Видел я вас, голубочков, и с Вероникой разговаривал. Вы же все время вместе. И ты мне будешь говорить, что вы только и делаете, что гуляете? Ха-ха.
– Дурак ты.
– Не хочешь отвечать. А я спорить готов, что ты ее долбаешь. Спорить готов.
– Нет. И вообще, оставь меня в покое.
– Долбаешь, спорить буду.
– Отстань.
– Что, скажешь нет?
– Оставь меня в покое, говорят тебе.
– Я тебя никак расстроил? А что это значит? Что я прав.
– Шел бы ты!
– Ну, оставлю я тебя в покое, что будешь делать? О своей Дженни мечтать? Над вами же все смеются. И ты будешь мне рассказывать, что ты ее не попробовал? Двадцать девушек невинных пригласили погулять, на гулянке умудрились все невинность потерять.
– Катись на хрен.
– Ой, обидели ребеночка, сейчас заплачет. «Оставь меня в покое». «Катись на хрен». Оставь нас с Дженни в покое. Ой-ой-ой.
Тристрам схватил с подоконника мраморный кругляш – пресс для бумаги – и кинулся через всю комнату на брата. Усевшись тому на грудь, вскинул руку с прессом над головой.
– Сказал, оставь меня в покое. – Глаза его горели недобрым пламенем, рот вытянулся тонкой ниткой. – Не отстанешь – убью. Убью, понял?
Филип посмотрел на кругляш, потом на лицо брата.
– Ладно. Ладно. Успокойся. Пошутить нельзя. Слезай.
Тристрам отпустил Филипа, и тот секунду подумал – а не надрать ли нахалу уши? – но, еще раз взглянув на брата, решил, что не стоит. Он выскользнул из комнаты и остановился на площадке. «Оставь меня в покое». Скопировав таким образом брата, он ушел в свою комнату.
ГЛАВА 40
Я лежал на кровати и разглядывал свое дурацкое толстое тело. Да, дурацкое. Ну и что? Зато во всем остальном – полный порядок. Я же – Господь Бог, на все смотрю сверху, великодушно поглаживаю весь мир, снисхожу до него, поддерживаю теплым словом. Все теперь – мои дети, все в моих руках и мне подвластны.
Да, мне теперь подвластно все, стоит только шевельнуть пальцем. Ясно, Большой Джон? Что скажешь? Моя потная лапа тебе больше не требуется, верно? Или как? Я поднапряг мышцы, и он чуть дернулся, как бы подмигивая мне в ответ. Ладно, ложись на бочок и отдыхай.
А мои детишки теперь и вправду мои. Все остальное – ерунда, правда же, Большой Джон? Вообще, теперь весь мир льет воду на нашу с тобой мельницу. И не будет больше вскрикиваний во сне, не будет эротических фантазий.
Я разгладил рукой простыню. Чистое белье, и мое тело – почти такое же белое. Что же, я – Бог? Нет. Увы. Но я знаю Его, и теперь Он – на моей стороне. Поначалу Он допустил ошибку, но сейчас у Него есть время, и Он ее исправляет. Я вдавил палец в живот. Он утонул на несколько дюймов – и что с того? Что с того, черт подери? Кому какое дело до моего живота? Я вполне могу расслабиться – откинуться на спину и расслабиться. Я уже испытал высшее наслаждение, а если захочется еще, я всегда его получу. Детишки всегда мне его доставят.
ГЛАВА 41
– Я решила, что лучше подождать, пока они уйдут. – Миссис Траншан с торжествующим видом взглянула на мужа, сидевшего по другую сторону стола. – Мы получили письмо насчет Дженнифер. Из школы.
– Да, дорогая. – Мистер Траншан откусил еще один кусок от бутерброда. – И что же?
– Письмо написала ее классный руководитель, эта мисс Дирбек, мы, мол, не должны беспокоиться – попробуй тут не забеспокойся! – но ее очень тревожит Дженнифер. Она стала хуже заниматься, не дружит с одноклассницами. Вообще-то ничего страшного не происходит, и она бы не стала писать родителям, но Дженнифер всегда была ее гордостью, поэтому перемена в ней особенно заметна. Заметна! Уж наверное, раз ей вздумалось писать нам письмо. Она пыталась поговорить с Дженнифер, но без толку, и хотя она не хочет, чтобы мы беспокоились, поставить нас в известность считает нужным – вдруг нам как-то удастся ей помочь. Возможно, мол, это переходный возраст, и давить на нее не надо, все пройдет само. Возможно! А если нет? Дожили – письмо из школы!
Мистер Траншан откусил бутерброд еще раз и почесал в затылке. Жена громко отхлебнула чай из чашки.
– Я тебя еще месяц назад предупредила, – продолжала миссис Траншан. – Просила: поговори с ней, но где там! Тебе удобнее подождать. Говорила: встречи с этим парнем до хорошего не доведут. Вот и дождались – письмо из школы! С Вероникой такого не было никогда, да и с Дженнифер мы раньше хлопот не знали. Это все он, этот парень.
