Джек Блэк неторопливо вел фургон. Тихо-спокойно. Ничем не привлекая внимания.
Его придурки пристроились в кузове среди мебели и электроприборов, которые они вынесли из дома. Через час они прибудут в Йорк, там сбросят все перекупщику в обмен на приятно пухлую пачку наличных. После этого придурки отправятся на вселенскую пьянку. Джек Блэк скормит свою долю банкомату и, возможно, проведет уик-энд, колеся по улицам города.
Потом, будто с бескрайнего сияюще-голубого неба, на него обрушилось озарение.
Он движется не в ту сторону.
Он остановил фургон на обочине дороги.
— В чем дело? Почему мы остановились? — спросил один из придурков.
— Я возвращаюсь назад, — объявил он, понизив голос.
— Назад? Нам же нужно отвезти все в Йорк.
Он покачал головой:
— Я возвращаюсь в Леппингтон.
— В Леппинггон? Но, господи боже, почему?
Почему? Он сам не знал почему. Знал только, что у него есть эта нужда — жгучая потребность вернуться. Там оставалось незаконченное дело. И опять же он не знал какое, но оно зияло перед ним, как огромная открытая рана.
4
Суббота, три сорок пополудни.
Диана Моббери думает: Я мертва.
Мертвой она не была. Но, возможно, лучше бы ей умереть.
Ей не понравится то, что сейчас произойдет.
Мгновение назад она открыла глаза. Она думала, что просыпается в постели, что ей приснилось, что она встретила красавца-блондина на берегу реки.
Реальность обрушилась ударом тяжелого молота — такая же холодная и непреложная, как потерявший управление грузовик.
Господи, о Господи. Помоги мне.
Одежда с ее тела сорвана. И вот, голая, она стоит лицом к железной решетке. У ее ног свивается в водоворот вода. Диана огляделась по сторонам, в глазах на мгновение зарябило, потом она окончательно пришла в себя.
За спиной течет река. Над головой изгибаются ивы. Она сообразила, что перед ней, очевидно, кульверт, по которому сточные воды проходят подо всем городом, прежде чем извергнуться через гигантский водосток в реку Леппинг. Сам водосток за прутьями решетки терялся во тьме.
Но почему я тут стою? Почему я голая?
Поежившись, она попыталась отодвинуться назад. Подальше от решетки.
Она не может, с безмолвным удивлением сообразила она. Она не может сдвинуться ни на сантиметр. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы затуманенный мозг осознал, что происходит. Только тут она наконец поняла, что не может пошевелиться потому, что кто-то прижимает ее лицом вперед к прутьям решетки и в ее голые живот, грудь, бедра вдавливается холодный металл.
Ее стало мутить. Хотелось подальше убраться отсюда. Из-за решетки тянуло неприятным животным запахом. О, почему он держит меня? Он навалился на меня и своим телом прижимает меня к железным прутьям. Меня сейчас стошнит, мне холодно.
И страшно. Невероятно страшно.
— Отпусти меня, — взмолилась Диана. — Пожалуйста... я... я сделаю что угодно.
Без тени сомнения она знала, что ее держит у решетки тот самый блондин.
Но почему?
Потом она почувствовала, как во тьме перед ней что-то шевельнулось.
— Кто там? — услышала она собственный изумленный голос.
Никакого ответа.
Зато теперь во тьме туннеля чувствовалось какое-то мельтешение. Проблеск белого — синевато-белого, как изголодавшаяся по крови кожа. Движения убыстрились.
Внезапно она скорее почувствовала, чем увидела, как из тьмы, направляясь к решетке, вырастают фигуры. Услышала, как в мелком потоке с всплеском шлепают ноги.
Диана Моббери закрыла глаза.
Она знала, что с ней сейчас что-то случится. Что-то отвратительное, что-то ужасное. Знала это с абсолютной уверенностью. Но нет... о нет, смотреть она не могла.
Вода плеснула на ее обнаженное тело. Она отпрянула.
Закрой глаза — держи их закрытыми!
Слова криком отдались у нее в голове. Не открывай глаза! Тебе не захочется видеть, что...
А-а!
Она поперхнулась от боли, расходившейся по груди от сосков.
Ее зубы щелкнули, когда она сжала челюсти.
Чья-то рука зажала ей рот. Теперь она не могла даже кричать. Но как же ей хотелось кричать. Ей хотелось выкричать свои агонию и страх.
Она попыталась оттолкнуться от железной решетки. Мучительная боль стала еще более острой.
Наконец глаза ее распахнулись. То, что она увидела, было... невозможно.
Кровь. Полно крови, струи крови били потоком, покрывали ее голые руки.
Но остальное ее расколотый мозг просто отказывался понимать.
