— Почему разогнал? — спросил Озолинь.— А они даже собственные разногласия не могут мне объяснить. Смешно? Не смешно — глупо! — И тут же, без малейшей паузы Озолинь сказал: — Увеличиваем через год посевную площадь в северных районах на двадцать процентов!
Корнилов, несколько растерявшись, ответил:
— Не знаю, не знаю, какие у нас на этот счет возможности. Какие земельные фонды. Нужно подсчитать, нужно выяснить!
И тут Озолинь с места в карьер сказал:
— Требуется! — а Корнилов быстро развернул карту земельных фондов и указал на полосу северных подзолистых и залесенных почв.
— Только здесь. Но огромная раскорчевка...
— Конечно! — согласился Озолинь.— Сколько взрослых пней на десятину? На гектар?
— До сорока! Не считая маломерки!
— Не считая. Маломерку сожжем!
— А люди? Откуда?
— Людей переселим. Сколько нужно! На то есть Переселенческое управление.— Озолинь с сожалением вздохнул.— Латышей сюда бы. Еще лучше — латгальцев, умеют корчевать!
А дальше уже в полном единодушии они рассматривали земельную карту, словно это была карта военных действий: прикидывали, сколько потребуется крестьянских душ на раскорчевку, откуда и по каким дорогам пойдет снабжение продуктами, одеждой и орудиями труда, из каких населенных пунктов будет осуществляться руководство переселением и работами по раскорчевке, и товарищ Озолинь, принимая решения, и слова употреблял такие, как «правый фланг», «левый фланг», «тыл», «центр», «общее руководство», «операция». Это была его стихия, в которую он вовлек и Корнилова, и Корнилов минут через десять заговорил точно таким же языком.
И выглядел-то товарищ Озолинь вполне по-военному: зеленоватый френч, такого же цвета полугалифе, блестящие сапоги. И выражение лица командирское. И голос. К тому же он был человек увлеченный и веселый в своем увлечении. Он вынул из ящика стола пачку цветных карандашей, и они вместе стали размечать карту.
Вдруг в кабинет вошел Прохин.
Не сразу узнав Корнилова в одной из склонившихся над картой фигур, Прохин сказал:
— Здравствуйте, товарищ Озолинь!
— Ты пришел? Садись! Мы что здесь планируем? Мы планируем...— И Озолинь кратко и точно информировал Прохина обо всем, что говорилось здесь без него, и тут же спросил: — Вегменский что? Болеет?
— На поправке. Здоровье, в общем слабое.
Озолинь с присущей ему привычкой (точно такой же, какая была и у Лазарева, отметил Корнилов) не дослушивать ответы до конца, перебил Прохина:
— Вопросы есть? Ко мне? Если нет, у меня будут к тебе! Прохин недоумевал по поводу присутствия здесь Корнилова,
по-видимому, продолжительного, но, безукоризненно владея собою, недоумения не показывал.
— Начнем с твоих вопросов,— ответил он.— Начнем с твоих.
— Ну вот,— сказал Озолинь,— тогда воспользуемся присутствием у меня Корнилова...
— Воспользуемся,— подтвердил Прохин.
— Он член этой комиссии, которую вы у себя устроили? Прохин понял, о какой комиссии речь, но спросил:
— Комиссия? Какая же это?
— Которую вы устроили: разбираться в Бондарине и Вегменском. «Комиссия по Бондарину» — так вы ее назвали? И объявили?
— Не сами мы ее объявили. Редакция газеты прислала документ. Твой печатный орган прислал.
— Знаю,— кивнул Озолинь.— Все знаю. Заканчивайте это дело.
— Понимаю,— кивнул Прохин.
— Вегменский и Бондарин много лет работали вместе. Замечаний не было. Какие замечания появились теперь?
— Понимаю...
— Крайплану задачи решать. В ближайшие дни! Часы! Тебе предстоит верстать пятилетний план. Кадры для этого нужны? Специалисты нужны? Или обойдешься один? Без кадров?
— Понимаю,— снова кивнул Прохин.
— Знаю, что понимаешь. Знаю, знаю. Ну, вот, а теперь докладывай, говори по вопросу. По которому я тебя пригласил...
Прохин придвинулся к столу, мельком взглянул на Корнилова, стал развязывать белые тесемки на красной картонной папке. По красному напечатано было: «Для доклада».
Корнилов попрощался и ушел.
И, только вернувшись в Крайплан, вспомнил, что его карта земельных фондов осталась на столе товарища Озолиня.
