Через месяц, 31 октября 1939 года, Молотов в своей речи заявил, что Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру…
И это было правдой…
Принято считать, что 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Однако, как точно определил Молотов в речи 17 сентября, 1 сентября началась всего лишь германо-польская война. И если бы не безответственность Англии и Франции, то к концу сентября она бы закончилась. И в Европе восстановился бы мир.
Да, все могло бы ограничиться войной германо-польской. Но 3 сентября началась уже и мировая война — после объявления Англией и Францией войны Германии.
А точнее — не войны, a drole de guerre, «странной войны»…
ПРОЙДЕМСЯ по улицам «военного» Парижа осени 1939 года… А в проводники возьмем Николая Пальгунова — благо и мы с ним уже знакомы, и он с Парижем знаком отлично…
Хотя проще, пожалуй, будет просто послушать его рассказ о тех днях.
Итак, спросим:
— Ну и как же изменилась жизнь в Париже с началом войны, Николай Григорьевич?
— Очень мало… Каждый занимался своим делом. Магазины торговали как обычно: никто не делал запасов сахара, кофе, консервов. Однако с первого же дня войны были приняты меры к экономии продовольственных благ: два дня в неделю бакалейные лавки не продавали шоколада, один день не продавали кофе, два раза в неделю в ресторанах ограничивали меню… Но купить вместо одной плитки шоколада две не возбранялось…
Леопольд же Эмери, приехав в Восточную Францию в октябре, был поражен, увидев ночное зарево над фабричными трубами всего в нескольких милях от «фронта»…
Так «воевала» Франция в 1939 году…
А вот тут я сделаю небольшую оговорку… Хотя автор и пользуется самыми различными печатными источниками самым широким образом (а как же иначе он, живущий в XXI веке, может узнать о том, что происходило задолго до его рождения), автор очень не склонен лишний раз так или иначе уводить внимание читателя в реальные годы, следующие за годом сороковым…
Ведь автор намерен с ноября сорокового года описывать уже не тот мир, который сложился реально, а тот, который вполне мог бы быть!
И поэтому прямые ссылки на источники, скажем, шестидесятых годов реальной истории, для автора нежелательны. Но на этот раз я — единственный, очевидно, раз — отступлю от своей собственной установки и с прямой ссылкой на третий том «Истории дипломатии», изданной Политиздатом в 1965 году реальной истории, приведу цитату со страницы 788-й: «Дыхание приближавшейся опасности чувствовалось и в западных столицах. В Париже на улицах рыли траншеи, витрины магазинов закладывались мешками с песком».
Но компетентный очевидец дает принципиально иную картину Парижа. Так зачем «историки ЦК КПСС» врали? Лично я — хотя и понимаю, зачем, но все же — в толк взять не могу… Тем более что книга Н. Г. Пальгунова «Тридцать лет» была издана тоже Политиздатом, и на год раньше — в 1964 году реальной истории…
И я думаю — что было бы, если бы мы всматривались в жизнь и ее реальности без предубеждений, без «подсюсюкивания», а с пониманием и учетом этих реальностей? Возможно, тогда и реальные сороковые годы, и реальные девяностые годы были бы для России и всего мира иными — более умными и человечными?
Такими, о которых автор намерен со временем рассказать…
А пока мы — все еще в реальном 1939 году…
И, надо сказать, что в этом году французы… тоже «наступали», о чем в какой-то момент много шумели все западные газеты.
Впрочем, это было не столько наступление, сколько выдвижение французов за линию франко-германской границы в районе Саара. 9 сентября десять дивизий 2-й группы армий проникли в предполье германского Западного вала (союзники называли ее «линия Зигфрида») на фронте шириной 25 километров на глубину до 7—8 километров (по другим данным на фронте 32 километра глубиной 3—8 километров) на участке Шпихерн, Хорнбах.
Немцы тут же без боя отошли на линию основных укреплений Западного вала — как им и было строго приказано.
Газеты же союзников ликовали: «Французская армия поставила Гитлера перед труднейшей стратегической дилеммой!», «Французы впервые после Наполеона вступили на немецкую землю!»
Заметим в скобках, что, оказывается, «победив» в Первую мировую войну, французы вступить на немецкую землю так и не смогли… Но и на этот раз они действовали отнюдь не так, как решительный корсиканец. И ограничились не энергичными маршами, а лживыми демаршами. 10 сентября Гамелен сообщил польскому правительству, находящемуся уже в беглом состоянии: «Более половины наших активных дивизий Северо-Восточного фронта ведут бои».
На деле же 12 сентября в Абвиле на свое первое заседание собрался Верховный совет союзников (англичане уже направили на континент символические воинские контингенты, и Совет был образован). И первым же решением Совета было решение о прекращении «наступления»…
Лгать полякам, правда, продолжали. 14 сентября Гамелен направил в польскую военную миссию письмо, где сообщалось: «Последнее заседание Верховного совета союзников определило твердую решимость Франции и Великобритании обеспечить Польше всю возможную помощь. Формы этой помощи намечены с нашими британскими союзниками после тщательного анализа общей обстановки, и я могу Вас заверить, что ни одна из возможностей прямой помощи Польше и ее армии не будет оставлена без внимания».
А что— генерал вообще-то не очень и лгал! Твердая решимость — это всего лишь решимость. Решил, а потом перерешил. А то, что намечено после тщательного анализа, не обязательно будет реализовано. И наконец, не оставить без внимания что-то означает всего лишь, что это что-то будет внимательно изучено. Изучено, а не использовано!
И вообще-то 14 числа ни заверять кого-то, ни помогать кому-то, имеющему реальную власть в Польше, уже не было возможности. Вместо власти и армии там был уже хаос бесславного конца.
Глава 9
Фронты видимые и невидимые
ОКОНЧАТЕЛЬНО польский фронт был ликвидирован к 7 октября, но уже 19 сентября Гитлер выступил с речью в Данциге… Он говорил Германии то, что может говорить стране и народу ликующий вождь в минуту долгожданного и, честно говоря, не очень-то ожидаемого триумфа. Он говорил о Германии и для Германии, но говорил он — что было вполне показательно — и о России:
— Россия организована на принципах, во многом отличающихся от наших. Однако с тех пор, как выяснилось, что Сталин не видит в этих русско-советских принципах никакой причины, мешающей поддерживать дружественные отношения с государствами другого мировоззрения, у национал-социалистской Германии тоже нет больше побуждения применять здесь иной масштаб…
Как видим, Гитлер уже поборол многие свои сомнения относительно союза с Россией, и тут, надо полагать, сыграло свою роль не только вступление СССР на территорию ранее отторгнутых у него земель, но и общее отношение немцев к этому союзу с Советским Союзом…
А отношение это было по преимуществу не просто положительным, а даже радостным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201