Две трубки — совершенно белые и будто из мягкой плоти — выросли у нее из грудной клетки. Трубки уходили прямо сквозь прутья решетки туда, где подпрыгивало и подрагивало что-то белое, как кость.
Белые трубки. Господи боже, да что же это?
Она охнула, уставившись на закрывающую ей рот руку, ее передернуло.
Тут она поняла, что это были за трубы. Что-то схватило ее груди, вдавленные между прутьями решетки. И теперь тянуло за них. И ни за что на свете не отпустит. Никогда. Это она знала наверняка. Будто раскаленные щипцы сжимали ей соски. Груди ее теперь вытянулись настолько, что казались не толще детской ручонки. Сквозь кожу проглядывали голубые ниточки вен.
Тут и там местами по белой коже размазана кровь.
Блондин все еще крепко держал ее, прижимая лицом вперед к решетке.
Единственный путь к спасению — оторвать собственные груди.
Но она не в силах больше сопротивляться.
Она перестала пытаться оттолкнуться, и тут же давление, оказываемое блондином у нее за спиной, бросило ее тело на металлические прутья.
Боль — тупая, сосущая — изнеможение — повиновение. И со всем этим пришло что-то еще. Сладость, глубокая пронзительная сладость, сочащаяся из ее грудей к сердцу, ко всем до единой клеточкам тела.
И вновь она закрыла глаза.
Как Диана Моббери она закрыла их в последний раз.
Глава 16
1
Дэвид Леппингтон поднимался на пятый этаж «Городского герба».
Древний лифт казался не больше гроба. И тот факт, что он был отделан мореной сосной, только усиливал это впечатление.
Обычно Дэвид предпочитал подниматься пешком, но после огромной порции рагу у дяди (а также выпитого виски, от которого по жилам побежало приятное тепло) ему захотелось спать. В руке он держал пакет с бутылкой бузинного вина и напечатанной по заказу автора — Гертруды X. Леппингтон — книгой «Род Леппингтонов: легенды и факты».
Пока лифт еле-еле скрипел и скрежетал вверх по шахте, Дэвид думал о внезапных излияниях Электры. Ее родители умерли, когда она была молода. Под напускной искушенностью и цинизмом где-то внутри, должно быть, скрывалась ранимая девочка, которая все еще ошеломлена, которой все еще больно от того, что в двадцать с чем-то лет она осталась сиротой.
Прервало Электру лишь прибытие парочки, которая желала снять номер на уик-энд. Оба были в подпитии, и от выпитого глаза у обоих блестели. Девушка раз за разом повторяла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Его придурки пристроились в кузове среди мебели и электроприборов, которые они вынесли из дома. Через час они прибудут в Йорк, там сбросят все перекупщику в обмен на приятно пухлую пачку наличных. После этого придурки отправятся на вселенскую пьянку. Джек Блэк скормит свою долю банкомату и, возможно, проведет уик-энд, колеся по улицам города.
Потом, будто с бескрайнего сияюще-голубого неба, на него обрушилось озарение.
Он движется не в ту сторону.
Он остановил фургон на обочине дороги.
— В чем дело? Почему мы остановились? — спросил один из придурков.
— Я возвращаюсь назад, — объявил он, понизив голос.
— Назад? Нам же нужно отвезти все в Йорк.
Он покачал головой:
— Я возвращаюсь в Леппингтон.
— В Леппинггон? Но, господи боже, почему?
Почему? Он сам не знал почему. Знал только, что у него есть эта нужда — жгучая потребность вернуться. Там оставалось незаконченное дело. И опять же он не знал какое, но оно зияло перед ним, как огромная открытая рана.
4
Суббота, три сорок пополудни.
Диана Моббери думает: Я мертва.
Мертвой она не была. Но, возможно, лучше бы ей умереть.
Ей не понравится то, что сейчас произойдет.
Мгновение назад она открыла глаза. Она думала, что просыпается в постели, что ей приснилось, что она встретила красавца-блондина на берегу реки.
Реальность обрушилась ударом тяжелого молота — такая же холодная и непреложная, как потерявший управление грузовик.
Господи, о Господи. Помоги мне.
Одежда с ее тела сорвана. И вот, голая, она стоит лицом к железной решетке. У ее ног свивается в водоворот вода. Диана огляделась по сторонам, в глазах на мгновение зарябило, потом она окончательно пришла в себя.
За спиной течет река. Над головой изгибаются ивы. Она сообразила, что перед ней, очевидно, кульверт, по которому сточные воды проходят подо всем городом, прежде чем извергнуться через гигантский водосток в реку Леппинг. Сам водосток за прутьями решетки терялся во тьме.
Но почему я тут стою? Почему я голая?
Поежившись, она попыталась отодвинуться назад. Подальше от решетки.
