«ЧК должна быть органом Центрального Комитета, иначе она вредна, тогда она выродится в охранку или орган контрреволюции», – постоянно говорил Дзержинский.
При всем безграничном энтузиазме работников ЧК, большей частью рабочих, их отваге, преданности, способности жить и работать в нечеловеческих условиях – не дни и месяцы, а целые годы подряд – никогда не удалось бы построить той ВЧК-ОГПУ, которую знает история первой пролетарской революции, если бы Дзержинский, при всех его качествах организатора-коммуниста, не был великим партийцем, законопослушным и скромным, для которого партийная директива была всем, и если бы он не сумел так слить дело ЧК с делом самого рабочего класса, что рабочая масса постоянно все эти годы – и в дни побед, и в дни тревог – воспринимала чекистское дело как свое собственное, а ЧК принимала нутром как свой орган, орган пролетариата, диктатуры рабочего класса. Безоговорочно принимая партийное руководство, Дзержинский сумелв чекистской работе опереться на рабочий класс, и контрреволюция, несмотря на технику, старые связи, деньги и помощь иностранных государств, оказалась разбитой наголову. И как бы она ни пыталась поднять голову на деньги англичан или других заграничных давальцев, она будет снова побеждена, пока в ЧК-ГПУ живы заветы Дзержинского, сделавшие ее вооруженной частью партии.
Но Дзержинскому, с его кипучей энергией, всегда было мало чекистской работы. Он знал, конечно, что, борясь о контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, ЧК является могучим рычагом в деле строительства социализма, но ему, как коммунисту, хотелось принимать и непосредственное участие в строительной работе, самому носить кирпичи для здания будущего коммунистического строя. Отсюда его постоянные порывы к хозяйственной работе, его переход в НКПС, а затем в ВСНХ. Пусть об этой работе скажут те, кто видел ее вблизи, его ближайшие сотрудники и помощники. Мы, чекисты, можем сказать только одно: мало того, что он всю ЧК-ГПУ поставил на службу хозяйственному строительству, он и на новом поприще работал по мере возможности чекистскими методами, то есть в постоянной, неразрывной связи с партией и массами, достигая при этом колоссальных успехов. Сейчас слишком бурное время, чтобы предаваться истпартовским воспоминаниям, особенно по поводу Дзержинского, который не очень-то их жаловал. Да и сам Дзержинский – слишком живая фигура, чтобы покрывать его нервные волевые черты все обезличивающей пылью некрологов, и нам, людям, близко знавшим Дзержинского, долгими годами работавшим под его руководством, особенно трудно писать о нем. Массы знали и любили его как руководителя борьбы с контрреволюцией, как борца за восстановление хозяйства, как стойкого партийца, умершего в борьбе за единство партии. Казалось бы, и довольно. Зачем говорить о нем как о человеке? Дзержинский-человек и Дзержинский-деятель так не похож на тот казенный образ, который уже начал слагаться и заслонять живого человека, что секрет его влияния на всех, кто с ним встречался, и особенно на тех, кого он вел за собой, начинает становиться непонятной тайной. Поэтому в интересах молодежи, которая не имела счастья лично его знать, я попробую дать представление о некоторых его чертах.
Дзержинский был очень сложной натурой при всей своей прямоте, стремительности и, когда нужно, беспощадности…
Для того чтобы работать в ЧК, вовсе не надо быть художественной натурой, любить искусство и природу. Но если бы у Дзержинского всего этого не было, то Дзержинский, при всем его подпольном стаже, никогда бы не достиг тех вершин чекистского искусства по разложению противника, которые делали его головой выше всех ею сотрудников.
