Он всего один раз был. А что?
– Ничего. – Пруит успокоился и опять смотрел на свои руки. – Я просто так спросил.
– Неужели ты допускаешь, что он тебя выдаст? Как ты можешь так о нем думать?
– Не знаю. – Он не отрывал взгляда от кулаков. – Честное слово, не знаю. Я в нем никак не разберусь. Может быть, и выдаст.
– Если ты так думаешь, это ужасно.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Иногда мне даже жалко, что я не в тюрьме, – добавил он искренне.
…Анджело Маджио. Джек Мэллой. Банка-Склянка. Фрэнсис Мердок. Кирпич Джексон. Долгие полуночные разговоры, огоньки сигарет в темноте барака. Если сложить те места, где каждый из них побывал, это же вся Америка. Да что там Америка – почти весь мир, черт возьми!..
– В тюрьме все проще. Там тобой командуют те, кого ты ненавидишь, и ты можешь ненавидеть их сколько душе угодно – времени для этого хоть отбавляй, а все вокруг твою ненависть только поддерживают. Делаешь то, что они тебе приказывают, и ненавидишь их, но при этом не волнуешься, что чем-то их заденешь, потому что тебе их все равно никак не задеть.
– Ты, когда вышел, даже не позвонил мне, – сказала Альма. – Ты же целых девять дней не приезжал и даже не звонил.
– Да ведь ради тебя же самой, черт побери! Чтобы тебя ни во что не впутывать!
Она не улыбнулась. Она сейчас относилась к нему скорее как мать к ребенку. С тех пор как он поправился, он не позволял ей относиться к нему так.
– Пру, глупенький ты мой. – Она подошла, обняла его за шею и притянула к себе. – Ну не сердись. Пойдем.
Он встал и пошел за ней.
Она повела его в спальню.
Все как бывало уже много раз, когда они сначала ссорились, а потом мирились и, нежно обнявшись, шли в спальню. Твоя подача – очко тебе, моя подача – очко мне, и так каждый день, до бесконечности. Он не мог забыть, что он больше не солдат. Он вспоминал об этом снова и снова. Не вспоминать удавалось, пожалуй, только когда он читал, подкрепляя достоверность книги хорошей порцией виски.
Альма понимала это. Они оба понимали. Прозрачная стена отстраненности снова разгораживала их, и пробиться через нее можно было, очевидно, только одним способом – разъяриться так, чтобы гнев проломил ее насквозь. Хорошенький способ вернуть близость. Они услышали, как в соседней комнате встала Жоржетта, и вскоре вернулись на кухню. На этот раз ни ей, ни ему не захотелось остаться потом в постели. Они сидели на кухне и пили кофе; сменившая желание опустошенность и гнетущая, неподвластная им тишина заставили их вдруг почувствовать себя очень старыми, и от этого они неожиданно стали друг другу гораздо ближе и роднее, чем даже в минуты страсти, от которой сейчас не осталось ничего.
А потом вошла Жоржетта, лучащаяся дружелюбием, как веселый щенок-переросток, хотя, как и большинство героинь ее книжной коллекции, она была женщина крупная; ее большое тело пряталось сейчас лишь под тонким халатиком в размазанных пятнах пудры, делавших ее, как ни странно, не отталкивающей, а, напротив, очень соблазнительной.
Альма холодно взглянула на Пруита и отвела глаза.
Пруит старался не смотреть на Жоржетту. Даже когда с ней разговаривал, смотрел на Альму, или на плиту, или себе на руки.
Через полчаса Жоржетта, ничего не понимая, обиженно поднялась из-за стола и пошла в свою комнату одеваться. Из дому она ушла раньше обычного. Ей надо пройтись по магазинам, сказала она, и до двух она не управится, поэтому поедет прямо на работу.
Альма тоже ушла рано, сказав, что пообедает в городе.
Когда они ушли, он попытался читать, но сегодняшнее утро разнесло традиционный миф в щепки – роман и так с каждой страницей убеждал все меньше, – и он не сумел целиком погрузиться в книгу. Он просто читал слова. И даже выпив чуть ли не полбутылки, все равно мог только читать слова. Ему не удавалось отвлечься и не вспоминать, что он больше не солдат.
