Ты не можешь меня коснуться. Я не...
— Неприкосновенный, — склонив на сторону голову, внезапно сказал малыш. Голос оказался задненебным и каким-то темным.
— Неприкосновенный, — с мрачным кивком согласился Дэвид. — Ты знаешь, что меня нельзя трогать.
Младенец выпятил нижнюю губу, словно намеревался разреветься.
— Хочу поцелуй... Ма-а-а-ленький поцелуй. — Теперь его голос звучал нежно и совсем по-детски.
Голова Дэвида дернулась, будто от пощечины.
Вот оно что!
Эти вампиры не отдельные личности. Они всего лишь марионетки, которыми управляет и через которые вещает какой-то неумолимый темный разум.
Это дитя все же мертво. Перед ним лишь видимость жизни. И то, что дергает теперь эту марионетку за ниточки, что бы оно ни было, терзает Дэвида, заставляя тварь говорить детским голоском.
Намеренно отбросив всякие мысли об омерзительной твари на крыше «вольво», Дэвид открыл дверцу машины.
— Папа, папа, дитяти холодно, дитятя есть хочет. Не бросай меня тут, папа. — Напевая тоненьким голоском, малыш протянул ручонки, чтобы его сняли с крыши.
Подавив внезапно накативший родительский инстинкт, Дэвид забрался на водительское сиденье, готовый к тому, что, щелкая зубами в поисках горла, на него в любую секунду может броситься крохотное тельце.
Как можно спокойнее и решительнее он устроился на водительском сиденье и закрыл дверцу. Не позволяй себя запугать.
Они играют с тобой в игры, они тебя морочат, им нужно помешать тебе спокойно и разумно мыслить.
Он повернул ключ в замке зажигания.
С урчанием ожил мотор. Он нажал на пластмассовый переключатель на рулевом колесе, и фары, вспыхнув, осветили кирпичные стены дворовых построек.
Пока все в порядке.
Пока вампиры не набросились со всех сторон и не перевернули машину.
Спокойно, размеренно.
— Папа, не бросай меня здесь. — Голосок донесся сквозь крышу «вольво». — Мне страшно, мне страшно.
Дэвид включил первую передачу.
В этот момент детский смешок перерос в нутряной смех. Кукловод изменил тактику.
За лобовым стеклом возникло перевернутое лицо ребенка. И лицо расплылось в огромной ухмылке. Взгляд твари обжег ему глаза.
Потом она принялась биться лбом о стекло.
Звук был тяжелым и почему-то влажным. Будто кто-то шлепал по стеклу крупной рыбиной.
Клокотал смех, ребенок бился о лобовое стекло. На лбу начали появляться синяки, расплываясь от центра к вискам, заполняя лицо будто сизые тени.
Дэвид вытер рот тыльной стороной ладони.
Голова билась все сильнее.
Разорвалась кожа.
Теперь на стекле возникли плевки жидкости — какие-то прозрачные с белым пузыри. Тварь истекала кровью, но ее это ничуть не беспокоило. Напротив, она по-прежнему похихикивала и хищно ухмылялась.
Дэвид прибавил газу, потом резко вдавил в пол педаль тормоза.
Ребенок-вампир съехал с крыши машины. Подпрыгнул на капоте, потом соскользнул на землю. Взметнулась на ветру простыня.
Чувствуя, что его вот-вот стошнит, Дэвид помедлил, держа ногу на педали газа.
Двинуть ли мне вперед? Переехать тварь? Раздавить ее колесами?
Он глубоко вдохнул, вцепившись в рулевое колесо, потом подал назад.
Он просто не может. Он не может переехать тварь.
Он отчаянно подал машину еще назад, взревел мотор, завертелись шины, и «вольво» задним ходом описал широкий круг по двору. Потом Дэвид резко включил первую передачу.
Мгновение спустя он уже гнал машину в сторону больницы.
3
Дэвид ехал по пустым улицам. Ветер раскачивал ветви деревьев, заставляя их беспокойно метаться из стороны в сторону. Ощущение нервного беспокойства передалось всему вокруг.
Сам воздух, казалось, не находил себе места. Деревья передергивало. Призрачные плоты неслись по ночному небу.
По пути в больницу он ничего не видел. Иными словами, не видел ни одной мерзкой твари.
Время только-только приближалось к девяти, в домах горел свет. Временами Дэвид видел на окнах отблеск экранов телевизоров. Для большинства жителей Леппингтона это был самый обычный воскресный вечер в начале весны. Они были вполне довольны тем, расположились на диванах или креслах. Почесывают под подбородком кошку, греют в микроволновке поп-корн, открывают бутылку вина, закуривают очередную сигарету или проделывают еще какое-нибудь из сотен тысяч мелких дел, какими обычно занимаются вечером в субботу перед телевизором.
