Но твои старания окупятся, увидишь. Верно?
От обязанности сидеть с ними за обедом я открутился. У меня, как всегда, было много работы, и отец еще раз сказал, что я молодец, и подмигнул, взяв с меня обещание спуститься вниз попозже. Мама что-то пробурчала, сунула мне печеные бобы и пару яиц, после чего я метнулся наверх и сразу выглянул в окно… но в соседском саду никого не было.
Когда позвонили в дверь, и снизу понеслись приветственные охи и ахи, я не стал дергаться и продолжал спокойно заниматься. Через два часа мой нос учуял запах сигар – значит, обеденная церемония завершилась, и сейчас явится матушка и объявит мой выход. Я решил опередить ее и сам вышел из комнаты – мама как раз ставила ногу на первую ступеньку лестницы.
– Вот и ты. Мы как раз о тебе говорили. Мистер Холланд хочет расспросить тебя о школе. Там теперь учится его сынишка.
Холланд? Опять эта фамилия. Холланд? Бегающий, прыгающий и скачущий Холланд? Переезжает на нашу улицу? Вот это номер. Не может такого быть.
Чете Холландов было под сорок, может, чуть больше сорока. Оба светловолосые, стройные, она была в длинном, каком-то летучем брючном костюме из бархата – я заметил, как моя мама с любопытством разглядывала его. Волосы мистера Холланда чуть поредели спереди, зато сзади их было с избытком, он вырядился во все синее – синий костюм, синяя рубашка, синий галстук. Ее рукопожатие было слабым, ладонь – влажной. Он пожал мне руку крепко и по-мужски – мол, будем приятелями. И он, и она – уж слишком красивенькие, уж слишком в себе уверенные.
– Я и не знала, что в вашей школе есть такие взрослые ребята.
В ее голосе слышался какой-то акцент, какое-то подвывание. Она ждала ответа. Они все ждали ответа. Но что я мог ответить? Сын Джорджа Эпплби – тихоня.
– Диана. Ну, что ты, право.
Это был глубокий и мелодичный голос культурного человека, он решил выступить в мою защиту и незаметно для других подмигнул мне. Еще один?
– Вот уж не думаю, что я его смутила, правда же..?
– Келвин. Келвин Эпплби, – услужливо подсказала моя матушка.
– Ничуть не смутила. – Теперь пришел на помощь папочка. – Он продолжает учиться в школе, чтобы заработать себе стипендию для Кембриджа.
– В самом деле? – Мистер Холланд улыбнулся мне. – И много ли парней из вашей школы претендуют на стипендию?
– В этом году – только Келвин. Это опять-таки отец.
– Единственный из всей школы, – подхватила матушка.
Холланды понимающе переглянулись. А катитесь вы куда подальше.
– Ну, и что у вас за школа? Тристрам – ты его, конечно, не знаешь, он вдвое меньше тебя, – мой сын.
– Наш сын, – вставила его жена.
– …наш сын туда только перешел. Для него это нелегкое испытание – привыкать после Лондона, – и он нам мало что рассказывает. Но он освоится, это точно. Ты ведь его не знаешь?
– Там сотни мальчиков учатся. – Это матушка.
– Пусть парень сам ответит. – Это отец.
Я знаю Тристрама, мистер Холланд. Знаю вашего мальчика. Знаю каждую складочку на его розовой шейке. Хотел бы узнать его поближе.
– Блондин? – спросил я.
– Он самый.
– Мы вместе ходим на физкультуру. Сегодня я проводил с их классом тренировку по футболу.
– Как чудесно. – Это уже мать Тристрама. Бедняга Тристрам. Родители, похоже, рвут его на части. – По-моему, в играх с мячом он не силен, да? – спросила она, и мне показалось, что ее муж снова мне подмигнул.
– Не хуже других. Многие из них вообще в первый раз футбольный мяч потрогали. – А уж о моих шариках и говорить нечего. Ладно, хватит умничать. Поскорее, что ли, отпустил бы меня с миром.
Но они продержали меня еще целый час, выпытывая насчет школы, моих успехов, пели про будущие успехи Тристрама и про то, какой здесь чудесный уголок Кентербери. Вообще-то весь Кентербери – просто чудо, но этот его уголок особенно прекрасен. Да, конечно, жилье здесь дорогое, зато двух одинаковых домов не сыщешь, и от одного до другого никак не меньше пятидесяти ярдов. В один голос они сообщили, что около каждого дома стоят две машины, а возле некоторых – даже три. Здесь самое место для синих рубашек, синих костюмов и галстуков, а также брючных костюмов из бархата. А если я установлю на крыше платформу и поставлю на нее телескоп, я, вполне возможно, буду видеть и тот дом, и другой, и ту спальню, и другую. Так что, Холланды, поселяйтесь на нашей Малберри-роу. На прощанье я пожал им руки: одно рукопожатие – слабое и влажное, другое – крепкое и по-приятельски мужское.
Выйдя из гостиной, я попрыгал на первой ступеньке лестницы, чтобы они услышали – я ушел спать. Сам же подкрался к их двери, опустился на колени и прислушался. Разговор велся негромко, и я улавливал лишь отдельные слова, но все равно стоял на коленях и вслушивался – очень хотелось узнать, что же они обо мне говорят. До моего слуха донеслось «воспитанный», «приятный»… это что же, черт подери, обо мне? Да о чем угодно. Вот мерзавцы, хоть бы одно предложение произнесли громко… наверняка это все обо мне, о том, какой я обаятельный и зрелый человек. «Воспитанный». «Приятный».
Я пошел спать, и волны сна понесли меня Бог знает куда: я стал всезнающим гуру Малберри-роу, и мир сидит у моих ног и внимает моей мудрости. Отец отрастил висячие усы, а мать побрилась наголо. По бокам от меня устроились Тристрам и Дженни, они преданно смотрят мне в глаза и поглаживают мои ноги. Самое заветное их желание – дождаться моей улыбки. Они ждут ее неделями, и когда, наконец, лицо мое расплывается в улыбке, вместе со мной расплывается весь мир, и вокруг его глаз вспыхивают лучики морщинок. Руки Тристрама и Дженни тянутся выше, к Большому Джону, он величественно покачивается между ними, они по очереди его целуют. Окаменевшие ступни слегка поистерлись от пылких прикосновений паломников, но Большой Джон неизменно силен и крепок. Моя рука стискивает его. Увы, всего лишь моя.
На следующее утро я проснулся поздно – мама суетилась вокруг меня, отец же возражал: иногда человеку невредно и отоспаться, а в школу он меня подвезет. Мама: так я совсем разленюсь, отец – ничего, я это заслужил. Интересно, чем же? И за что?
Когда мы забрались в машину, отец сунул мне пятерку и похлопал по колену.
– Ты их заслужил сполна.
– За что? То есть спасибо.
– Можно не благодарить, а за что – разве не ясно. Этих Холландов ты смел, как ураган. Мало того, что они переезжают в дом девятнадцать, все свои юридические дела она будут вести через мою фирму – и только через нее. А это – немалый фронт работы. Верно?
– Ну, отлично.
– Вот видишь. Что посеешь, то пожнешь.
– В смысле?
– Любое дело нужно готовить. А значит – оказать дополнительную услугу. Расположить людей к себе.
– Понял.
– То-то же. Посеешь семя – оно обязательно прорастет.
Во время ланча в школе вопрос переезда Холландов на Малберри-роу вдруг встал с новой остротой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46