Тебе хорошо известно, что я, распоряжаясь своими девочками, способна утолить желания всех парижских монахов. Но, похоже, эти собаки решили сегодня вывести меня из себя! Сразу у всех одновременно наступил период спаривания. Еще утром я снабдила их девятью красавицами и кое-как успокоила. Но сию минуту мне нужна хотя бы одна прелестница для трех почтенных капуцинов, которые ждут не дождутся, когда придет и их черед потешиться. Манон, ты не можешь отказать мне в моей просьбе и не пойти со мной! Это настоящие черти, они тебе понравятся.
Я напомнила Дюпон, что я дичь не для монахов, что этим господам неведомы оригинальные развлечения и им подавай только девиц помясистее, да с пещерой поглубже.
— Черт возьми! — воскликнула Дюпон. — Мне плевать на то, о чем они мечтают в своих кельях! Я им нашла красивую девушку, настоящую куколку, а уж они пусть сами решают, чем с нею заняться. Смотри, вот шесть луидоров, которые они мне дали, три из них будут твои... Согласна?
Я решила, что от судьбы не уйдешь, и при этом мною двигала не корысть, а, скорее, любопытство. Я отпустила свой фиакр, и мы направились домой к Дюпон.
"Братья-капюшоны" не заставили себя ждать. Войдя в комнату, они не долго на меня пялились, а окружили со всех сторон, как волки окружают бедную овечку, отбившуюся от стада. Желая как следует позабавиться, я поставила ногу на стул, задрала платье, будто для того, чтобы поправить подвязку. Это было воспринято определенным образом, и один из монахов, с рыжей бородой и отвратительным запахом изо рта, схватил меня за шею, нагнул голову и впился мне в губы так, что, казалось, его нельзя будет оторвать. Второй грубо щупал мои драгоценные груди, а третий, подняв мне рубашку, прижался лицом к ягодицам и водил по ним мокрым носом. Что-то жесткое, будто из конского волоса, пройдя у меня меж бедрами, копошилось у лона; я дотронулась до этого непонятного предмета рукой; что бы, вы думали, это было? — борода отца Илера (как выяснилось впоследствии, так его звали), который, почувствовал себя пойманным за подбородок, укусил меня за ягодицу, чтобы я его отпустила.
Тут все поплыло у меня перед глазами, и я испустила громкий крик, ибо меня пронзила острая боль. Бешеные монахи отпустили меня от неожиданности. Я опустилась на кушетку, стоявшую рядом, но когда подняла глаза, то увидела три огромных инструмента, нацеленных на меня.
— Ах, святые отцы, — воскликнула я, — подождите, прошу вас, давайте по порядку. Я пришла сюда не для того, чтобы разыгрывать невинность, но давайте решим, кто из вас первым будет меня иметь.
— Я! — закричали они все вместе, не давая мне закончить.
— Что, молодые бородачи? — прогнусавил один из них, — Вы осмелитесь опередить меня, отца Ан-жа, самого старшего из вас? Богохульники... Нет на вас креста!
— Ты спятил, — завопил другой. — Нам еще этого не хватало: заботиться о субординации в доме у шлюхи! Уж где-где, а здесь отец Ансельм равен отцу Анжу.
— Врешь! — воскликнул первый, сверкнул его кулак. Ансельм устоял на ногах и бросился на обидчика. Сцепившись намертво, они покатились кубарем в угол комнаты. Там они вволю тузили друг дружку, поддавая друг другу под зад своими грязными волосатыми ногами. Теперь им было не до любви. Дюпои, причитая, бросилась их разнимать, но это ей удалось лишь окатив водой из большого кувшина.
Пока они дрались, отец Илер не терял времени даром. Он повалил меня на спину, задрал юбки и, не обращая внимания на мой судорожный смех, похожий на рыдания, стал навострятся для проникновения в раковину, за которую столь отчаянно сражались его товарищи. Его несгибаемый дротик, однако, встретил неожиданное препятствие, оказавшееся непреодолимым. Смущенный Илер обследовал раковину, помогая себе пальцем, но остался в недоумении. Новая попытка принесла тот же результат. Все, чего он достиг, это вылить свой густой бальзам в преддверии недоступной пещеры.
К счастью, монах овладел собой и совершенно успокоился. Он потребовал тишины, Затем, подчеркивая важность происшедшего, отец Илер поведал приятелям о непреодолимом барьере, преграждающем вход в святилище наслаждений. Тогда монахи потребовали объяснений у Дюпон, посчитав себя жестоко обманутыми. Оценив ситуацию, сводня открыла дверку буфета, заполненного бургундским, и предложила гостям отведать столько драгоценной влаги, сколько каждый из них захочет.