Дзержинский никогда не был прямолинеен и беспощаден, а тем более расслабленно-человечен. По натуре это был очень милый, привлекательный человек с очень нежной, гордой и целомудренной душой. Но он никогда но позволял своим личным качествам брать верх над собой при решении того или другого дела. Наказание как таковое он отметал принципиально, как буржуазный подход. На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции… Дзержинский всегда строго следил, чтобы указания, даваемые им, не были выдуманы самостоятельно, на основании данных ЧК, а строго сообразовывались со взглядами партии на текущий момент…
Ошибка ЧК, которой можно было избежать при большей старательности и тщании, – вот что не давало ему покоя и делало политически важным то или другое незначительное дело… Тем же самым объясняется и его постоянная боязнь, чтобы работники ЧК не зачерствели на своем деле. «Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК», – говаривал он…
Дзержинский был очень бурной натурой, страстно вынашивавшей свои убеждения, невольно подавлявшей сотрудников своей личностью, своим партийным весом и своим деловым подходом.
Между тем все его соратники имели чрезвычайно большой простор в своей работе. Это объясняется тем, что, как крупный, талантливый организатор, он придавал колоссальное значение самодеятельности работников и поэтому предпочитал сплошь и рядом заканчивать спор словами: «Делайте по-своему, но вы ответственны за результат». Зато он первый радовался всякому крупному успеху, Достигнутому методом, против которого он боролся. Не многие начальники и организаторы советских учреждений говорят подчиненным: «Вы были правы, я ошибался».
Этим объясняется его почти магическое действие на крупных технических специалистов, которые не могут работать как заведенная машина, ограничиваясь голым исполнением приказаний начальства. Всем известно его умение вдохновлять на работу, при этом на работу творческую, представителей чуждых нам классов.
Сохраняя в своих руках руководство работой ОГПУ Дзержинский применил в своих отношениях к специалистам то же отсутствие формализма, которое он проявлял на чекистской работе. Сплошь и рядом, когда работники ОГПУ приходили к нему с доказательствами в руках, что тот или другой крупный спец исподтишка занимается контрреволюционной работой, Дзержинский отвечал: «Предоставьте его мне, я его переломаю, а он незаменимый работник». И действительно переламывал.
В чем же был секрет его неотразимого действия на людей? Не в литературном таланте, не в ораторских способностях, не в теоретическом творчестве. У Дзержинского был свой талант, который ставит его на свое, совершенно особенное место. Это – моральный талант, талант непреклонного революционного действия и делового творчества, не останавливающийся ни перед какими препятствиями, не руководимый никакими побочными целями, кроме одной – торжества пролетарской революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
При всем безграничном энтузиазме работников ЧК, большей частью рабочих, их отваге, преданности, способности жить и работать в нечеловеческих условиях – не дни и месяцы, а целые годы подряд – никогда не удалось бы построить той ВЧК-ОГПУ, которую знает история первой пролетарской революции, если бы Дзержинский, при всех его качествах организатора-коммуниста, не был великим партийцем, законопослушным и скромным, для которого партийная директива была всем, и если бы он не сумел так слить дело ЧК с делом самого рабочего класса, что рабочая масса постоянно все эти годы – и в дни побед, и в дни тревог – воспринимала чекистское дело как свое собственное, а ЧК принимала нутром как свой орган, орган пролетариата, диктатуры рабочего класса. Безоговорочно принимая партийное руководство, Дзержинский сумелв чекистской работе опереться на рабочий класс, и контрреволюция, несмотря на технику, старые связи, деньги и помощь иностранных государств, оказалась разбитой наголову. И как бы она ни пыталась поднять голову на деньги англичан или других заграничных давальцев, она будет снова побеждена, пока в ЧК-ГПУ живы заветы Дзержинского, сделавшие ее вооруженной частью партии.
