Старый и испытанный способ уничтожить дом с привидениями. Но — всегда ведь где-то есть «но»... — доброжелательно продолжает голос-накладка, а по экрану идут панорамные кадры городского кафе «Приятного аппетита»... Наше фирменное блюдо: свиной пирог с сидром. Но Леппингсвальт был домом для более чем двух сотен рудокопов, добывавших олово. Добыча олова была грязным, крайне опасным, узкоспециализированным трудом, а само олово было жизненно важно для королевской казны. Убив рудокопов — пусть они и были ярыми язычниками с кучей антисоциальных привычек, — король собственными руками пробивал гигантскую брешь в своих доходах. А потому старый хитрец вместо того, чтобы вырезать жителей городка во имя Христа, предложил святой Хильде, чтобы она взялась насильственно окрестить и обратить в истинную веру языческое население Леппингсвальта и даже надзирать за возведением церкви. Тем все и кончилось. Массовое крещение имело место в водах реки Леппинг, которые по ходу дела унесли жизни трех монахов из аббатства Уитби: старые боги не собирались сдаваться без борьбы. Церковь построили, и, как я уже упоминал, она вскоре пала жертвой молнии. А богобоязненные христиане за пределами Леппингтона, лишившегося прежнего своего имени, перешептывались, что рудокопы в туннелях, как и прежде, поклоняются старым богам. Эти туннели, кстати, со временем превратили скальную породу под Леппингтоном в подобие гигантской губки, в которой сегодня, пожалуй, больше дыр, чем камня. Не один геодезист, вероятно, задумывался над тем, что однажды весь город может провалиться в один гигантский кратер.
На экране вновь появляются голова и плечи светловолосого рассказчика. Он улыбается.
— Итак, вот он, Леппингтон. Город, выстроенный на крови. Последний бастион языческих верований.
Рассказ продолжается, по экрану проходят местные достопримечательности: замковый холм с живыми изгородями вместо гордых стен, местный музей (построенный и финансируемый семьей Леппингтонов, где целый этаж посвящен выставке мумифицированных охотничьих трофеев полковника Леппингтона), место, где находилась местная виселица, на которой окончил свой путь не один вор или разбойник с большой дороги...
Бернис сонно, уютно, тепло. Она так расслабилась, что голова упала на подушку, и теперь телевизор, кажется, лежит на боку. Свет от лампы на прикроватном столике кажется приглушенным, от этого тени по углам комнаты становятся еще гуще. Наверное, снова упало напряжение. Такое часто случается в этом городке, затерянном в холмах Северного Йоркшира. Мягко, с ритмичным шепотом, то возникающим, то вновь уходящим, будто спокойное дыхание спящего ребенка, падает дождь. Она позволяет себе расслабиться, подстраиваясь под звук дождя.
Тепло и безопасно в постели... тепло и безопасно.
Сонно Бернис оглядывает комнату: платяной шкаф, зеркало, тени, ставшие еще более густыми и мягкими, — ведь напряжение опять упало. Желтое пятно света от лампы. Синие шторы. На стене над кроватью — портрет девушки в белых одеждах, стоящей по колено в реке. Похожая на паука трещина в стеклянной панели над дверью в ванную — странное место для окна. Чтобы пропускать дневной свет, наверное; не для того, чтобы смотреть сквозь него . Ее обувь, выстроившаяся в ряд вдоль стены: сапоги до колен из черной лакированной кожи с острыми носками и на высоком каблуке, замечательно высоком, почти что шпильки. Удачная покупка, с уютным удовлетворением думает она, очень удачная.
Тепло и безопасно в постели... теперь все хорошо. Я скоро засну. Она от души зевает и сворачивается в теплой постели, как в гнезде. Голос рассказчика в телевизоре, мягкий, Как масло, успокаивает... Слова ласкают ее слух, проникая все глубже. Приятный голос. Успокаивающий, теплый, дружелюбный...
Некоторое время спустя виды города сменяются интерьером. В мрачной комнате на постели сидит человек. Очевидно, он установил работающую камеру на что-то примерно высоты бюро, которое она с вечера подтащила к двери, догадывается Бернис. Затем человек входит в поле зрения камеры, садится на постель и начинает говорить. Он говорит еще более мягко, и все же по его голосу ясно, как он поражен.
— Знаете, я никогда не верил в сверхъестественное, — шепчет он. — До сих пор не верил. Сейчас начало четвертого, за окном темно, хоть глаз выколи. Здесь внутри... как будто все здание, вся гостиница заряжена каким-то электричеством. Ночью я видел самые невероятные сны. Знаю... — Он улыбается в камеру, и стекла очков, поймавшие свет лампы на столике возле кровати, наливаются золотом. (Лампа такая же, как эта, думает Бернис, сонно переводя на нее взгляд. Забавно, что я не замечала этого раньше.) — Я знаю, сны не являются доказательством сверхъестественного... но. Господи, я так возбужден, что не знаю, с чего начать. Я снимал людей, украденных инопланетянами в Арканзасе, вервольфов в России, всяческих барабашек от Нью-Йорка до Тимбукту, — все это чушь, галиматья, нелепость, яйца выеденного не стоит. Я все это слышал, но никогда не верил, никогда ничего не чувствовал, не было того самого ощущения вот здесь, под ложечкой, — он вдавливает оба кулака в живот, — что это все хотя бы отчасти правда. Пока я не попал сюда, в маленький английский городок под названием Леппингтон. Теперь... теперь просто смотрите.
Переход кадра: полная темнота.
— Это сырой материал, — продолжает рассказчик. — Никакого монтажа, никаких растворителей или трюков со штативом — просто сырой материал, отснятый на пленку.
5. Призраки на экране
Бернис смотрит на экран. Она видит, как кренится набок изображение двери гостиничного номера, когда тот, кто держит камеру, бросается к ней. В кадре появляется рука, хватает ручку, поворачивает и рывком распахивает дверь. На звуковой дорожке — возбужденное дыхание. Затем камера переходит в коридор (этой гостиницы, в полудреме думает Бернис, он жил в моей гостинице).
— Я видел это. Я видел это. О черт, соберись, Майк. Времени два часа ночи. Я видел это каких-то двадцать минут назад, — задыхается голос за кадром. — Я почувствовал, что за моей дверью кто-то есть. Открыл дверь, и вот оно. Всего лишь тень. Высокая фигура, двигающаяся по коридору, будто кошка. И это не просто... сравнение. Это ощущение меня просто перевернуло; у меня даже дыхание перехватило. Такое впечатление, что это был отчасти человек, отчасти зверь — гибкий, быстрый, очень быстрый. О Боже, как я испугался! Это был какой-то физиологический ужас, будто я споткнулся и упал ничком прямо под колеса несущегося грузовика. Разум говорил мне: «Ладно, Майк. Ты что-то видел. А теперь запрись у себя в номере». Поверьте, я видел что-то очень нехорошее, это был действительно страшенный сукин сын. А другой голос во мне твердил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126