойские фильмы без этого не обходятся, так?
– Наверное.
– Наверное! Факт, что не обходятся. Ты новый сосед, да?
– Да.
– Странно, что твои родители не заглянули, приличия ради. Хотя, с другой стороны, что они здесь забыли? Ты-то к Дженни пришел?
– Да.
– Это хорошо. А то ей скучно. Сестра всегда к ней цепляется. А она чудесная девочка. Почему же ты забрел сюда, если пришел к ней?
– Миссис Траншан велела.
– Вот как? Ну, раз велела, лучше ей не перечить. Сигарету? Хотя ты, конечно, не куришь. Дурная привычка. Но я верю в свободу выбора. Так не куришь?
– Нет.
– Ну и ладно. Посиди, посмотри в ящик. Как их отстреливают на консервы.
Открылась дверь, и свет из холла резанул по экрану телевизора. Реймонд Траншан застонал. Тут же в гостиной зажегся полный свет. Он застонал снова.
– Ты же ослепнешь, Реймонд, если будешь сидеть в темноте.
– Какая же темнота, дорогая, – телевизор включен.
– Вижу, что включен. Оторваться не можешь от дурацкого ящика. Ослепнешь, как пить дать. Келвин, дружочек, – сказала она неожиданно дружелюбным голосом, – иди наверх, к Дженнифер. Только не засиживайся допоздна. Завтра в школу.
– Тристрам, миссис Траншан.
– Что «Тристрам»?
– Так меня зовут. Не Келвин, а Тристрам.
– Да, конечно. Ну, дуй наверх.
Выходя, Тристрам хотел сказать хозяину «до свидания», но свет в гостиной уже погас.
– Что ж, если кто хочет ослепнуть, имеет полное право, – заметила миссис Траншан, и Тристрам не посмел даже пискнуть.
Он взглянул вверх, на ступеньки. Лимонно-зеленые ковры, на белые стены сведены рисованные модели первых поездов и машин. Он взбежал по лестнице через три ступеньки, на площадке остановился и посмотрел вокруг. Шесть дверей – все белые, все одинаковые. Полминуты он старался решить, в какую войти. Наконец услышал за одной из них звуки легкой музыки, опустился на колени и приложил ухо к замочной скважине. Улыбнулся, встал, набрал в легкие воздуха – и открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46