В рабочих! А это уже чем попахивало? Критиковался и сам редактор краевой газеты, на имя которого адресовалось письмо — за политическую беззубость, за то, что опубликовал целый ряд материалов, «сильно смахивающих на правый уклон».
Но, пожалуй, самой «ударной» частью этого письма, этого документа, самой разработанной был следующий пример расхождения слова большевика с его делом.
«Кто не знает Юрия Гаспаровича Вегменского? — спрашивали авторы письма.— Нет такого члена краевой партийной организации, которому было бы неизвестно это имя как теоретика марксизма, как лектора на политические темы о внутреннем и внешнем положении СССР, как ученого историка и председателя Краевого общества бывших ссыльных и политкаторжан, как практика социалистического строительства в роли члена президиума Край-плана и председателя КИС. Прошлое товарища Вегменского — пример неуклонного служения партии. Об этом даже нет необходимости говорить. Тем более у такого человека, как товарищ Вегменский, слово которого слышится во всем нашем огромном крае и за его пределами, не должно быть расхождений между словом и делом. Но в действительности некоторые дела и поступки этого авторитета вызывают сильные сомнения. Для примера возьмем случай, которому на первый взгляд трудно поверить: несколько лет тому назад (точнее — в 1925 году) в Красносибирске огромным тиражом (4000 экз.) вышла книга б. царского и белогвардейского генерала, б. военного министра Уфимской директории, б. главнокомандующего войсками Приморской областной земской управы Бондарина под названием «Воспоминания». Мало того, что эта белогвардейская стряпня вышла в свет с благословения товарища Вегменского и под его личной редакцией, мало того, что он написал к ней предисловие, но он составил еще и примечания в числе 418 пунктов на 62 страницах — поистине сизифов труд! Правда, в этих примечаниях товарищ Вегменский не только критикует, но часто и камня на камне не оставляет от книги, а с другой стороны — рекомендует ее к печати и принимает в ней, можно сказать, максимально активное участие.
Он пишет в предисловии: «За последние годы русская литература обогатилась многотомными «воспоминаниями» и «мемуарами», посвященными мировой войне и обеим революциям. Особенно богат вклад, сделанный белой эмиграцией и вообще деятелями контрреволюционного лагеря. Вышвырнутые октябрьским переворотом за пределы нашей Республики и оставшись не у дел, они на досуге занялись литературой». Вот, значит, какой литературой занялся и сам товарищ Вегменский и похваливает генерала, привлекает к нему интерес: «...отречение Николая II совершилось на глазах у Бондарина, и у него же в первое время хранился самый акт об отречении», «Бондарин написал ряд научных военных трудов: «Бой на Шахэ», «Автомобиль и его техническое применение», «Тактическое применение прожектора», «Атака укрепленных позиций», «...в лице Бондарина перед нами — сейчас, правда, бывший царский генерал, вышедший из пролетарских рядов... недюжинными способностями и исключительными военными знаниями должен был обладать выходец из пролетариев, которому удалось пробить себе дорогу вопреки кастовым предрассудкам высшего русского офицерства и занять одну из верхних ступеней военной иерархической лестницы».
И тут же товарищ Вегменский пишет: «И уж, во всяком случае, слишком должен был деклассироваться этот пролетарий, если ему удалось заслужить полнейшее царское доверие». Но, может быть, и доверие самого товарища Вегменского ему тоже удалось заслужить, спросим мы? И не ошибемся. Несколько лет перед нами стояла эта загадка: почему товарищ Вегменский столь трогательно заботится о генерале и, по существу, реабилитировал его, если уж тиражом 4000 экз. советское издательство издало его книгу? Но вот прошло время и оно показало: потому, что товарищ Вегменский готовил себе сотрудника по Крайплану, потому, что он хотел заседать в президиуме Крайплана вместе с этим бывшим генералом с высшей ступени военной иерархической лестницы! Нас спросят: «Как это понять?» Мы прямо скажем: «Этого действительно понять нельзя, но это так, это факт». Приходится удивляться: неужели товарищ Вегменский сам не понимает, чем все это пахнет? Не понимает, что, если он вот уже больше трех лет не хочет называть вещи своими подлинными именами, тогда за него это вынуждены сделать другие? Конечно, не сам товарищ Вегменский укомплектовывал штаты Крайплана, это комплектование было проведено еще покойным т. Лазаревым, который, прямо нужно сказать, при всей широте своего характера и огромных знаниях никогда не отличался особой бдительностью, но это, само собою понятно, отнюдь не снимает ответственности лично с товарища Вегменского.