– Мне с ней говорить бесполезно.
– С ней? При чем тут она? Дело в нем, в его родителях. Пока они сюда не приехали, мы горя не знали. А они, между прочим, и двух слов с нами сказать не соизволили. Но теперь придется.
Холланды и Траншаны встретились ближе к вечеру, когда Тристрам и Дженни еще не вернулись из школы. Встреча была недолгой.
Джеффри Холланд предложил гостям выпить. Мистер Траншан сначала согласился, но миссис Траншан отказалась, тогда отказался и он. Им предложили сесть. Мистер Траншан сел, но его жена осталась стоять, и через несколько секунд он тоже поднялся. Диана Холланд стояла у окна и наблюдала за происходящим, не очень веря собственным ушам и глазам.
– Я сразу перейду к делу, – начала миссис Траншан. – Учительница Дженнифер написала нам письмо, в школе ею не очень довольны. Она всегда была в классе лучшей, самой надежной, самой популярной. Всегда. А теперь все переменилось.
– Простите, я не совсем понимаю. Миссис Холланд вежливо улыбнулась.
– Дело вот в чем. – Реймонд Траншан знаком велел жене помолчать. – Она всегда была образцовой девочкой, мы с ней никогда дурного слова друг другу не сказали. Поймите, я вовсе не намекаю, что всему виной ваш сын, но, с тех пор, как они подружились, Дженнифер стала совсем другая. А теперь еще это письмо из школы.
– Боюсь, я все равно не понимаю.
– Зато я понимаю, Диана. Я понимаю. – Джеффри Холланд подошел к жене и стал рядом с ней. – Мистер и миссис Траншан, – он говорил так, словно делился тайной, – считают, что по вине нашего Тристрама их дочь сбилась с пути истинного.
– Я этого не говорил, мистер Холланд. Я сказал лишь, что она была не ребенок, а золото…
– …пока не встретила моего сына. Но что, собственно, за этим утверждением стоит? Мне встречались родители, которые не справляются с собственными детьми, но то, с чем пришли вы, ни в какие ворота не лезет. – Жена попыталась его остановить. – Есть такая старая поговорка: валить с больной головы на здоровую. Может, она и банальна, но это потому, что истина банальна всегда. У плохого мастера всегда виноват инструмент.
– Извините ради Бога. Муж не совсем это хотел сказать.
– Зачем ты извиняешься? Я хотел сказать именно то, что сказал. Да это просто наглость! Их золотая дочка начала куролесить, а они пришли обвинять нас. Если у вас с вашим ангелочком начались трудности, разбирайтесь сами. Нельзя вот так валить на чужие плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Дурак ты.
– Не хочешь отвечать. А я спорить готов, что ты ее долбаешь. Спорить готов.
– Нет. И вообще, оставь меня в покое.
– Долбаешь, спорить буду.
– Отстань.
– Что, скажешь нет?
– Оставь меня в покое, говорят тебе.
– Я тебя никак расстроил? А что это значит? Что я прав.
– Шел бы ты!
– Ну, оставлю я тебя в покое, что будешь делать? О своей Дженни мечтать? Над вами же все смеются. И ты будешь мне рассказывать, что ты ее не попробовал? Двадцать девушек невинных пригласили погулять, на гулянке умудрились все невинность потерять.
– Катись на хрен.
– Ой, обидели ребеночка, сейчас заплачет. «Оставь меня в покое». «Катись на хрен». Оставь нас с Дженни в покое. Ой-ой-ой.
Тристрам схватил с подоконника мраморный кругляш – пресс для бумаги – и кинулся через всю комнату на брата. Усевшись тому на грудь, вскинул руку с прессом над головой.
– Сказал, оставь меня в покое. – Глаза его горели недобрым пламенем, рот вытянулся тонкой ниткой. – Не отстанешь – убью. Убью, понял?
Филип посмотрел на кругляш, потом на лицо брата.
– Ладно. Ладно. Успокойся. Пошутить нельзя. Слезай.
Тристрам отпустил Филипа, и тот секунду подумал – а не надрать ли нахалу уши? – но, еще раз взглянув на брата, решил, что не стоит. Он выскользнул из комнаты и остановился на площадке. «Оставь меня в покое». Скопировав таким образом брата, он ушел в свою комнату.
ГЛАВА 40
Я лежал на кровати и разглядывал свое дурацкое толстое тело. Да, дурацкое. Ну и что? Зато во всем остальном – полный порядок. Я же – Господь Бог, на все смотрю сверху, великодушно поглаживаю весь мир, снисхожу до него, поддерживаю теплым словом. Все теперь – мои дети, все в моих руках и мне подвластны.
Да, мне теперь подвластно все, стоит только шевельнуть пальцем. Ясно, Большой Джон? Что скажешь? Моя потная лапа тебе больше не требуется, верно? Или как? Я поднапряг мышцы, и он чуть дернулся, как бы подмигивая мне в ответ. Ладно, ложись на бочок и отдыхай.
