Этому учил он свои кадры.
Однажды, просматривая секретную почту Совнаркома, я прочла сообщение о готовящемся покушении на жизнь В. И. Ленина. Первым моим движением было броситься в кабинет Владимира Ильича и сказать ему об этом.
– Позвоните Дзержинскому, – спокойно сказал мне Владимир Ильич.
Каково же было мое удивление и смущение, когда я услышала ответ Дзержинского:
– Да, мы знаем об этом. Не говорите Владимиру Ильичу, – подчеркнул он.
Вскоре меня вызвал Владимир Ильич и спросил, что сказал Дзержинский. Мне пришлось передать Владимиру Ильичу ответ Феликса Эдмундовича. Надо было видеть, как хохотал Владимир Ильич, откидываясь на спинку кресла и лукаво поглядывая на меня, подавленную своим промахом.
Так Феликс Эдмундович Дзержинский преподал мне урок спокойствия, выдержки и самообладания в критическую минуту.
Вспоминается еще один эпизод. Заседания Совнаркома под председательством В. И. Ленина начинались обычно с просмотра повестки и определения очередности слушания вопросов, причем некоторые вопросы снимались или переносились на следующие заседания. Народные комиссары часто пытались включить в повестку вопреки установленному порядку не подготовленные к слушанию вопросгл, мотивируя срочностью. Владимир Ильич настойчиво боролся с такой практикой. На одном из заседаний Совнаркома Ф. Э. Дзержинский попросил включить один срочный вопрос в повестку очередного заседания.
– А материалы есть? – спросил Владимир Ильич.
Феликс Эдмундович ответил утвердительно. Тогда Владимир Ильич спросил меня, есть ли материалы. Я ответила, что нет. На это Феликс Эдмундович со свойственной ему горячностью заявил, что его секретариат выслал вовремя материалы, а секретариат Совнаркома их затерял. Все же Владимир Ильич не включил этот вопрос в повестку. Когда я через несколько минут навела справку в секретариате Дзержинского, то выяснилось, что материал только что высылается.
Несправедливые обвинения со стороны наркомов, всеми правдами и неправдами добивавшихся срочного рассмотрения того или другого хотя бы и неподготовленного вопроса, были настолько обычны, что я нисколько не обиделась на резкое замечание Феликса Эдмундовича. Однако решила написать ему записку с объяснением, в которой прибавила в шутливом тоне: «Оказывается, Ваш секретариат виноват, зачем же Вы меня позорите публично?!» Но Феликс Эдмундович принял это всерьез. Он прервал заседание и заявил вслух:
– Я должен извиниться перед Лидией Александровной. Секретариат Совнаркома не терял бумаг, виноват наш секретариат.
Этот маленький эпизод прибавляет лишнюю черту для характеристики щепетильной правдивости Феликса Эдмундовича Дзержинского.
С большим уважением и сердечной симпатией относился к Дзержинскому Владимир Ильич Ленин. Он высоко ценил его за беспредельную преданность Коммунистической партии, за кристальную чистоту души и за талант государственного деятеля.
Воспоминания о Дзержинском.
М., 1962, с. 17–20

Я. М. ГЕНКИН
СКРОМНЕЙШИЙ ИЗ СКРОМНЫХ
Все 20-е годы я работал в центральном аппарате ВЧК-ОГПУ. По характеру работы мне не приходилось иметь дело непосредственно с Ф. 3. Дзержинским, за исключением одного случая. Но видеть и встречаться с ним случалось довольно часто.
На службу Феликс Эдмундович приходил… к девяти часам утра. Не раз можно было наблюдать, как председатель ВЧК проходил по Лубянской площади… своей размеренной походкой. А фигура его заметно выделялась среди других пешеходов: высокого роста, летом – в поношенной, но всегда чистой и хорошо подогнанной военной гимнастерке, в брюках, заправленных в сапоги, и фуражке; зимой – в длинной армейской шинели и шапке-ушанке. На его одежде никогда не было каких-либо отличительных знаков.
В здание ВЧК на улице Большая Лубянка (теперь улица Дзержинского), 2, входил вместе с другими сотрудниками через 1-й (парадный) подъезд, что со стороны площади. Если он входил в лифт первым, то ждал, пока лифт не заполнится другими желающими ехать. Иногда в лифте становилось так тесно, что все стояли впритирку друг к другу.
Скромность этого необыкновенного человека поражала мое воображение.
Припоминается такой случай. Вместе с сотрудниками в лифт вошла пожилая женщина. Она спросила:
– На каком этаже находится товарищ Дзержинский?
– На третьем, – ответил присутствовавший здесь Феликс Эдмундович.
Когда лифт остановился, он обратился к женщине:
– Выходите, я вас провожу к Дзержинскому.
Оп пропустил посетительницу вперед и вышел за ней.
Все мы, находившиеся в лифте, улыбнулись и подумали про себя: «Чудесный человек наш руководитель».
Однажды мне было поручено доложить Дзержинскому одно следственное дело. С бьющимся от волнения сердцем входил я в его кабинет. Ведь мне впервые глаз на глаз предстояло быть с человеком, о котором ходили легенды.
Феликс Эдмундович в кабинете находился один. Я поздоровался и представился. Он ответил на приветствие и предложил мне сесть на стул против него. Закончив писать какой-то документ, попросил доложить интересовавшее его дело.
Простая и спокойная обстановка успокоила меня, и я подробно изложил содержание дела. Председатель слушал меня внимательно. Потом попросил дать ему дело. Он пеелистал его и прочел некоторые протоколы допроса. Возвращая дело, он сказал:
– Хорошо. Продолжайте следствие.
Публикуется впервые

В. В. СОКОЛОВ
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
В начале 20-х годов меня и еще несколько молодых рабочих-комсомольцев призвали на работу в центральный аппарат ВЧК. О содержании работы «чрезвычайки» мы, рабочие, знали, так как не раз привлекались в помощь чекистам для производства обысков в домах буржуазии, участия в облавах на бандитов и спекулянтов. Знали мы и о Ф. Э. Дзержинском как о закаленном и бесстрашном революционере, прошедшем царские тюрьмы и каторгу, а теперь защищающем революцию от контрреволюции. Но одно дело знать об этом грозном учреждении со стороны, наблюдать, как в его огромном красивом здании на Лубянке, 2, во всех окнах за полночь горит свет. Другое дело – находиться и работать там. Было, естественно, боязно и заманчиво. Уж очень хотелось видеть «грозу буржуазии» и громить контрреволюцию под его руководством. Да и доверие рабочего коллектива, пославшего нас на работу в ЧК, нельзя было не оправдать.
Переступив порог здания ВЧК, мы вскоре убедились, что ничего страшного там нет. Нас встретили и окружили вниманием сотрудники, в прошлом тоже рабочие или красноармейцы, старые подпольщики или командиры Красной Армии. Кругом чувствовались порядок, организованность и дисциплина. Каждый был занят работой на своем участке. Жизнь била ключом.
По характеру работы мне не приходилось иметь дело лично с Ф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98