Инфицирование только началось, подумал он. Вероятно, заражены не более дюжины из полутора тысяч населения. Если действовать достаточно быстро, возможно, ему удастся отрезать вампиров, как вырезают из раны отмершие ткани.
В его мозгу промелькнула было мысль обратиться в полицию. Но он понимал, что это тупиковый вариант; он единственный, кто теперь может это остановить.
Въехав на стоянку при больнице, он заглушил мотор. Часы посещений давно миновали, однако ему сказали, что он может навещать дядю, когда пожелает.
Вот это уже дурной знак, сказал он самому себе, выбираясь из «вольво» и захлопывая за собой дверь. Кроме того, старика положили в отдельную палату неподалеку от общей, что также говорит о том, что прогнозы врачей на выздоровление Джорджа Леппингтона довольно пессимистичны.
Дэвид быстро прошел коридорами, покрашенными скучной светло-зеленой краской, этой униформой муниципальных зданий.
Войдя в палату дяди, он обнаружил, что старик лежит на спине, одна рука безжизненно покоится поверх натянутого до груди одеяла. На столике у кровати стояла чашка, полная того, что на первый взгляд могло показаться розовыми леденцами на палочке. Но вместо карамельки на каждой палочке был маленький кубик розовой губки: сестры смачивают такие губки холодной водой, чтобы затем выжать в рот лежащему без сознания пациенту. Если позволить рту пересохнуть, велика вероятность развития инфекции вроде грибка. И вскоре дыхание пребывающего в коме пациента станет спертым, от него пойдет запах, как от переполненной и забытой в середине лета мусорной урны.
Джордж дышал глубоко, его грудь вздымалась равномерно и спокойно.
Если бы не повязка на голове, любой бы решил, что старик просто спит.
То, что случилось в следующее мгновение, было так внезапно, как если бы включили вдруг телевизор.
Глаза старика открылись, как будто кто-то наклонился и оттянул ему веки. Эти глаза были широко раскрытыми и смотрели прямо перед собой — они вполне могли принадлежать тому, кто умер от ужаса.
— Дэвид. Теперь ты мне веришь, не так ли? — Голос старика был не громче скребущего шепота.
— Да, верю. — Дэвид присел на стул у кровати. — Я видел этих тварей. Я даже говорил с ними.
Старик, все так же распластанный на кровати, кивнул с удовлетворением человека, чье предсказание сбылось. Глаза, не мигая, смотрели в потолок. И снова Дэвида пронзила мысль, что он говорит не столько с лежащим на больничной койке дядей, сколько с чем-то, что говорит через него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Неприкосновенный, — склонив на сторону голову, внезапно сказал малыш. Голос оказался задненебным и каким-то темным.
— Неприкосновенный, — с мрачным кивком согласился Дэвид. — Ты знаешь, что меня нельзя трогать.
Младенец выпятил нижнюю губу, словно намеревался разреветься.
— Хочу поцелуй... Ма-а-а-ленький поцелуй. — Теперь его голос звучал нежно и совсем по-детски.
Голова Дэвида дернулась, будто от пощечины.
Вот оно что!
Эти вампиры не отдельные личности. Они всего лишь марионетки, которыми управляет и через которые вещает какой-то неумолимый темный разум.
Это дитя все же мертво. Перед ним лишь видимость жизни. И то, что дергает теперь эту марионетку за ниточки, что бы оно ни было, терзает Дэвида, заставляя тварь говорить детским голоском.
Намеренно отбросив всякие мысли об омерзительной твари на крыше «вольво», Дэвид открыл дверцу машины.
— Папа, папа, дитяти холодно, дитятя есть хочет. Не бросай меня тут, папа. — Напевая тоненьким голоском, малыш протянул ручонки, чтобы его сняли с крыши.
Подавив внезапно накативший родительский инстинкт, Дэвид забрался на водительское сиденье, готовый к тому, что, щелкая зубами в поисках горла, на него в любую секунду может броситься крохотное тельце.
Как можно спокойнее и решительнее он устроился на водительском сиденье и закрыл дверцу. Не позволяй себя запугать.
Они играют с тобой в игры, они тебя морочат, им нужно помешать тебе спокойно и разумно мыслить.
Он повернул ключ в замке зажигания.
С урчанием ожил мотор. Он нажал на пластмассовый переключатель на рулевом колесе, и фары, вспыхнув, осветили кирпичные стены дворовых построек.
Пока все в порядке.
Пока вампиры не набросились со всех сторон и не перевернули машину.
Спокойно, размеренно.
— Папа, не бросай меня здесь. — Голосок донесся сквозь крышу «вольво». — Мне страшно, мне страшно.
Дэвид включил первую передачу.
В этот момент детский смешок перерос в нутряной смех. Кукловод изменил тактику.
За лобовым стеклом возникло перевернутое лицо ребенка. И лицо расплылось в огромной ухмылке. Взгляд твари обжег ему глаза.
Потом она принялась биться лбом о стекло.