А мои детишки теперь и вправду мои. Все остальное – ерунда, правда же, Большой Джон? Вообще, теперь весь мир льет воду на нашу с тобой мельницу. И не будет больше вскрикиваний во сне, не будет эротических фантазий.
Я разгладил рукой простыню. Чистое белье, и мое тело – почти такое же белое. Что же, я – Бог? Нет. Увы. Но я знаю Его, и теперь Он – на моей стороне. Поначалу Он допустил ошибку, но сейчас у Него есть время, и Он ее исправляет. Я вдавил палец в живот. Он утонул на несколько дюймов – и что с того? Что с того, черт подери? Кому какое дело до моего живота? Я вполне могу расслабиться – откинуться на спину и расслабиться. Я уже испытал высшее наслаждение, а если захочется еще, я всегда его получу. Детишки всегда мне его доставят.
ГЛАВА 41
– Я решила, что лучше подождать, пока они уйдут. – Миссис Траншан с торжествующим видом взглянула на мужа, сидевшего по другую сторону стола. – Мы получили письмо насчет Дженнифер. Из школы.
– Да, дорогая. – Мистер Траншан откусил еще один кусок от бутерброда. – И что же?
– Письмо написала ее классный руководитель, эта мисс Дирбек, мы, мол, не должны беспокоиться – попробуй тут не забеспокойся! – но ее очень тревожит Дженнифер. Она стала хуже заниматься, не дружит с одноклассницами. Вообще-то ничего страшного не происходит, и она бы не стала писать родителям, но Дженнифер всегда была ее гордостью, поэтому перемена в ней особенно заметна. Заметна! Уж наверное, раз ей вздумалось писать нам письмо. Она пыталась поговорить с Дженнифер, но без толку, и хотя она не хочет, чтобы мы беспокоились, поставить нас в известность считает нужным – вдруг нам как-то удастся ей помочь. Возможно, мол, это переходный возраст, и давить на нее не надо, все пройдет само. Возможно! А если нет? Дожили – письмо из школы!
Мистер Траншан откусил бутерброд еще раз и почесал в затылке. Жена громко отхлебнула чай из чашки.
– Я тебя еще месяц назад предупредила, – продолжала миссис Траншан. – Просила: поговори с ней, но где там! Тебе удобнее подождать. Говорила: встречи с этим парнем до хорошего не доведут. Вот и дождались – письмо из школы! С Вероникой такого не было никогда, да и с Дженнифер мы раньше хлопот не знали. Это все он, этот парень.
– Мне с ней говорить бесполезно.
– С ней? При чем тут она? Дело в нем, в его родителях. Пока они сюда не приехали, мы горя не знали. А они, между прочим, и двух слов с нами сказать не соизволили. Но теперь придется.
Холланды и Траншаны встретились ближе к вечеру, когда Тристрам и Дженни еще не вернулись из школы. Встреча была недолгой.
Джеффри Холланд предложил гостям выпить. Мистер Траншан сначала согласился, но миссис Траншан отказалась, тогда отказался и он. Им предложили сесть. Мистер Траншан сел, но его жена осталась стоять, и через несколько секунд он тоже поднялся. Диана Холланд стояла у окна и наблюдала за происходящим, не очень веря собственным ушам и глазам.
– Я сразу перейду к делу, – начала миссис Траншан. – Учительница Дженнифер написала нам письмо, в школе ею не очень довольны. Она всегда была в классе лучшей, самой надежной, самой популярной. Всегда. А теперь все переменилось.
– Простите, я не совсем понимаю. Миссис Холланд вежливо улыбнулась.
– Дело вот в чем. – Реймонд Траншан знаком велел жене помолчать. – Она всегда была образцовой девочкой, мы с ней никогда дурного слова друг другу не сказали. Поймите, я вовсе не намекаю, что всему виной ваш сын, но, с тех пор, как они подружились, Дженнифер стала совсем другая. А теперь еще это письмо из школы.
– Боюсь, я все равно не понимаю.
– Зато я понимаю, Диана. Я понимаю. – Джеффри Холланд подошел к жене и стал рядом с ней. – Мистер и миссис Траншан, – он говорил так, словно делился тайной, – считают, что по вине нашего Тристрама их дочь сбилась с пути истинного.
– Я этого не говорил, мистер Холланд. Я сказал лишь, что она была не ребенок, а золото…
– …пока не встретила моего сына. Но что, собственно, за этим утверждением стоит? Мне встречались родители, которые не справляются с собственными детьми, но то, с чем пришли вы, ни в какие ворота не лезет. – Жена попыталась его остановить. – Есть такая старая поговорка: валить с больной головы на здоровую. Может, она и банальна, но это потому, что истина банальна всегда. У плохого мастера всегда виноват инструмент.
– Извините ради Бога. Муж не совсем это хотел сказать.
– Зачем ты извиняешься? Я хотел сказать именно то, что сказал. Да это просто наглость! Их золотая дочка начала куролесить, а они пришли обвинять нас. Если у вас с вашим ангелочком начались трудности, разбирайтесь сами. Нельзя вот так валить на чужие плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46