Кунафин, взмахивая то одной, то другой рукой, говорил так:
— Я предлагаю! Я предлагаю каждому члену нашей комиссии во всеуслышание высказаться, как он понимает задачу. И как понимает свою роль в идейно-политическом мероприятии. С которого, тоже не побоюсь этого сказать, может начаться рассмотрение многих и многих кадровых вопросов в Крайплане, а также и в других краевых советских организациях. Причем мы начинаем вовсе не с мелких и рядовых служащих, а, с одной стороны, нами будет рассматриваться бывший царский и белый генерал, чуть ли не объявленный верховным правителем России, а с другой стороны, опять же старейший член партии, крупнейший в крае теоретик, а также историк и к тому же еще практик планирования народного хозяйства товарищ Вегменский Юрий Госпарович. Госпарович,— еще раз повторил Кунафин, почему-то напирая на «о».— Исходя из этого, хотя мне и предложена роль председателя нашей комиссии и первого докладчика, я скажу, что я вижу себя совсем учеником, которому предложено сдать первый экзамен, и не по какому-нибудь там предмету, не по статистике-математике, а на политическую зрелость и бдительность. Экзамен по классовому подходу ко всем явлениям. Вот как я понимаю задачу! — после этих слов товарищ Кунафин, председатель «Комиссии по Бондарину», внимательно посмотрел на Сеню Сурикова и на Корнилова.
«Справка
Дана настоящая Краевой комиссией по изучению природных ресурсов Сибири тов. Кунафину В. С. в том, что он командирован в районы Бийского округа для организации на местах массовой краеведческой работы среди населения.
Тов. Кунафин следует на своей лошади. Просьба ко всем районным и сельским органам Советской власти оказывать тов. Кунафину всемерное содействие в проводимой им работе и не препятствовать выпасу лошади по маршруту его следования. Лошадиный паспорт № 0729 (еще не то три, не то четыре какие-то цифры). Действительно по 21 сентября 27 года. Председатель КИС Ю. Вегменский».
Да-да, так вспомнилась Корнилову эта небольшая справочка.
Можно было подумать, что товарищ Кунафин является сотрудником КИС, но нет, ничего подобного, он трудился в Рабоче-крестьянской инспекции, а будучи работником этого высокого и авторитетного учреждения, из года в год инспектировал.
Крайплан приходился на долю другого ответственного работника, а вот для КИС свет сошелся на Кунафине!
Вегменский протестовал, доказывал, что КИС — организация, по существу, научная и потому инспектироваться должна лицом, обладающим хотя бы средним образованием. С Вегменским соглашались, но дело ничуть не менялось,и каждый год Кунафин являлся в КИС и ворошил бумаги в папках, что-то писал, считал, а потом представлял в акт обследования (копия в КИС, копия в орготдел Крайисполкома, копия в Сибтруд) и договаривался о командировке (со своей лошадью) по районам края в качестве инструктора-организатора массовой краеведческой работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Корнилов, несколько растерявшись, ответил:
— Не знаю, не знаю, какие у нас на этот счет возможности. Какие земельные фонды. Нужно подсчитать, нужно выяснить!
И тут Озолинь с места в карьер сказал:
— Требуется! — а Корнилов быстро развернул карту земельных фондов и указал на полосу северных подзолистых и залесенных почв.
— Только здесь. Но огромная раскорчевка...
— Конечно! — согласился Озолинь.— Сколько взрослых пней на десятину? На гектар?
— До сорока! Не считая маломерки!
— Не считая. Маломерку сожжем!
— А люди? Откуда?
— Людей переселим. Сколько нужно! На то есть Переселенческое управление.— Озолинь с сожалением вздохнул.— Латышей сюда бы. Еще лучше — латгальцев, умеют корчевать!
А дальше уже в полном единодушии они рассматривали земельную карту, словно это была карта военных действий: прикидывали, сколько потребуется крестьянских душ на раскорчевку, откуда и по каким дорогам пойдет снабжение продуктами, одеждой и орудиями труда, из каких населенных пунктов будет осуществляться руководство переселением и работами по раскорчевке, и товарищ Озолинь, принимая решения, и слова употреблял такие, как «правый фланг», «левый фланг», «тыл», «центр», «общее руководство», «операция». Это была его стихия, в которую он вовлек и Корнилова, и Корнилов минут через десять заговорил точно таким же языком.
И выглядел-то товарищ Озолинь вполне по-военному: зеленоватый френч, такого же цвета полугалифе, блестящие сапоги. И выражение лица командирское. И голос. К тому же он был человек увлеченный и веселый в своем увлечении. Он вынул из ящика стола пачку цветных карандашей, и они вместе стали размечать карту.
Вдруг в кабинет вошел Прохин.
Не сразу узнав Корнилова в одной из склонившихся над картой фигур, Прохин сказал:
— Здравствуйте, товарищ Озолинь!
— Ты пришел? Садись! Мы что здесь планируем? Мы планируем...— И Озолинь кратко и точно информировал Прохина обо всем, что говорилось здесь без него, и тут же спросил: — Вегменский что? Болеет?
— На поправке. Здоровье, в общем слабое.
