На кровати взбиты две подушки – мамочка свято исполняла эту обязанность. Возле стола – вращающееся рабочее кресло и удобный стул. А в углу – знай наших! – собственный телевизор.
Жестом я пригласил их войти.
– Мы насчет математики – Дженни тоже поплыла.
– Вам что, делать нечего – в такой прекрасный вечер думаете про математику? Ну, показывайте.
Я сидел на кровати, и они уселись по бокам от меня. Математика, говорите? Тристрам открыл учебник и положил его мне на колени. Он прикоснулся ко мне – как приятно!
– Так. Ну, и что тут непонятно?
Тристрам показал. Но я смотрел не на страницу, а на его палец. Он ко мне прикоснулся.
– Ой, извини. Так что именно?
Он показал еще раз. Я достал чистый лист бумаги и принялся объяснять, в чем тут дело. Они склонились ко мне и так и сидели, не отодвигаясь. Возле меня им было удобно. Я сидел, боясь пошевелиться, едва дыша.
Но я всегда умел делать два дела сразу и все им растолковал, а они сидели, прижавшись ко мне. От такого тесного общения я вдруг завелся. Господи, зашевелился, родимый. Большой Джон, прикрытый учебником алгебры, рос как на дрожжах – того и гляди, книжка поднимется. Выше, выше. Старый фокус: дудочка заиграла – змея поднялась. Я кашлянул и встал с кровати.
– Минутку.
Я вышел и открыл дверь в туалет. Постоял там, стараясь отдышаться. Высунулся из окна. Фу. Порядок? Взял себя в руки? Ну и отлично. Я вернулся и сел за стол.
– Здесь будет удобнее.
Теперь они могли коснуться только моих плеч. Не нужны мне ваши прикосновения… нет, нужны! Я показал им, как решить задачу, объяснил теоретическую подоплеку. А мне кто-нибудь что-нибудь покажет?
– У тебя второй канал работает? – спросила Дженни, разделавшись с математикой.
– А что там?
– Хорошая музыкальная программа, но мама с папой всегда многосерийку по другому каналу смотрят, а когда их нет, ее смотрит Вероника.
Взгляд такой просящий – кажется, все бы ей отдал, абсолютно все. Ничего не проси – просто бери. Я включил телевизор, и Тристрам, думая, что я не вижу, толкнул Дженни локтем в бок. Она пискнула. Я повернул голову. Она с невинным видом сделала большие глаза; он виновато потупился. Ну, Бог с вами. Чем дольше просидите, тем лучше. Спинами они вжались в стену, вытянутые ноги свисают с кровати. Я устроился в своем рабочем кресле – пусть посидят рядышком, вдвоем. Или с диким воплем кинуться на них и втиснуться между ними?
Заработал телевизор. Пять парней, чуть постарше меня, бацали по гитарам и выколачивали из них бешеные звуки. Хорошенькие костюмчики. Хорошенькие мордашечки. Длинные волосы. Длинные тела. А какая фигура у ударника – никто не знает. Вполне могу быть ударником. Шумят себе ребята и не комплексуют – позавидуешь. На заднике по лесу в замедленном темпе бежала девушка. Обнаженная – следом за ней, развеваясь, летела ее одежда. Плавно порхали светлые волосы. Бедра ее скрывала голова ударника. А Дженни и Тристрам держались за руки. Жаль, что я не курю Сейчас бы откинуться в кресле, положить ноги на стол – мои детишки бы порадовались. Группа пела что-то о неразделенной любви. Они все вместе познакомились с ней, пошли к ней домой, вместе провели вечер, ели тосты с мармеладом, потом гуляли с ней по зоопарку – и вдруг она исчезла. Оказывается, она полюбила другого и теперь проводит вечера с ним, ест тосты и мармелад с ним, гуляет по зоопарку с ним. И все это происходило на фоне бежавшей обнаженной девушки. Дженни и Тристрам подмурлыкивали и покачивали в такт головами. Началась новая песня – на экране позади группы появились шесть полуголых танцовщиц. Ну, это уже, кажется, чересчур. Наплыв – и вместо них возник длинноволосый красавец, он целовал девушку с прекрасными зубами; мы видели только верхнюю часть их тел, но они тоже были обнажены. Дженни и Тристрам мурлыкали, не отводя от экрана глаз, даже когда программа закончилась. Я переключил канал. Девушка рекламировала зубную пасту. Как много зубов! Теперь она точно соблазнит своего кадра, и он ее долбанет на закате солнца.
– Вот и отпелась ваша музыка. Но вы приходите, когда захотите посмотреть.
– Правда?
– Конечно. Залетайте без разговоров. Алгебра, телик, какие-то проблемы – залетайте.
Сейчас уйдут… как мне их удержать? Чем? Нечем. Разве что загнать в мою постель? А самому балдеть в кресле?
Я проводил их до двери на улицу. Благодарностям не было конца. Прямо подставляй щеку под поцелуи. Восемнадцатилетний дядюшка на все времена.