Мы посылаем это письмо в редакцию, но не настаиваем на немедленной его публикации, поскольку требуется и еще подборка фактов в других краевых организациях. И вот нам представляется необходимым создать во всех организациях рабочие комиссии, 3—5 человек, которые рассмотрят положение с кадрами. Что касается Крайплана, то его рабочая комиссия должна решить вопрос о возможности дальнейшего сотрудничества старого большевика товарища Вегменского с б. царским генералом, а попутно, еще раз вернувшись к личности последнего, еще раз изучить его «Воспоминания» и сделать вывод о возможности вообще использовать его в Крайплане как специалиста и как члена президиума (особенно на нынешнем этапе обострения классовой борьбы). И только по окончании работы всех этих рабочих комиссий опубликовать в печати окончательные выводы вместе с нашим письмом».
Члену рабочей комиссии Корнилову была предоставлена копия этого документа, но без подписей — авторы оставались для него инкогнито. Не говоря уже о Вегменском и Бондарине, Корнилов угадывал, что и для Прохина этот документ — вещь серьезная. И сам товарищ Озолинь должен был об этом документе знать и реагировать на него.
В последний день рабочей пятидневки в конце дня в кабинете Корнилова раздался стук — его вызывали к телефону. Корнилов догадался: «Начальство вызывает! Кто бы?» Прохин вызывал к себе подчиненных через секретаршу и разговаривал с ними лично, телефонные же разговоры внутри своего учреждения не терпел, считал их признаком бюрократизма.
Корнилов поторопился в соседнюю комнату и только вошел, ему сообщили:
— Товарищ Озолинь вызывает!
Корнилов поднял трубку «Эриксона» с выцветшей от времени шляпкой звонка и услышал:
— Озолинь говорит! — И тут же, будто продолжая разговор: — Ну? Куда вы его запропастили?
— Кого? — спросил Корнилов.
— Конечно, Вегменского! Председателя КИС!
— Третий день болеет!
— Тогда ко мне вы. С материалами. По Северу, по Северному морскому пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Но, пожалуй, самой «ударной» частью этого письма, этого документа, самой разработанной был следующий пример расхождения слова большевика с его делом.
«Кто не знает Юрия Гаспаровича Вегменского? — спрашивали авторы письма.— Нет такого члена краевой партийной организации, которому было бы неизвестно это имя как теоретика марксизма, как лектора на политические темы о внутреннем и внешнем положении СССР, как ученого историка и председателя Краевого общества бывших ссыльных и политкаторжан, как практика социалистического строительства в роли члена президиума Край-плана и председателя КИС. Прошлое товарища Вегменского — пример неуклонного служения партии. Об этом даже нет необходимости говорить. Тем более у такого человека, как товарищ Вегменский, слово которого слышится во всем нашем огромном крае и за его пределами, не должно быть расхождений между словом и делом. Но в действительности некоторые дела и поступки этого авторитета вызывают сильные сомнения. Для примера возьмем случай, которому на первый взгляд трудно поверить: несколько лет тому назад (точнее — в 1925 году) в Красносибирске огромным тиражом (4000 экз.) вышла книга б. царского и белогвардейского генерала, б. военного министра Уфимской директории, б. главнокомандующего войсками Приморской областной земской управы Бондарина под названием «Воспоминания». Мало того, что эта белогвардейская стряпня вышла в свет с благословения товарища Вегменского и под его личной редакцией, мало того, что он написал к ней предисловие, но он составил еще и примечания в числе 418 пунктов на 62 страницах — поистине сизифов труд! Правда, в этих примечаниях товарищ Вегменский не только критикует, но часто и камня на камне не оставляет от книги, а с другой стороны — рекомендует ее к печати и принимает в ней, можно сказать, максимально активное участие.
