Поскольку я не подозревала об особой их близости, то была уверена в том, что мне достаточно будет слышать их голоса, не лицезря их обоих. И вскоре я отправилась на разведку, чтобы выбрать местечко, отвечающее моему плану.
За ужином разговор зашел о природных явлениях.
— Но что же все-таки она такое, эта самая природа? — спросила мадам С..., поднимая глаза к потолку. — Разве она может быть самостоятельным существом? Окружающий нас мир — творение Божье. Может быть, природа — божество, непосредственно подчиненное Господу?
— По правде говоря, вам не подобает так говорить, — живо возразил аббат Т... и зачем-то подмигнул ей. — Я обещаю вам завтра утром, во время нашей прогулки, дать подобающее представление об этой общей матери всего рода человеческого. Сейчас, пожалуй, слишком поздно заводить разговор на эту тему. Разве вы не видите, что это вызывает скуку у мадемуазель Терезы, которой давно пора в постель. Поверьте, будет значительно лучше, если вы обе отправитесь спать, а я, сотворив молитву, последую вашему примеру.
Мы вняли совету аббата и разошлись по своим комнатам.
Назавтра, едва рассвело, я побежала занимать место в своей засаде. Устроившись в кустах на краю грабовой рощицы, где стояли античные статуи, я стала наблюдать за одинокой скамейкой, облюбованной аббатом и его подругой. После часа нетерпеливого ожидания я заметила своих друзей. Они не спеша приблизились и удобно расположились на скамейке.
— Да, вы правы, — тут же услышала я слова аббата, — она хорошеет с каждым днем. Грудь налилась и округлилась и теперь способна заполнить руку честного богослова. Глаза лучше всяких слов свидетельствуют об огненном темпераменте. О, эта плутовка Тереза! Ты только представь себе: следуя моему совету укрощать желание при помощи пальца, она делает это не реже одного раза в день. Признайся, я не только снисходительный наставник, но и хороший дельный врач. Я излечил и душу ее и тело.
— Но, — заговорила мадам С... — разве вы с Терезой дошли уже до конца пути? Разве мы приехали сюда для того, чтобы любоваться ее миленькими глазками и хладнокровно оценивать ее темперамент? Полагаю, резвый вы мой, что вы ждете-недождетесь того момента, когда вам придется собой заменить розовенький пальчик девушки. И я сама благословлю тебя на это, если только буду убеждена, что тебе не грозит никакая опасность. Тереза не глупа, но она слишком молода и недостаточно знает свет, чтобы ему довериться. Я заметила, что ее любопытство не знает границ. Это может далеко завести. Но если бы я забыла об этих доводах, я, не колеблясь, предложила бы сделать ее третьей участницей наших утех. Недостойно цивилизованного человека завидовать счастью другого, если, к тому же, этот другой никак не мешает вашему наслаждению и даже дополняет его.
— Вы совершенно правы, мадам, — глубокомысленно изрек аббат, — когда говорите о страстях, напрасно терзающих тех, кто не способен здраво рассуждать. Между тем необходимо уметь отличать зависть от ревности. Зависть — страсть врожденная, она суть личности человека. Ребенок, едва покинув колыбель, начинает завидовать сверстнику. Только воспитание способно чуть-чуть укротить это первородное чувство. И здесь мы бессильны. Бессмысленно бороться с самой природой. Но ревность — иная статья. Проистекая из несчастий любви, она является продолжением нашего самолюбия и наших предрассудков. У некоторых народов существует обычай: мужья предоставляют собственных жен в полное распоряжение гостей. Женщина таким образом уподоблена вещи, например, вину, которое любезный хозяин извлекает по случаю из подвала. Итак, подведем некоторые итоги. Если туземец холит и лелеет любовника своей жены, то француз в такой ситуации выглядит дураком — всякий тычет в него пальцем и животики надрывает от смеха. Наконец, перс, безумно вращая глазами, закалывает и жену, и любовника, и в награду его решимости публика разражается аплодисментами.
Теперь, надеюсь, понятно, что ревность не может быть ниспослана нам свыше. Качество воспитания и величина предрассудков определяют состояние ревности. Едва успев развиться, парижская девочка читает, слышит от других, как унизительно сносить неверность своего возлюбленного; молодого человека убеждают, что неверная жена несовместима с его самолюбием. Из этих принципов, впитанных буквально с молоком матери, рождается ревность, чудовище, которое понапрасну истязает людей, представляясь чем-то важным, в то время как она не стоит ничего.