Время шло, и я заметила, что орудия святых отцов снова напомнили о себе. Винные пары, как известно, не только кружат головы, но и способствуют разжиганию похоти. Поднимая тосты, капуцины стали превозносить приап, словно это был центр Вселенной, омываемый волнами добра и зла. Сначала алтарем для их жертвоприношений служил мой несравненный зад, а потом и их собственные тылы.
Вскоре неудержимое веселье овладело всеми нами. Мы разукрасили губы капуцинов нашей помадой, наклеили им мушки. Потом пришла очередь святых отцов примеривать на себя детали моего туалета. Вскоре я оказалась в чем мать родила и накинула на плечи плащ капуцинов, что вызвало восторг собравшихся, заявивших, что я в нем очаровательна.
— Пусть бросит в меня камень тот, кто скажет, что видел в Париже мордашку прелестнее, чем у нашей Манон! — возгласила изрядно опьяневшая Дюпон.
— Черт возьми, — ответил отец Анж с пьяной горячностью, — я пришел сюда не мордашками любоваться, а для того, чтобы поиметь какую-нибудь суку, вот для чего я здесь. Я хорошо заплатил, — прибавил он, — и этот приап (он схватил рукой свой собственный) не уберется отсюда, пока не попробует внутренность хотя бы у самого черта!
Здесь, прервав повествование, Буа-Лорье подняла указательный палец и, понизив голос, сказала: "Сейчас будет забавная сцена, Тереза, но она утратит всю свою прелесть, если я буду смягчать выражения". Пока я думала, что ответить знаменитой куртизанке, она стала продолжать, не испытывая никакого стеснения от грязных словечек, вызванных к жизни ее памятью:
— Вот именно: хотя бы и самого черта! — загремела представительная Дюпои, вставая со стула и опрокидывая его. Лицо ее покраснело, грудь высоко вздымалась, глаза горели. — Ладно, мудак! — бросила она Анжу и задрала свои юбки до самого пупа. — Посмотри на эту достойную..., которая стоит двух других; я неплохая чертовка: дери же меня, если у тебя хватит смелости, и не жалей о деньгах, козел!
С этими словами она одной рукой схватила Анжа за бороду, другой за шею и увлекла назад, на постель. Святой отец, ничуть не смущенный энтузиазмом своей Прозерпины, после недолгих поисков вогнал свое орудие куда следует.
Буквально после нескольких качков грузного мужлана шестидесятилетняя сводня, ощутив все преимущества положения, в котором ей не приходилось находиться последние лет двадцать пять, стала впадать в состояние экстатическое и застонала не своим голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Я напомнила Дюпон, что я дичь не для монахов, что этим господам неведомы оригинальные развлечения и им подавай только девиц помясистее, да с пещерой поглубже.
— Черт возьми! — воскликнула Дюпон. — Мне плевать на то, о чем они мечтают в своих кельях! Я им нашла красивую девушку, настоящую куколку, а уж они пусть сами решают, чем с нею заняться. Смотри, вот шесть луидоров, которые они мне дали, три из них будут твои... Согласна?
Я решила, что от судьбы не уйдешь, и при этом мною двигала не корысть, а, скорее, любопытство. Я отпустила свой фиакр, и мы направились домой к Дюпон.
"Братья-капюшоны" не заставили себя ждать. Войдя в комнату, они не долго на меня пялились, а окружили со всех сторон, как волки окружают бедную овечку, отбившуюся от стада. Желая как следует позабавиться, я поставила ногу на стул, задрала платье, будто для того, чтобы поправить подвязку. Это было воспринято определенным образом, и один из монахов, с рыжей бородой и отвратительным запахом изо рта, схватил меня за шею, нагнул голову и впился мне в губы так, что, казалось, его нельзя будет оторвать. Второй грубо щупал мои драгоценные груди, а третий, подняв мне рубашку, прижался лицом к ягодицам и водил по ним мокрым носом. Что-то жесткое, будто из конского волоса, пройдя у меня меж бедрами, копошилось у лона; я дотронулась до этого непонятного предмета рукой; что бы, вы думали, это было? — борода отца Илера (как выяснилось впоследствии, так его звали), который, почувствовал себя пойманным за подбородок, укусил меня за ягодицу, чтобы я его отпустила.
Тут все поплыло у меня перед глазами, и я испустила громкий крик, ибо меня пронзила острая боль. Бешеные монахи отпустили меня от неожиданности. Я опустилась на кушетку, стоявшую рядом, но когда подняла глаза, то увидела три огромных инструмента, нацеленных на меня.