Я закрыл дверь, выждал секунд двадцать, потом сам выскользнул за ними. Прокрался к калитке. Уже перевалило за одиннадцать, и они едва ли побегут в свой сарай, но мне хотелось увидеть, как они будут прощаться. Невесть откуда взявшийся ветер яростно хлестал по лицу. Я просунул голову за калитку. Ежась от холода, они стояли перед домом Дженни.
– Давай завтра с утра сделаем все уроки, тогда они не будут против, если мы с тобой весь день проведем вместе. Как думаешь? – спросил Тристрам.
– Я в субботу утром обычно по дому помогаю. Придется идти с мамой по магазинам.
– А Вероника?
– Что Вероника? Она никогда ничего не делает. Только выступает.
– Может, мне с тобой по магазинам пройтись?
– Тогда не успеешь уроки сделать.
– А куда мне спешить, ты-то их делать не будешь. Ну, сделаю, дальше что? Когда пойдешь?
– По магазинам? В десять.
– Я подгребу к десяти, а там поглядим, что получится.
Они посмотрели друг на друга.
– Тристрам, вот бы у нас с тобой был домик, собственный, без родителей! Делай, что хочешь, и ни на кого оглядываться не надо. Я бы и училась лучше, будь ты всегда рядом. И экзамены бы вместе сдавали, вообще все вместе.
– Кажется, твоя мама в окно смотрит.
– Брось ты. Нет, правда, здорово было бы. Представляешь? Свой домик.
– Класс, конечно. Слушай, она точно смотрит. Я пойду.
– А поцеловать?
– Но кто-то из твоего дома смотрит.
– Никого не вижу. Поцелуй.
– Не могу. Смотрят, говорю же тебе.
– Сдрейфил, вот и все.
– При чем тут «сдрейфил»? Говорю тебе, занавеска шевельнулась. Что будешь делать, если сейчас твоя мама объявится?
– Помашу ей рукой.
– Как же, помашешь.
– Ну, ладно. Завтра в десять.
Она взяла его за руку и стиснула ее. Как оказалось, за ними наблюдала не миссис Траншан. Родители Дженни сидели в гостиной и смотрели телевизор.
– Все прекрасно, девочка моя? Келвин тебе помог? – спросил отец.
– Да, все так понятно нам растолковал. Он такой умный. А комната у него – вы бы только видели!
– Верно, парень толковый. Этот далеко пойдет, дальше любого из нас.
– Между прочим, уже двенадцатый час, – укоризненно заметила мама.
– Так мы же были в соседнем доме.
– Пф-фф.
– Они были в соседнем доме, дорогая, – поддержал Дженни отец.
– Пф-фф.
Миссис Траншан, кинув на дочь обиженный взгляд, вышла из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Жестом я пригласил их войти.
– Мы насчет математики – Дженни тоже поплыла.
– Вам что, делать нечего – в такой прекрасный вечер думаете про математику? Ну, показывайте.
Я сидел на кровати, и они уселись по бокам от меня. Математика, говорите? Тристрам открыл учебник и положил его мне на колени. Он прикоснулся ко мне – как приятно!
– Так. Ну, и что тут непонятно?
Тристрам показал. Но я смотрел не на страницу, а на его палец. Он ко мне прикоснулся.
– Ой, извини. Так что именно?
Он показал еще раз. Я достал чистый лист бумаги и принялся объяснять, в чем тут дело. Они склонились ко мне и так и сидели, не отодвигаясь. Возле меня им было удобно. Я сидел, боясь пошевелиться, едва дыша.
Но я всегда умел делать два дела сразу и все им растолковал, а они сидели, прижавшись ко мне. От такого тесного общения я вдруг завелся. Господи, зашевелился, родимый. Большой Джон, прикрытый учебником алгебры, рос как на дрожжах – того и гляди, книжка поднимется. Выше, выше. Старый фокус: дудочка заиграла – змея поднялась. Я кашлянул и встал с кровати.
– Минутку.
Я вышел и открыл дверь в туалет. Постоял там, стараясь отдышаться. Высунулся из окна. Фу. Порядок? Взял себя в руки? Ну и отлично. Я вернулся и сел за стол.
– Здесь будет удобнее.
Теперь они могли коснуться только моих плеч. Не нужны мне ваши прикосновения… нет, нужны! Я показал им, как решить задачу, объяснил теоретическую подоплеку. А мне кто-нибудь что-нибудь покажет?
– У тебя второй канал работает? – спросила Дженни, разделавшись с математикой.
– А что там?
– Хорошая музыкальная программа, но мама с папой всегда многосерийку по другому каналу смотрят, а когда их нет, ее смотрит Вероника.
Взгляд такой просящий – кажется, все бы ей отдал, абсолютно все. Ничего не проси – просто бери. Я включил телевизор, и Тристрам, думая, что я не вижу, толкнул Дженни локтем в бок. Она пискнула. Я повернул голову. Она с невинным видом сделала большие глаза; он виновато потупился. Ну, Бог с вами. Чем дольше просидите, тем лучше. Спинами они вжались в стену, вытянутые ноги свисают с кровати. Я устроился в своем рабочем кресле – пусть посидят рядышком, вдвоем. Или с диким воплем кинуться на них и втиснуться между ними?
