Я на особое внимание рассчитывать не мог — отношения у нас с немцами были, мягко говоря, прохладными.
Сталин посасывал трубку, слушал, а Мерекалов, вспоминая события полуторагодичной давности, все более оживлялся:
— Гитлер произнес речь, где нахваливал Мюнхенское соглашение, потом начал обходить ряды дипломатов, раскланивался. И вдруг остановился около меня, любезно поздоровался и начал разговор.
— О чем?
— Вначале о том о сем… Спросил о житье в Берлине, о семье, потом — о моей поездке в Москву… Дал понять, что знает о моем визите в Москве к Шуленбургу…
— А потом?
— Потом пожелал мне успеха, распрощался и продолжил обход.
— То есть ничего особо серьезного не было?
— Нет, я же сразу обо всем доложил в Наркоминдел…
— А вот в западной прессе сразу раструбили, что вы были центральной фигурой дипломатического приема, что взгляды всех были прикованы к вам двоим. И чем дольше длилась беседа, тем более всеми овладевало любопытство, сильнее становилось затаенное волнение…
Сталин прервался, взглянул на Молотова и опять продолжил цитировать на память — как будто газетный лист перед собой держал:
— Все теснились вокруг русского, как пчелы вокруг меда. Каждый хотел знать, что ему сказал фюрер… Но русский отделывался общими фразами… Было?
Мерекалов засмеялся:
— Насчет фраз? Конечно, было… Надо же было что-то отвечать!
— А насчет пчел? Мерекалов опять рассмеялся:
— Пожалуй, и насчет пчел верно… За Гитлером сразу подошли Риббентроп, Ламмерс— это шеф имперской канцелярии и министр без портфеля, потом — генерал Кейтель и Майснер…
— А эти о чем говорили?
— Так, ничего существенного… Любезности после любезностей фюрера…
— Товарищ Мерекалов, как вы думаете, в чем был главный расчет Гитлера, когда он так долго с вами говорил?
— Думаю, товарищ Сталин, что расчет был на то, что сам факт разговора по его инициативе — не такого уж и долгого, но все же… был действительно сенсацией… Он, пожалуй, и о моем житье-бытье расспрашивал, чтобы время потянуть, но ни о чем важном не говорить…
— А как он вам показался?
— Не понял.
— Ну, как человек он как вам? Только честно!
— Как человек? — Мерекалов был обескуражен неожиданным вопросом… — Сложно сказать… Но он показался мне умным человеком, умеющим владеть собой, совсем не таким в личном общении, как на трибуне…
— Можно иметь с ним дело?
Мерекалов вообще опешил… Как-никак, но СССР имел дело с Гитлером уже год, Пакт был подписан, потом, договор… «Польскую» проблему вместе решили, и вот такой вопрос.
Бывший полпред задумался, подтянулся, посерьезнел, посмотрел в глаза Сталину и наконец ответил:
— Можно! Но без малейшей слабины. Но и не пережимая… Личность он сильная…
Сталин тоже внимательно посмотрел на Мерекалова и тоже серьезно и подтянуто ответил:
— Ну, мы и сами не слабые…
ОТПУСТИВ Мерекалова, Сталин посмотрел Молотову прямо в глаза и сказал:
— Что же, товарищ Молотов, ехать тебе надо… Так что — поедешь… Пожимать руку фюреру… С чем ехать — говорено много, да не договорено… Ну, тут время у нас еще есть… Но одно нам пора понять самим для себя — пакт для нас тактика или стратегия?
— Тактика, Коба! Иначе не выходит… Мы берем передышку, и он берет передышку…
— Выходит, для Гитлера это тоже тактика?
— А как ты сам думаешь?
— Не знаю, Вячеслав, не знаю… Думаю —тоже тактика… И все-таки не знаю…
Лицо Сталина потеряло выражение собранности, хотя и растерянности не было видно. Он вдруг выругался, потом объяснил:
— Вспомнил одно донесение… Французский посол в Риме Франсуа Понсе разглагольствовал о том, что Сталин, мол, снискал славу человека, наносящего удар по падающему без чувств ближнему…
— Глупости!
— Глупости-то глупости, но пока что мы для— немцев сильными партнерами себя не показали. Жесткими — да, а сильными — вряд ли…
Молотов молча пожал плечами, а Сталин все говорил:
— И ты знаешь, Вячеслав, мы вели себя неосторожно… Очень уж нажимали весь этот год — с прибалтами, с Бессарабией, с Буковиной…
— А когда же нажимать, как не сейчас? — удивился Молотов.
— Верно! Но надо было уважительнее, с подходом… Гитлер — человек самолюбивый…
— Антикоммунист!