Озолинь с присущей ему привычкой (точно такой же, какая была и у Лазарева, отметил Корнилов) не дослушивать ответы до конца, перебил Прохина:
— Вопросы есть? Ко мне? Если нет, у меня будут к тебе! Прохин недоумевал по поводу присутствия здесь Корнилова,
по-видимому, продолжительного, но, безукоризненно владея собою, недоумения не показывал.
— Начнем с твоих вопросов,— ответил он.— Начнем с твоих.
— Ну вот,— сказал Озолинь,— тогда воспользуемся присутствием у меня Корнилова...
— Воспользуемся,— подтвердил Прохин.
— Он член этой комиссии, которую вы у себя устроили? Прохин понял, о какой комиссии речь, но спросил:
— Комиссия? Какая же это?
— Которую вы устроили: разбираться в Бондарине и Вегменском. «Комиссия по Бондарину» — так вы ее назвали? И объявили?
— Не сами мы ее объявили. Редакция газеты прислала документ. Твой печатный орган прислал.
— Знаю,— кивнул Озолинь.— Все знаю. Заканчивайте это дело.
— Понимаю,— кивнул Прохин.
— Вегменский и Бондарин много лет работали вместе. Замечаний не было. Какие замечания появились теперь?
— Понимаю...
— Крайплану задачи решать. В ближайшие дни! Часы! Тебе предстоит верстать пятилетний план. Кадры для этого нужны? Специалисты нужны? Или обойдешься один? Без кадров?
— Понимаю,— снова кивнул Прохин.
— Знаю, что понимаешь. Знаю, знаю. Ну, вот, а теперь докладывай, говори по вопросу. По которому я тебя пригласил...
Прохин придвинулся к столу, мельком взглянул на Корнилова, стал развязывать белые тесемки на красной картонной папке. По красному напечатано было: «Для доклада».
Корнилов попрощался и ушел.
И, только вернувшись в Крайплан, вспомнил, что его карта земельных фондов осталась на столе товарища Озолиня.
Кунафин, взмахивая то одной, то другой рукой, говорил так:
— Я предлагаю! Я предлагаю каждому члену нашей комиссии во всеуслышание высказаться, как он понимает задачу. И как понимает свою роль в идейно-политическом мероприятии. С которого, тоже не побоюсь этого сказать, может начаться рассмотрение многих и многих кадровых вопросов в Крайплане, а также и в других краевых советских организациях. Причем мы начинаем вовсе не с мелких и рядовых служащих, а, с одной стороны, нами будет рассматриваться бывший царский и белый генерал, чуть ли не объявленный верховным правителем России, а с другой стороны, опять же старейший член партии, крупнейший в крае теоретик, а также историк и к тому же еще практик планирования народного хозяйства товарищ Вегменский Юрий Госпарович. Госпарович,— еще раз повторил Кунафин, почему-то напирая на «о».— Исходя из этого, хотя мне и предложена роль председателя нашей комиссии и первого докладчика, я скажу, что я вижу себя совсем учеником, которому предложено сдать первый экзамен, и не по какому-нибудь там предмету, не по статистике-математике, а на политическую зрелость и бдительность. Экзамен по классовому подходу ко всем явлениям. Вот как я понимаю задачу! — после этих слов товарищ Кунафин, председатель «Комиссии по Бондарину», внимательно посмотрел на Сеню Сурикова и на Корнилова.
«Справка
Дана настоящая Краевой комиссией по изучению природных ресурсов Сибири тов. Кунафину В. С. в том, что он командирован в районы Бийского округа для организации на местах массовой краеведческой работы среди населения.
Тов. Кунафин следует на своей лошади. Просьба ко всем районным и сельским органам Советской власти оказывать тов. Кунафину всемерное содействие в проводимой им работе и не препятствовать выпасу лошади по маршруту его следования. Лошадиный паспорт № 0729 (еще не то три, не то четыре какие-то цифры). Действительно по 21 сентября 27 года. Председатель КИС Ю. Вегменский».
Да-да, так вспомнилась Корнилову эта небольшая справочка.
Можно было подумать, что товарищ Кунафин является сотрудником КИС, но нет, ничего подобного, он трудился в Рабоче-крестьянской инспекции, а будучи работником этого высокого и авторитетного учреждения, из года в год инспектировал.
Крайплан приходился на долю другого ответственного работника, а вот для КИС свет сошелся на Кунафине!
Вегменский протестовал, доказывал, что КИС — организация, по существу, научная и потому инспектироваться должна лицом, обладающим хотя бы средним образованием. С Вегменским соглашались, но дело ничуть не менялось,и каждый год Кунафин являлся в КИС и ворошил бумаги в папках, что-то писал, считал, а потом представлял в акт обследования (копия в КИС, копия в орготдел Крайисполкома, копия в Сибтруд) и договаривался о командировке (со своей лошадью) по районам края в качестве инструктора-организатора массовой краеведческой работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107