Заработал телевизор. Пять парней, чуть постарше меня, бацали по гитарам и выколачивали из них бешеные звуки. Хорошенькие костюмчики. Хорошенькие мордашечки. Длинные волосы. Длинные тела. А какая фигура у ударника – никто не знает. Вполне могу быть ударником. Шумят себе ребята и не комплексуют – позавидуешь. На заднике по лесу в замедленном темпе бежала девушка. Обнаженная – следом за ней, развеваясь, летела ее одежда. Плавно порхали светлые волосы. Бедра ее скрывала голова ударника. А Дженни и Тристрам держались за руки. Жаль, что я не курю Сейчас бы откинуться в кресле, положить ноги на стол – мои детишки бы порадовались. Группа пела что-то о неразделенной любви. Они все вместе познакомились с ней, пошли к ней домой, вместе провели вечер, ели тосты с мармеладом, потом гуляли с ней по зоопарку – и вдруг она исчезла. Оказывается, она полюбила другого и теперь проводит вечера с ним, ест тосты и мармелад с ним, гуляет по зоопарку с ним. И все это происходило на фоне бежавшей обнаженной девушки. Дженни и Тристрам подмурлыкивали и покачивали в такт головами. Началась новая песня – на экране позади группы появились шесть полуголых танцовщиц. Ну, это уже, кажется, чересчур. Наплыв – и вместо них возник длинноволосый красавец, он целовал девушку с прекрасными зубами; мы видели только верхнюю часть их тел, но они тоже были обнажены. Дженни и Тристрам мурлыкали, не отводя от экрана глаз, даже когда программа закончилась. Я переключил канал. Девушка рекламировала зубную пасту. Как много зубов! Теперь она точно соблазнит своего кадра, и он ее долбанет на закате солнца.
– Вот и отпелась ваша музыка. Но вы приходите, когда захотите посмотреть.
– Правда?
– Конечно. Залетайте без разговоров. Алгебра, телик, какие-то проблемы – залетайте.
Сейчас уйдут… как мне их удержать? Чем? Нечем. Разве что загнать в мою постель? А самому балдеть в кресле?
Я проводил их до двери на улицу. Благодарностям не было конца. Прямо подставляй щеку под поцелуи. Восемнадцатилетний дядюшка на все времена.
Я закрыл дверь, выждал секунд двадцать, потом сам выскользнул за ними. Прокрался к калитке. Уже перевалило за одиннадцать, и они едва ли побегут в свой сарай, но мне хотелось увидеть, как они будут прощаться. Невесть откуда взявшийся ветер яростно хлестал по лицу. Я просунул голову за калитку. Ежась от холода, они стояли перед домом Дженни.
– Давай завтра с утра сделаем все уроки, тогда они не будут против, если мы с тобой весь день проведем вместе. Как думаешь? – спросил Тристрам.
– Я в субботу утром обычно по дому помогаю. Придется идти с мамой по магазинам.
– А Вероника?
– Что Вероника? Она никогда ничего не делает. Только выступает.
– Может, мне с тобой по магазинам пройтись?
– Тогда не успеешь уроки сделать.
– А куда мне спешить, ты-то их делать не будешь. Ну, сделаю, дальше что? Когда пойдешь?
– По магазинам? В десять.
– Я подгребу к десяти, а там поглядим, что получится.
Они посмотрели друг на друга.
– Тристрам, вот бы у нас с тобой был домик, собственный, без родителей! Делай, что хочешь, и ни на кого оглядываться не надо. Я бы и училась лучше, будь ты всегда рядом. И экзамены бы вместе сдавали, вообще все вместе.
– Кажется, твоя мама в окно смотрит.
– Брось ты. Нет, правда, здорово было бы. Представляешь? Свой домик.
– Класс, конечно. Слушай, она точно смотрит. Я пойду.
– А поцеловать?
– Но кто-то из твоего дома смотрит.
– Никого не вижу. Поцелуй.
– Не могу. Смотрят, говорю же тебе.
– Сдрейфил, вот и все.
– При чем тут «сдрейфил»? Говорю тебе, занавеска шевельнулась. Что будешь делать, если сейчас твоя мама объявится?
– Помашу ей рукой.
– Как же, помашешь.
– Ну, ладно. Завтра в десять.
Она взяла его за руку и стиснула ее. Как оказалось, за ними наблюдала не миссис Траншан. Родители Дженни сидели в гостиной и смотрели телевизор.
– Все прекрасно, девочка моя? Келвин тебе помог? – спросил отец.
– Да, все так понятно нам растолковал. Он такой умный. А комната у него – вы бы только видели!
– Верно, парень толковый. Этот далеко пойдет, дальше любого из нас.
– Между прочим, уже двенадцатый час, – укоризненно заметила мама.
– Так мы же были в соседнем доме.
– Пф-фф.
– Они были в соседнем доме, дорогая, – поддержал Дженни отец.
– Пф-фф.
Миссис Траншан, кинув на дочь обиженный взгляд, вышла из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46