– Успокойтесь, – Василий Андреевич налил из графина воды.
– Я в обморок не упаду. У меня теперь вместо сердца – камень. Дайте мне и моим сельским товарищам оружие.
– Собираетесь мстить?
– Да, надо уничтожать кровопийц.
– Ненависть зовет вас, как говорится, к решительным действиям, – твердым шагом прошелся по кабинету секретарь. – Кому будете мстить? Нужно разобраться в обстановке. Ведь в оуновские банды втянуты молодые парни, которых одурманили «самостийницкими» идеями, запугали кулаки. И стоит ли начинать нам нашу советскую жизнь с мести?
Нелегко было Михаилу Семеновичу разобраться в сложнейшей послевоенной обстановке в западных областях Украины.
Василий Андреевич сел рядом, по-отечески обнял Тетерю за плечи:
– Советчиком в таких делах должна быть совесть коммуниста. Уверен, вы быстро все поймете. Разобраться во всем вам помогут честные труженики села, их большинство. Помните: не только у вас одного большое горе. Нет в нашей области села, где бы оуновцы не вырезали десятки семей.
Бегма замолчал, потом продолжил:
– Бандиты пытаются запугать селян. Наша задача – пробудить в людях уверенность в том, что в новой жизни не будет места человеконенавистничеству, бандитским действиям мы положим конец в ближайшем будущем. Агитация и еще раз агитация за Советскую власть. Безусловно, нужны решительные действия по отношению к явным классовым врагам. Создавайте в селе отряд самообороны, это очень действенное мероприятие на современном этапе.
Провожая Тетерю, Бегма пожал ему руку:
– Желаю успеха. Сумейте удержать в себе злобу, проникнитесь болью и радостями сельчан.
Выйдя из обкома, Михаил Семенович подумал о том, что такая уж у него доля – забывать о своих душевных ранах и лечить словом людские. Людям нужна большая надежда на счастье. Надо в первую очередь оборвать паутину страха, которой оплели оуновские убийцы полищуков.
В тот же день он приехал поездом в Дубровицу, а оттуда пешком пришел в село.
…Отряд ястребков, в состав которого входил лейтенант районного отдела НКГБ Осокин, уже вторые сутки шел сквозь метель, почти без остановки преследуя банду. Оуновцы то уходили в лесные чащи, то волчьими тропами выползали к хуторам или селам. И тогда сырое небо обагрялось пожарами.
Лейтенанту Осокину привелось много смертей увидеть на фронте, хоронил друзей, видел повешенных карателями патриотов, но здесь он не мог смотреть на обугленные трупы детей, их матерей. Часто перед его глазами всплывали замученные оуновцами сельчане. Сожженный на костре Кондратий Мелещук… На березах разорвали Антона Пинчука, зарубили Никона Дащука и его маленькую дочь. Около села Нивецк, в лесу, Тетеря обнаружил обугленные трупы своей тетки Кристины Романовны и ее дочери Ольги. Их сжигали живыми…
Снег идет и идет, сечет по лицам, ноги отказываются идти. Но идти надо во что бы то ни стало, иначе бандиты снова исчезнут и снова запылают крестьянские хаты, заголосят в хатах по убитым.
В полночь метель стихла.
Отряд ястребков вышел на поляну. Неподалеку виднелась куча валежника. Была она чересчур большой.
– Не нравится мне, Осокин, вон та берлога, – остановил отряд Тетеря. – Видишь, Джульбарс скалит зубы.
– Надо проверить…
И вдруг из-под валежника раздались выстрелы. Пули просвистели рядом, несколько их прошили шинель Михаила.
Ястребки ответили дружным огнем.
Ответных выстрелов не последовало. Послышался глухой топот копыт – бандиты уходили. Бойцы отряда цепью пошли на валежник. Разбросали сухие ветки и обнаружили схрон.
– Есть кто живой? – направил ствол автомата в черное отверстие Тетеря. – Стрелять буду!
Двое парней прыгнули в схрон.
– Поймали! Двоих! – кричали ребята из темной норы. – Ну-ка, сволота, вылезай, – подталкивал неизвестного человека пулеметчик Андрей Тетеря.
Вылез заросший смолистой бородой человек, а за ним – мальчик лет десяти – грязный, оборванный, испуганный.
– Вы кто такие? – встретил их Михаил Семенович.
– Большие страдальцы, пан начальник.
Потом отозвался мальчик:
– Дядя, дайте хлебца…
Осокин подошел к мальчику, открыл сумку и отдал ему последний кусок хлеба. У мальчика затряслись ручонки, его воспаленные глаза прикипели к хлебу. Выхватил из рук лейтенанта ломоть и начал запихивать его в рот.
Тем временем бородач рассказывал:
– Это мой сынок. Завезли нас в эту нору давно, где-то еще летом. Начал забывать. Должно быть, с голодухи… Присматривали мы за их лошадьми. Бывало, как напьются бандиты, то и уворую какой харч. Да разве сам съешь? Сынку отдам. А один раз попался…
Бородач закатил свитку и показал спину. Тетеря опешил:
– Что же это?!
– Кочергой. Она заострена да загнута как бы крючком. А его, – бородач кивнул в сторону мальчика головой, – как ударил один гад, так с тех пор и кашляет… сначала даже кровь шла изо рта.
Он взял протянутый Тетерей хлеб и осторожно откусил кусочек, подставил ладонь другой руки ко рту, чтобы на землю не упала и крошка.
– В вас стреляли двое, их оставили здесь для того, чтобы остановить вас, сбить с толку. Вы идите прямо. Далее будет хутор. Они там, уставшие. Не выпускайте их живыми, – попросил со слезами на глазах. – Среди них нет людей! Ироды! Проклятые выродки…
– Пора, – поднялся Тетеря. – Только бы сил хватило.
– Да, придется идти целую ночь, – отозвался Кузьма Будкевич.
И снова отряд в пути. Под утро вышли к одинокой хижине, которая пряталась в сосняке. Около небольшого сарайчика стояли две лошади.
Хижину окружили. Оуновцы открыли беспорядочный огонь. Тетеря лег за сосну, прицелился и нажал на спусковой крючок – автомат вздрогнул, и изрешеченные пулями стекла маленьких оконец брызнули осколками в снег. Длинной очередью отозвался пулемет Андрея.
Напуганные лошади заржали, оборвали привязь и ускакали в лес.
Дверь распахнулась. Бандиты, видно, решили пробиться из окружения. На ходу стреляя, они бросились в молодой сосняк. По ним ударили очередями. Один упал. Трое продолжали бежать. Пулеметная очередь Андрея настигла бандеровцев около мелколесья.
– Кажется, все, – поднялся Тетеря.
Отряд отдыхал в хижине. Здесь еще пахло пороховым дымом. Тетеря, закурив, штопал шинель.
– Сколько попало? – спросил Осокин.
– Две. Чуть бы правее – и вечная память…
– Дома некому штопать?
– Пока холостякую. Недавно получил письмо от жены. Моя Ефросинья за Одером. Санитарка. Пишет, скоро будет дома.
– Я тоже скоро демобилизуюсь и уеду в родной Псков. Люблю этот город. Юность там моя прошла…
Вскоре лейтенант уснул.
Михаил Семенович вышел из хижины. В соснах настаивалась тишина. Мирно светило солнце.
…Михаил Семенович Тетеря в те суровые годы не знал покоя – агитировал за колхозы, вместе с ястребками защищал село от непрошеных гостей – оуновских бандитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68