Он пишет в предисловии: «За последние годы русская литература обогатилась многотомными «воспоминаниями» и «мемуарами», посвященными мировой войне и обеим революциям. Особенно богат вклад, сделанный белой эмиграцией и вообще деятелями контрреволюционного лагеря. Вышвырнутые октябрьским переворотом за пределы нашей Республики и оставшись не у дел, они на досуге занялись литературой». Вот, значит, какой литературой занялся и сам товарищ Вегменский и похваливает генерала, привлекает к нему интерес: «...отречение Николая II совершилось на глазах у Бондарина, и у него же в первое время хранился самый акт об отречении», «Бондарин написал ряд научных военных трудов: «Бой на Шахэ», «Автомобиль и его техническое применение», «Тактическое применение прожектора», «Атака укрепленных позиций», «...в лице Бондарина перед нами — сейчас, правда, бывший царский генерал, вышедший из пролетарских рядов... недюжинными способностями и исключительными военными знаниями должен был обладать выходец из пролетариев, которому удалось пробить себе дорогу вопреки кастовым предрассудкам высшего русского офицерства и занять одну из верхних ступеней военной иерархической лестницы».
И тут же товарищ Вегменский пишет: «И уж, во всяком случае, слишком должен был деклассироваться этот пролетарий, если ему удалось заслужить полнейшее царское доверие». Но, может быть, и доверие самого товарища Вегменского ему тоже удалось заслужить, спросим мы? И не ошибемся. Несколько лет перед нами стояла эта загадка: почему товарищ Вегменский столь трогательно заботится о генерале и, по существу, реабилитировал его, если уж тиражом 4000 экз. советское издательство издало его книгу? Но вот прошло время и оно показало: потому, что товарищ Вегменский готовил себе сотрудника по Крайплану, потому, что он хотел заседать в президиуме Крайплана вместе с этим бывшим генералом с высшей ступени военной иерархической лестницы! Нас спросят: «Как это понять?» Мы прямо скажем: «Этого действительно понять нельзя, но это так, это факт». Приходится удивляться: неужели товарищ Вегменский сам не понимает, чем все это пахнет? Не понимает, что, если он вот уже больше трех лет не хочет называть вещи своими подлинными именами, тогда за него это вынуждены сделать другие? Конечно, не сам товарищ Вегменский укомплектовывал штаты Крайплана, это комплектование было проведено еще покойным т. Лазаревым, который, прямо нужно сказать, при всей широте своего характера и огромных знаниях никогда не отличался особой бдительностью, но это, само собою понятно, отнюдь не снимает ответственности лично с товарища Вегменского.
Мы посылаем это письмо в редакцию, но не настаиваем на немедленной его публикации, поскольку требуется и еще подборка фактов в других краевых организациях. И вот нам представляется необходимым создать во всех организациях рабочие комиссии, 3—5 человек, которые рассмотрят положение с кадрами. Что касается Крайплана, то его рабочая комиссия должна решить вопрос о возможности дальнейшего сотрудничества старого большевика товарища Вегменского с б. царским генералом, а попутно, еще раз вернувшись к личности последнего, еще раз изучить его «Воспоминания» и сделать вывод о возможности вообще использовать его в Крайплане как специалиста и как члена президиума (особенно на нынешнем этапе обострения классовой борьбы). И только по окончании работы всех этих рабочих комиссий опубликовать в печати окончательные выводы вместе с нашим письмом».
Члену рабочей комиссии Корнилову была предоставлена копия этого документа, но без подписей — авторы оставались для него инкогнито. Не говоря уже о Вегменском и Бондарине, Корнилов угадывал, что и для Прохина этот документ — вещь серьезная. И сам товарищ Озолинь должен был об этом документе знать и реагировать на него.
В последний день рабочей пятидневки в конце дня в кабинете Корнилова раздался стук — его вызывали к телефону. Корнилов догадался: «Начальство вызывает! Кто бы?» Прохин вызывал к себе подчиненных через секретаршу и разговаривал с ними лично, телефонные же разговоры внутри своего учреждения не терпел, считал их признаком бюрократизма.
Корнилов поторопился в соседнюю комнату и только вошел, ему сообщили:
— Товарищ Озолинь вызывает!
Корнилов поднял трубку «Эриксона» с выцветшей от времени шляпкой звонка и услышал:
— Озолинь говорит! — И тут же, будто продолжая разговор: — Ну? Куда вы его запропастили?
— Кого? — спросил Корнилов.
— Конечно, Вегменского! Председателя КИС!
— Третий день болеет!
— Тогда ко мне вы. С материалами. По Северу, по Северному морскому пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107