— Антикоммунист? А вот тут надо еще подумать… И подумаем вместе — я еще Андрея Александровича жду… Он сейчас должен быть…
В кабинет действительно уже входил Жданов, и Сталин, пригласив его жестом садиться, ввел в курс разговора…
Потом он подошел к столу, на котором лежали рядом две бумаги, указал на них трубкой и сказал:
— Вот копия меморандума Форин Офис… Называется — «Германская опасность»… За тридцать шестой год… Мы получили ее от наших людей из… — тут Сталин сделал паузу и продолжил, — из одной из европейских столиц… А вот — копия записки Чиано о его беседе с Гитлером в том же 36-м году как раз по поводу этого меморандума, ставшего известным и в Риме, и в Берлине…
Сталин взял в руки бумагу и пояснил:
— Я прочту вам место с рассуждениями Гитлера. Затем начал читать:
— Гитлер заявил, что существующему между демократиями союзу следует противопоставить союз, возглавляемый и руководимый Германией и Италией! Он сказал, что надо перейти в наступление! И с точки зрения тактики полем действия для проведения маневра нужно использовать антибольшевизм.
Сталин остановился и коротко бросил Молотову:
— Видишь, какая у него была тактика? Но слушай дальше… Гитлер заявил, что многие страны, обеспокоенные итало-германской дружбой, из страха перед пангерманизмом или итальянским империализмом объединились бы против двух стран… Но если они увидят в германо-итальянском союзе барьер против внутренней и внешней угрозы большевизма, то они будут склонны включиться в нашу систему….
Сталин прервал чтение и негромко прокомментировал:
— Умно! А наш «Папаша» Литвинов сам на этот крючок попался, да и нас насаживал…
Молотов и Жданов молчали и слушали с напряженным интересом, и Сталин продолжил:
— Мой план… То есть Гитлера план, — пояснил он, — таков… Если Англия увидит, что создается созвездие государств, готовых под знаменем антибольшевизма образовать единый фронт с Германией и Италией, что мы создали единый блок в Европе, на Востоке, на Дальнем Востоке и даже в Южной Америке, то Англия не только воздержится от борьбы с нами, но постарается найти средства и пути для соглашения с этой новой политической системой…
Сталин закончил, положил бумагу на стол и молча, взглядом, спросил у собеседников: «Ну, что скажете?»
— Да, — сразу отозвался Жданов… — До Южной Америки пока далеко, но общая мысль ясна. Выходит, что для него антибольшевизм был не столько идеей, сколько тактикой… И пакт с нами… Может, тут все достаточно искренне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Сталин посасывал трубку, слушал, а Мерекалов, вспоминая события полуторагодичной давности, все более оживлялся:
— Гитлер произнес речь, где нахваливал Мюнхенское соглашение, потом начал обходить ряды дипломатов, раскланивался. И вдруг остановился около меня, любезно поздоровался и начал разговор.
— О чем?
— Вначале о том о сем… Спросил о житье в Берлине, о семье, потом — о моей поездке в Москву… Дал понять, что знает о моем визите в Москве к Шуленбургу…
— А потом?
— Потом пожелал мне успеха, распрощался и продолжил обход.
— То есть ничего особо серьезного не было?
— Нет, я же сразу обо всем доложил в Наркоминдел…
— А вот в западной прессе сразу раструбили, что вы были центральной фигурой дипломатического приема, что взгляды всех были прикованы к вам двоим. И чем дольше длилась беседа, тем более всеми овладевало любопытство, сильнее становилось затаенное волнение…
Сталин прервался, взглянул на Молотова и опять продолжил цитировать на память — как будто газетный лист перед собой держал:
— Все теснились вокруг русского, как пчелы вокруг меда. Каждый хотел знать, что ему сказал фюрер… Но русский отделывался общими фразами… Было?
Мерекалов засмеялся:
— Насчет фраз? Конечно, было… Надо же было что-то отвечать!
— А насчет пчел? Мерекалов опять рассмеялся:
— Пожалуй, и насчет пчел верно… За Гитлером сразу подошли Риббентроп, Ламмерс— это шеф имперской канцелярии и министр без портфеля, потом — генерал Кейтель и Майснер…
— А эти о чем говорили?
— Так, ничего существенного… Любезности после любезностей фюрера…
— Товарищ Мерекалов, как вы думаете, в чем был главный расчет Гитлера, когда он так долго с вами говорил?
— Думаю, товарищ Сталин, что расчет был на то, что сам факт разговора по его инициативе — не такого уж и долгого, но все же… был действительно сенсацией… Он, пожалуй, и о моем житье-бытье расспрашивал, чтобы время потянуть, но ни о чем важном не говорить…
— А как он вам показался?
— Не понял.
— Ну, как человек он как вам? Только честно!
— Как человек? — Мерекалов был обескуражен неожиданным вопросом… — Сложно сказать… Но он показался мне умным человеком, умеющим владеть собой, совсем не таким в личном общении, как на трибуне…
— Можно иметь с ним дело?