— Ах, святые отцы, — воскликнула я, — подождите, прошу вас, давайте по порядку. Я пришла сюда не для того, чтобы разыгрывать невинность, но давайте решим, кто из вас первым будет меня иметь.
— Я! — закричали они все вместе, не давая мне закончить.
— Что, молодые бородачи? — прогнусавил один из них, — Вы осмелитесь опередить меня, отца Ан-жа, самого старшего из вас? Богохульники... Нет на вас креста!
— Ты спятил, — завопил другой. — Нам еще этого не хватало: заботиться о субординации в доме у шлюхи! Уж где-где, а здесь отец Ансельм равен отцу Анжу.
— Врешь! — воскликнул первый, сверкнул его кулак. Ансельм устоял на ногах и бросился на обидчика. Сцепившись намертво, они покатились кубарем в угол комнаты. Там они вволю тузили друг дружку, поддавая друг другу под зад своими грязными волосатыми ногами. Теперь им было не до любви. Дюпои, причитая, бросилась их разнимать, но это ей удалось лишь окатив водой из большого кувшина.
Пока они дрались, отец Илер не терял времени даром. Он повалил меня на спину, задрал юбки и, не обращая внимания на мой судорожный смех, похожий на рыдания, стал навострятся для проникновения в раковину, за которую столь отчаянно сражались его товарищи. Его несгибаемый дротик, однако, встретил неожиданное препятствие, оказавшееся непреодолимым. Смущенный Илер обследовал раковину, помогая себе пальцем, но остался в недоумении. Новая попытка принесла тот же результат. Все, чего он достиг, это вылить свой густой бальзам в преддверии недоступной пещеры.
К счастью, монах овладел собой и совершенно успокоился. Он потребовал тишины, Затем, подчеркивая важность происшедшего, отец Илер поведал приятелям о непреодолимом барьере, преграждающем вход в святилище наслаждений. Тогда монахи потребовали объяснений у Дюпон, посчитав себя жестоко обманутыми. Оценив ситуацию, сводня открыла дверку буфета, заполненного бургундским, и предложила гостям отведать столько драгоценной влаги, сколько каждый из них захочет.
Время шло, и я заметила, что орудия святых отцов снова напомнили о себе. Винные пары, как известно, не только кружат головы, но и способствуют разжиганию похоти. Поднимая тосты, капуцины стали превозносить приап, словно это был центр Вселенной, омываемый волнами добра и зла. Сначала алтарем для их жертвоприношений служил мой несравненный зад, а потом и их собственные тылы.
Вскоре неудержимое веселье овладело всеми нами. Мы разукрасили губы капуцинов нашей помадой, наклеили им мушки. Потом пришла очередь святых отцов примеривать на себя детали моего туалета. Вскоре я оказалась в чем мать родила и накинула на плечи плащ капуцинов, что вызвало восторг собравшихся, заявивших, что я в нем очаровательна.
— Пусть бросит в меня камень тот, кто скажет, что видел в Париже мордашку прелестнее, чем у нашей Манон! — возгласила изрядно опьяневшая Дюпон.
— Черт возьми, — ответил отец Анж с пьяной горячностью, — я пришел сюда не мордашками любоваться, а для того, чтобы поиметь какую-нибудь суку, вот для чего я здесь. Я хорошо заплатил, — прибавил он, — и этот приап (он схватил рукой свой собственный) не уберется отсюда, пока не попробует внутренность хотя бы у самого черта!
Здесь, прервав повествование, Буа-Лорье подняла указательный палец и, понизив голос, сказала: "Сейчас будет забавная сцена, Тереза, но она утратит всю свою прелесть, если я буду смягчать выражения". Пока я думала, что ответить знаменитой куртизанке, она стала продолжать, не испытывая никакого стеснения от грязных словечек, вызванных к жизни ее памятью:
— Вот именно: хотя бы и самого черта! — загремела представительная Дюпои, вставая со стула и опрокидывая его. Лицо ее покраснело, грудь высоко вздымалась, глаза горели. — Ладно, мудак! — бросила она Анжу и задрала свои юбки до самого пупа. — Посмотри на эту достойную..., которая стоит двух других; я неплохая чертовка: дери же меня, если у тебя хватит смелости, и не жалей о деньгах, козел!
С этими словами она одной рукой схватила Анжа за бороду, другой за шею и увлекла назад, на постель. Святой отец, ничуть не смущенный энтузиазмом своей Прозерпины, после недолгих поисков вогнал свое орудие куда следует.
Буквально после нескольких качков грузного мужлана шестидесятилетняя сводня, ощутив все преимущества положения, в котором ей не приходилось находиться последние лет двадцать пять, стала впадать в состояние экстатическое и застонала не своим голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58