Звук был тяжелым и почему-то влажным. Будто кто-то шлепал по стеклу крупной рыбиной.
Клокотал смех, ребенок бился о лобовое стекло. На лбу начали появляться синяки, расплываясь от центра к вискам, заполняя лицо будто сизые тени.
Дэвид вытер рот тыльной стороной ладони.
Голова билась все сильнее.
Разорвалась кожа.
Теперь на стекле возникли плевки жидкости — какие-то прозрачные с белым пузыри. Тварь истекала кровью, но ее это ничуть не беспокоило. Напротив, она по-прежнему похихикивала и хищно ухмылялась.
Дэвид прибавил газу, потом резко вдавил в пол педаль тормоза.
Ребенок-вампир съехал с крыши машины. Подпрыгнул на капоте, потом соскользнул на землю. Взметнулась на ветру простыня.
Чувствуя, что его вот-вот стошнит, Дэвид помедлил, держа ногу на педали газа.
Двинуть ли мне вперед? Переехать тварь? Раздавить ее колесами?
Он глубоко вдохнул, вцепившись в рулевое колесо, потом подал назад.
Он просто не может. Он не может переехать тварь.
Он отчаянно подал машину еще назад, взревел мотор, завертелись шины, и «вольво» задним ходом описал широкий круг по двору. Потом Дэвид резко включил первую передачу.
Мгновение спустя он уже гнал машину в сторону больницы.
3
Дэвид ехал по пустым улицам. Ветер раскачивал ветви деревьев, заставляя их беспокойно метаться из стороны в сторону. Ощущение нервного беспокойства передалось всему вокруг.
Сам воздух, казалось, не находил себе места. Деревья передергивало. Призрачные плоты неслись по ночному небу.
По пути в больницу он ничего не видел. Иными словами, не видел ни одной мерзкой твари.
Время только-только приближалось к девяти, в домах горел свет. Временами Дэвид видел на окнах отблеск экранов телевизоров. Для большинства жителей Леппингтона это был самый обычный воскресный вечер в начале весны. Они были вполне довольны тем, расположились на диванах или креслах. Почесывают под подбородком кошку, греют в микроволновке поп-корн, открывают бутылку вина, закуривают очередную сигарету или проделывают еще какое-нибудь из сотен тысяч мелких дел, какими обычно занимаются вечером в субботу перед телевизором.
Инфицирование только началось, подумал он. Вероятно, заражены не более дюжины из полутора тысяч населения. Если действовать достаточно быстро, возможно, ему удастся отрезать вампиров, как вырезают из раны отмершие ткани.
В его мозгу промелькнула было мысль обратиться в полицию. Но он понимал, что это тупиковый вариант; он единственный, кто теперь может это остановить.
Въехав на стоянку при больнице, он заглушил мотор. Часы посещений давно миновали, однако ему сказали, что он может навещать дядю, когда пожелает.
Вот это уже дурной знак, сказал он самому себе, выбираясь из «вольво» и захлопывая за собой дверь. Кроме того, старика положили в отдельную палату неподалеку от общей, что также говорит о том, что прогнозы врачей на выздоровление Джорджа Леппингтона довольно пессимистичны.
Дэвид быстро прошел коридорами, покрашенными скучной светло-зеленой краской, этой униформой муниципальных зданий.
Войдя в палату дяди, он обнаружил, что старик лежит на спине, одна рука безжизненно покоится поверх натянутого до груди одеяла. На столике у кровати стояла чашка, полная того, что на первый взгляд могло показаться розовыми леденцами на палочке. Но вместо карамельки на каждой палочке был маленький кубик розовой губки: сестры смачивают такие губки холодной водой, чтобы затем выжать в рот лежащему без сознания пациенту. Если позволить рту пересохнуть, велика вероятность развития инфекции вроде грибка. И вскоре дыхание пребывающего в коме пациента станет спертым, от него пойдет запах, как от переполненной и забытой в середине лета мусорной урны.
Джордж дышал глубоко, его грудь вздымалась равномерно и спокойно.
Если бы не повязка на голове, любой бы решил, что старик просто спит.
То, что случилось в следующее мгновение, было так внезапно, как если бы включили вдруг телевизор.
Глаза старика открылись, как будто кто-то наклонился и оттянул ему веки. Эти глаза были широко раскрытыми и смотрели прямо перед собой — они вполне могли принадлежать тому, кто умер от ужаса.
— Дэвид. Теперь ты мне веришь, не так ли? — Голос старика был не громче скребущего шепота.
— Да, верю. — Дэвид присел на стул у кровати. — Я видел этих тварей. Я даже говорил с ними.
Старик, все так же распластанный на кровати, кивнул с удовлетворением человека, чье предсказание сбылось. Глаза, не мигая, смотрели в потолок. И снова Дэвида пронзила мысль, что он говорит не столько с лежащим на больничной койке дядей, сколько с чем-то, что говорит через него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126