Между тем надо видеть разницу между непостоянством и неверностью. Например, я люблю женщину, которая отвечает мне взаимностью. У нас схожие характеры, мне нравится ее лицо, обладание ею составляет мое счастье, но она бросает меня. Тогда боль, которую я испытаю, не будет следствием предрассудка, она пронзит все мое существо. Я лишаюсь того, что действительно дорого, лишаюсь привычного удовольствия, которое мне вряд ли удастся компенсировать хотя бы отчасти. Но мимолетная неверность, причиной которой может быть обыкновенное сладострастие, бунт темперамента, частная благодарность, истинная жалость или даже мягкость души, уступающая порыву визави, — разве есть в ней что-нибудь недопустимое? Только человек, напрочь лишенный здравого смысла (тот, что "бьет шпагой по воде"), может потерять душевное равновесие в ситуации, которая никак не должна казаться драматической.
— О, я понимаю, что вы хотите этим сказать, — прервала аббата мадам С..., — все указывает на то, что по доброте сердечной или из желания доставить удовольствие Терезе вы сами хотите дать ей небольшой урок сладострастия; поставить этакий сладкий клистир. И при этом мне не будет ни хорошо, ни плохо. Ну что же, — продолжала она, — я соглашаюсь на это с радостью, я люблю вас обоих; вы оба выиграете от этого опыта, я же — ничего не потеряю. Почему бы мне противиться этому? Если я буду недовольна, ты справедливо заключишь, что я люблю лишь себя одну, что собственное удовольствие для меня превыше всего, и я постараюсь добиться его даже ценой тех удовольствий, которые могла бы получить в другом месте. А ведь это совсем не так: я умею быть счастливой вне зависимости от того, приносит тебе это радость или нет. Поэтому ты, мой дорогой друг, можешь как следует потрепать заветное место Терезы, которое она прячет между ног...
Бедной девочке это принесет, несомненно, громадную пользу, но, повторяю, будь осторожен...
— Что за чушь! — воскликнул аббат, — клянусь, я даже и не думал о Терезе. Я просто хотел объяснить весь природный механизм...
— Ну, ладно, оставим этот разговор, — ответила мадам С... — Кстати, к вопросу о природе. Ты забыл, по-видимому, об обещании просветить меня относительно того, какой хорошей матерью она является?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
За ужином разговор зашел о природных явлениях.
— Но что же все-таки она такое, эта самая природа? — спросила мадам С..., поднимая глаза к потолку. — Разве она может быть самостоятельным существом? Окружающий нас мир — творение Божье. Может быть, природа — божество, непосредственно подчиненное Господу?
— По правде говоря, вам не подобает так говорить, — живо возразил аббат Т... и зачем-то подмигнул ей. — Я обещаю вам завтра утром, во время нашей прогулки, дать подобающее представление об этой общей матери всего рода человеческого. Сейчас, пожалуй, слишком поздно заводить разговор на эту тему. Разве вы не видите, что это вызывает скуку у мадемуазель Терезы, которой давно пора в постель. Поверьте, будет значительно лучше, если вы обе отправитесь спать, а я, сотворив молитву, последую вашему примеру.
Мы вняли совету аббата и разошлись по своим комнатам.
Назавтра, едва рассвело, я побежала занимать место в своей засаде. Устроившись в кустах на краю грабовой рощицы, где стояли античные статуи, я стала наблюдать за одинокой скамейкой, облюбованной аббатом и его подругой. После часа нетерпеливого ожидания я заметила своих друзей. Они не спеша приблизились и удобно расположились на скамейке.
— Да, вы правы, — тут же услышала я слова аббата, — она хорошеет с каждым днем. Грудь налилась и округлилась и теперь способна заполнить руку честного богослова. Глаза лучше всяких слов свидетельствуют об огненном темпераменте. О, эта плутовка Тереза! Ты только представь себе: следуя моему совету укрощать желание при помощи пальца, она делает это не реже одного раза в день. Признайся, я не только снисходительный наставник, но и хороший дельный врач. Я излечил и душу ее и тело.