Она не может, с безмолвным удивлением сообразила она. Она не может сдвинуться ни на сантиметр. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы затуманенный мозг осознал, что происходит. Только тут она наконец поняла, что не может пошевелиться потому, что кто-то прижимает ее лицом вперед к прутьям решетки и в ее голые живот, грудь, бедра вдавливается холодный металл.
Ее стало мутить. Хотелось подальше убраться отсюда. Из-за решетки тянуло неприятным животным запахом. О, почему он держит меня? Он навалился на меня и своим телом прижимает меня к железным прутьям. Меня сейчас стошнит, мне холодно.
И страшно. Невероятно страшно.
— Отпусти меня, — взмолилась Диана. — Пожалуйста... я... я сделаю что угодно.
Без тени сомнения она знала, что ее держит у решетки тот самый блондин.
Но почему?
Потом она почувствовала, как во тьме перед ней что-то шевельнулось.
— Кто там? — услышала она собственный изумленный голос.
Никакого ответа.
Зато теперь во тьме туннеля чувствовалось какое-то мельтешение. Проблеск белого — синевато-белого, как изголодавшаяся по крови кожа. Движения убыстрились.
Внезапно она скорее почувствовала, чем увидела, как из тьмы, направляясь к решетке, вырастают фигуры. Услышала, как в мелком потоке с всплеском шлепают ноги.
Диана Моббери закрыла глаза.
Она знала, что с ней сейчас что-то случится. Что-то отвратительное, что-то ужасное. Знала это с абсолютной уверенностью. Но нет... о нет, смотреть она не могла.
Вода плеснула на ее обнаженное тело. Она отпрянула.
Закрой глаза — держи их закрытыми!
Слова криком отдались у нее в голове. Не открывай глаза! Тебе не захочется видеть, что...
А-а!
Она поперхнулась от боли, расходившейся по груди от сосков.
Ее зубы щелкнули, когда она сжала челюсти.
Чья-то рука зажала ей рот. Теперь она не могла даже кричать. Но как же ей хотелось кричать. Ей хотелось выкричать свои агонию и страх.
Она попыталась оттолкнуться от железной решетки. Мучительная боль стала еще более острой.
Наконец глаза ее распахнулись. То, что она увидела, было... невозможно.
Кровь. Полно крови, струи крови били потоком, покрывали ее голые руки.
Но остальное ее расколотый мозг просто отказывался понимать.
Две трубки — совершенно белые и будто из мягкой плоти — выросли у нее из грудной клетки. Трубки уходили прямо сквозь прутья решетки туда, где подпрыгивало и подрагивало что-то белое, как кость.
Белые трубки. Господи боже, да что же это?
Она охнула, уставившись на закрывающую ей рот руку, ее передернуло.
Тут она поняла, что это были за трубы. Что-то схватило ее груди, вдавленные между прутьями решетки. И теперь тянуло за них. И ни за что на свете не отпустит. Никогда. Это она знала наверняка. Будто раскаленные щипцы сжимали ей соски. Груди ее теперь вытянулись настолько, что казались не толще детской ручонки. Сквозь кожу проглядывали голубые ниточки вен.
Тут и там местами по белой коже размазана кровь.
Блондин все еще крепко держал ее, прижимая лицом вперед к решетке.
Единственный путь к спасению — оторвать собственные груди.
Но она не в силах больше сопротивляться.
Она перестала пытаться оттолкнуться, и тут же давление, оказываемое блондином у нее за спиной, бросило ее тело на металлические прутья.
Боль — тупая, сосущая — изнеможение — повиновение. И со всем этим пришло что-то еще. Сладость, глубокая пронзительная сладость, сочащаяся из ее грудей к сердцу, ко всем до единой клеточкам тела.
И вновь она закрыла глаза.
Как Диана Моббери она закрыла их в последний раз.
Глава 16
1
Дэвид Леппингтон поднимался на пятый этаж «Городского герба».
Древний лифт казался не больше гроба. И тот факт, что он был отделан мореной сосной, только усиливал это впечатление.
Обычно Дэвид предпочитал подниматься пешком, но после огромной порции рагу у дяди (а также выпитого виски, от которого по жилам побежало приятное тепло) ему захотелось спать. В руке он держал пакет с бутылкой бузинного вина и напечатанной по заказу автора — Гертруды X. Леппингтон — книгой «Род Леппингтонов: легенды и факты».
Пока лифт еле-еле скрипел и скрежетал вверх по шахте, Дэвид думал о внезапных излияниях Электры. Ее родители умерли, когда она была молода. Под напускной искушенностью и цинизмом где-то внутри, должно быть, скрывалась ранимая девочка, которая все еще ошеломлена, которой все еще больно от того, что в двадцать с чем-то лет она осталась сиротой.
Прервало Электру лишь прибытие парочки, которая желала снять номер на уик-энд. Оба были в подпитии, и от выпитого глаза у обоих блестели. Девушка раз за разом повторяла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126