Мерекалов вообще опешил… Как-никак, но СССР имел дело с Гитлером уже год, Пакт был подписан, потом, договор… «Польскую» проблему вместе решили, и вот такой вопрос.
Бывший полпред задумался, подтянулся, посерьезнел, посмотрел в глаза Сталину и наконец ответил:
— Можно! Но без малейшей слабины. Но и не пережимая… Личность он сильная…
Сталин тоже внимательно посмотрел на Мерекалова и тоже серьезно и подтянуто ответил:
— Ну, мы и сами не слабые…
ОТПУСТИВ Мерекалова, Сталин посмотрел Молотову прямо в глаза и сказал:
— Что же, товарищ Молотов, ехать тебе надо… Так что — поедешь… Пожимать руку фюреру… С чем ехать — говорено много, да не договорено… Ну, тут время у нас еще есть… Но одно нам пора понять самим для себя — пакт для нас тактика или стратегия?
— Тактика, Коба! Иначе не выходит… Мы берем передышку, и он берет передышку…
— Выходит, для Гитлера это тоже тактика?
— А как ты сам думаешь?
— Не знаю, Вячеслав, не знаю… Думаю —тоже тактика… И все-таки не знаю…
Лицо Сталина потеряло выражение собранности, хотя и растерянности не было видно. Он вдруг выругался, потом объяснил:
— Вспомнил одно донесение… Французский посол в Риме Франсуа Понсе разглагольствовал о том, что Сталин, мол, снискал славу человека, наносящего удар по падающему без чувств ближнему…
— Глупости!
— Глупости-то глупости, но пока что мы для— немцев сильными партнерами себя не показали. Жесткими — да, а сильными — вряд ли…
Молотов молча пожал плечами, а Сталин все говорил:
— И ты знаешь, Вячеслав, мы вели себя неосторожно… Очень уж нажимали весь этот год — с прибалтами, с Бессарабией, с Буковиной…
— А когда же нажимать, как не сейчас? — удивился Молотов.
— Верно! Но надо было уважительнее, с подходом… Гитлер — человек самолюбивый…
— Антикоммунист!
— Антикоммунист? А вот тут надо еще подумать… И подумаем вместе — я еще Андрея Александровича жду… Он сейчас должен быть…
В кабинет действительно уже входил Жданов, и Сталин, пригласив его жестом садиться, ввел в курс разговора…
Потом он подошел к столу, на котором лежали рядом две бумаги, указал на них трубкой и сказал:
— Вот копия меморандума Форин Офис… Называется — «Германская опасность»… За тридцать шестой год… Мы получили ее от наших людей из… — тут Сталин сделал паузу и продолжил, — из одной из европейских столиц… А вот — копия записки Чиано о его беседе с Гитлером в том же 36-м году как раз по поводу этого меморандума, ставшего известным и в Риме, и в Берлине…
Сталин взял в руки бумагу и пояснил:
— Я прочту вам место с рассуждениями Гитлера. Затем начал читать:
— Гитлер заявил, что существующему между демократиями союзу следует противопоставить союз, возглавляемый и руководимый Германией и Италией! Он сказал, что надо перейти в наступление! И с точки зрения тактики полем действия для проведения маневра нужно использовать антибольшевизм.
Сталин остановился и коротко бросил Молотову:
— Видишь, какая у него была тактика? Но слушай дальше… Гитлер заявил, что многие страны, обеспокоенные итало-германской дружбой, из страха перед пангерманизмом или итальянским империализмом объединились бы против двух стран… Но если они увидят в германо-итальянском союзе барьер против внутренней и внешней угрозы большевизма, то они будут склонны включиться в нашу систему….
Сталин прервал чтение и негромко прокомментировал:
— Умно! А наш «Папаша» Литвинов сам на этот крючок попался, да и нас насаживал…
Молотов и Жданов молчали и слушали с напряженным интересом, и Сталин продолжил:
— Мой план… То есть Гитлера план, — пояснил он, — таков… Если Англия увидит, что создается созвездие государств, готовых под знаменем антибольшевизма образовать единый фронт с Германией и Италией, что мы создали единый блок в Европе, на Востоке, на Дальнем Востоке и даже в Южной Америке, то Англия не только воздержится от борьбы с нами, но постарается найти средства и пути для соглашения с этой новой политической системой…
Сталин закончил, положил бумагу на стол и молча, взглядом, спросил у собеседников: «Ну, что скажете?»
— Да, — сразу отозвался Жданов… — До Южной Америки пока далеко, но общая мысль ясна. Выходит, что для него антибольшевизм был не столько идеей, сколько тактикой… И пакт с нами… Может, тут все достаточно искренне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201