— Но, — заговорила мадам С... — разве вы с Терезой дошли уже до конца пути? Разве мы приехали сюда для того, чтобы любоваться ее миленькими глазками и хладнокровно оценивать ее темперамент? Полагаю, резвый вы мой, что вы ждете-недождетесь того момента, когда вам придется собой заменить розовенький пальчик девушки. И я сама благословлю тебя на это, если только буду убеждена, что тебе не грозит никакая опасность. Тереза не глупа, но она слишком молода и недостаточно знает свет, чтобы ему довериться. Я заметила, что ее любопытство не знает границ. Это может далеко завести. Но если бы я забыла об этих доводах, я, не колеблясь, предложила бы сделать ее третьей участницей наших утех. Недостойно цивилизованного человека завидовать счастью другого, если, к тому же, этот другой никак не мешает вашему наслаждению и даже дополняет его.
— Вы совершенно правы, мадам, — глубокомысленно изрек аббат, — когда говорите о страстях, напрасно терзающих тех, кто не способен здраво рассуждать. Между тем необходимо уметь отличать зависть от ревности. Зависть — страсть врожденная, она суть личности человека. Ребенок, едва покинув колыбель, начинает завидовать сверстнику. Только воспитание способно чуть-чуть укротить это первородное чувство. И здесь мы бессильны. Бессмысленно бороться с самой природой. Но ревность — иная статья. Проистекая из несчастий любви, она является продолжением нашего самолюбия и наших предрассудков. У некоторых народов существует обычай: мужья предоставляют собственных жен в полное распоряжение гостей. Женщина таким образом уподоблена вещи, например, вину, которое любезный хозяин извлекает по случаю из подвала. Итак, подведем некоторые итоги. Если туземец холит и лелеет любовника своей жены, то француз в такой ситуации выглядит дураком — всякий тычет в него пальцем и животики надрывает от смеха. Наконец, перс, безумно вращая глазами, закалывает и жену, и любовника, и в награду его решимости публика разражается аплодисментами.
Теперь, надеюсь, понятно, что ревность не может быть ниспослана нам свыше. Качество воспитания и величина предрассудков определяют состояние ревности. Едва успев развиться, парижская девочка читает, слышит от других, как унизительно сносить неверность своего возлюбленного; молодого человека убеждают, что неверная жена несовместима с его самолюбием. Из этих принципов, впитанных буквально с молоком матери, рождается ревность, чудовище, которое понапрасну истязает людей, представляясь чем-то важным, в то время как она не стоит ничего.
Между тем надо видеть разницу между непостоянством и неверностью. Например, я люблю женщину, которая отвечает мне взаимностью. У нас схожие характеры, мне нравится ее лицо, обладание ею составляет мое счастье, но она бросает меня. Тогда боль, которую я испытаю, не будет следствием предрассудка, она пронзит все мое существо. Я лишаюсь того, что действительно дорого, лишаюсь привычного удовольствия, которое мне вряд ли удастся компенсировать хотя бы отчасти. Но мимолетная неверность, причиной которой может быть обыкновенное сладострастие, бунт темперамента, частная благодарность, истинная жалость или даже мягкость души, уступающая порыву визави, — разве есть в ней что-нибудь недопустимое? Только человек, напрочь лишенный здравого смысла (тот, что "бьет шпагой по воде"), может потерять душевное равновесие в ситуации, которая никак не должна казаться драматической.
— О, я понимаю, что вы хотите этим сказать, — прервала аббата мадам С..., — все указывает на то, что по доброте сердечной или из желания доставить удовольствие Терезе вы сами хотите дать ей небольшой урок сладострастия; поставить этакий сладкий клистир. И при этом мне не будет ни хорошо, ни плохо. Ну что же, — продолжала она, — я соглашаюсь на это с радостью, я люблю вас обоих; вы оба выиграете от этого опыта, я же — ничего не потеряю. Почему бы мне противиться этому? Если я буду недовольна, ты справедливо заключишь, что я люблю лишь себя одну, что собственное удовольствие для меня превыше всего, и я постараюсь добиться его даже ценой тех удовольствий, которые могла бы получить в другом месте. А ведь это совсем не так: я умею быть счастливой вне зависимости от того, приносит тебе это радость или нет. Поэтому ты, мой дорогой друг, можешь как следует потрепать заветное место Терезы, которое она прячет между ног...
Бедной девочке это принесет, несомненно, громадную пользу, но, повторяю, будь осторожен...
— Что за чушь! — воскликнул аббат, — клянусь, я даже и не думал о Терезе. Я просто хотел объяснить весь природный механизм...
— Ну, ладно, оставим этот разговор, — ответила мадам С... — Кстати, к вопросу о природе. Ты забыл, по-видимому, об обещании просветить меня относительно того, какой хорошей матерью она является?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58