Но Дзержинскому, с его кипучей энергией, всегда было мало чекистской работы. Он знал, конечно, что, борясь о контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, ЧК является могучим рычагом в деле строительства социализма, но ему, как коммунисту, хотелось принимать и непосредственное участие в строительной работе, самому носить кирпичи для здания будущего коммунистического строя. Отсюда его постоянные порывы к хозяйственной работе, его переход в НКПС, а затем в ВСНХ. Пусть об этой работе скажут те, кто видел ее вблизи, его ближайшие сотрудники и помощники. Мы, чекисты, можем сказать только одно: мало того, что он всю ЧК-ГПУ поставил на службу хозяйственному строительству, он и на новом поприще работал по мере возможности чекистскими методами, то есть в постоянной, неразрывной связи с партией и массами, достигая при этом колоссальных успехов. Сейчас слишком бурное время, чтобы предаваться истпартовским воспоминаниям, особенно по поводу Дзержинского, который не очень-то их жаловал. Да и сам Дзержинский – слишком живая фигура, чтобы покрывать его нервные волевые черты все обезличивающей пылью некрологов, и нам, людям, близко знавшим Дзержинского, долгими годами работавшим под его руководством, особенно трудно писать о нем. Массы знали и любили его как руководителя борьбы с контрреволюцией, как борца за восстановление хозяйства, как стойкого партийца, умершего в борьбе за единство партии. Казалось бы, и довольно. Зачем говорить о нем как о человеке? Дзержинский-человек и Дзержинский-деятель так не похож на тот казенный образ, который уже начал слагаться и заслонять живого человека, что секрет его влияния на всех, кто с ним встречался, и особенно на тех, кого он вел за собой, начинает становиться непонятной тайной. Поэтому в интересах молодежи, которая не имела счастья лично его знать, я попробую дать представление о некоторых его чертах.
Дзержинский был очень сложной натурой при всей своей прямоте, стремительности и, когда нужно, беспощадности…
Для того чтобы работать в ЧК, вовсе не надо быть художественной натурой, любить искусство и природу. Но если бы у Дзержинского всего этого не было, то Дзержинский, при всем его подпольном стаже, никогда бы не достиг тех вершин чекистского искусства по разложению противника, которые делали его головой выше всех ею сотрудников.
Дзержинский никогда не был прямолинеен и беспощаден, а тем более расслабленно-человечен. По натуре это был очень милый, привлекательный человек с очень нежной, гордой и целомудренной душой. Но он никогда но позволял своим личным качествам брать верх над собой при решении того или другого дела. Наказание как таковое он отметал принципиально, как буржуазный подход. На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции… Дзержинский всегда строго следил, чтобы указания, даваемые им, не были выдуманы самостоятельно, на основании данных ЧК, а строго сообразовывались со взглядами партии на текущий момент…
Ошибка ЧК, которой можно было избежать при большей старательности и тщании, – вот что не давало ему покоя и делало политически важным то или другое незначительное дело… Тем же самым объясняется и его постоянная боязнь, чтобы работники ЧК не зачерствели на своем деле. «Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК», – говаривал он…
Дзержинский был очень бурной натурой, страстно вынашивавшей свои убеждения, невольно подавлявшей сотрудников своей личностью, своим партийным весом и своим деловым подходом.
Между тем все его соратники имели чрезвычайно большой простор в своей работе. Это объясняется тем, что, как крупный, талантливый организатор, он придавал колоссальное значение самодеятельности работников и поэтому предпочитал сплошь и рядом заканчивать спор словами: «Делайте по-своему, но вы ответственны за результат». Зато он первый радовался всякому крупному успеху, Достигнутому методом, против которого он боролся. Не многие начальники и организаторы советских учреждений говорят подчиненным: «Вы были правы, я ошибался».
Этим объясняется его почти магическое действие на крупных технических специалистов, которые не могут работать как заведенная машина, ограничиваясь голым исполнением приказаний начальства. Всем известно его умение вдохновлять на работу, при этом на работу творческую, представителей чуждых нам классов.
Сохраняя в своих руках руководство работой ОГПУ Дзержинский применил в своих отношениях к специалистам то же отсутствие формализма, которое он проявлял на чекистской работе. Сплошь и рядом, когда работники ОГПУ приходили к нему с доказательствами в руках, что тот или другой крупный спец исподтишка занимается контрреволюционной работой, Дзержинский отвечал: «Предоставьте его мне, я его переломаю, а он незаменимый работник». И действительно переламывал.
В чем же был секрет его неотразимого действия на людей? Не в литературном таланте, не в ораторских способностях, не в теоретическом творчестве. У Дзержинского был свой талант, который ставит его на свое, совершенно особенное место. Это – моральный талант, талант непреклонного революционного действия и делового творчества, не останавливающийся ни перед какими препятствиями, не руководимый никакими побочными целями, кроме одной – торжества пролетарской революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98