Хорошо, но все-таки, что ты решил?
В ящике письменного стола Альма хранила вместе с коробкой патронов заряженный «Смит и Вессон» служебного образца, который ей когда-то подарил один местный полицейский, и он взял его.
Что бы ни случилось, в тюрьму он не вернется ни за что. Если бы в прежнюю тюрьму, чтобы рядом Анджело, и Мэллой, и Банко, и вообще все как было, тогда бы он согласился. Но в тюрьму, где никого их не будет, где наверняка уже есть новый Толстомордый и где поменялось все, кроме разве что майора Томпсона, – нет!
Он вытряхнул из обоймы старые патроны, вложенные туда, вероятно, несколько лет назад, зарядил пистолет новыми из коробки и еще несколько штук положил в карман. Потом запасся деньгами – деньги Альма хранила тоже в столе, – спустился пешком в Каймуки, сел на автобус, идущий до Беретании, и поехал в «Алый бубон» навестить Розу и Чарли Чана.
До чего же хорошо снова оказаться на улице – солнце, воздух… В боку еще немного тянуло, но идти было не больно. Пистолет он заткнул за пояс, и пришлось надеть пиджак, но, несмотря на жару, его это не раздражало, потому что пиджак был из легкого «тропика», с красиво отстроченными лацканами (девушки купили его тогда же, вместе с брюками и халатом), и ему казалось, он выглядит в нем очень элегантно.
Он сошел с автобуса на конечной и не спеша вернулся на два квартала назад мимо переулка, упирающегося в гриль-бар «Лесная избушка». В переулке ничего не изменилось, все было как раньше.
В «Бубоне» никого не было. Какие-то матросы пили пиво и тщетно заигрывали с Розой, признающей исключительно армию, но никак не флот. Он сидел за стойкой, пил виски – с содовой, чтобы не перепить и не попасться на глаза патрулю, – и разговаривал с Чарли.
Вся седьмая рота еще в поле, объяснил ему Чарли, строит дзоты на мысе Макапуу, поэтому никого и нет. Как начались маневры, никто и не заходит. Оцень пусто у нас, мелтвый сезон.
Потом подсела Роза и улыбаясь спросила, как ему на гражданке, нравится? Сперва он испугался, вернее, насторожился, но тут же напомнил себе, что, конечно, здесь все знают, а Роза с Чарли дружно засмеялись, вроде как все это очень смешно, и спросили, сколько он решил гулять в отпуске. Про Толстомордого не было сказано ни слова. И он потом еще довольно долго трепался с ними о вольной жизни гражданского человека.
Он и сам не знал, на что он, собственно, надеялся. Во-первых, он, конечно, надеялся, что застанет здесь кого-нибудь из роты. Про строительство дзотов он не знал. Он понимал, что заявляться сюда рискованно, но надеялся, что никто из роты его не заложит. Заложить мог бы только Айк Галович, но Айк в «Бубон» не ходил.
От Розы он узнал, что Старого Айка поперли. Должно быть, на следующий день после моего ухода, прикинул он. И еще Роза рассказала, что Тербера должны произвести в офицеры; если он что-то и слышал об этом в те девять дней, пока ждал встречи с Толстомордым, ему это, наверно, не запало в память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277
– Ничего. – Пруит успокоился и опять смотрел на свои руки. – Я просто так спросил.
– Неужели ты допускаешь, что он тебя выдаст? Как ты можешь так о нем думать?
– Не знаю. – Он не отрывал взгляда от кулаков. – Честное слово, не знаю. Я в нем никак не разберусь. Может быть, и выдаст.
– Если ты так думаешь, это ужасно.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Иногда мне даже жалко, что я не в тюрьме, – добавил он искренне.
…Анджело Маджио. Джек Мэллой. Банка-Склянка. Фрэнсис Мердок. Кирпич Джексон. Долгие полуночные разговоры, огоньки сигарет в темноте барака. Если сложить те места, где каждый из них побывал, это же вся Америка. Да что там Америка – почти весь мир, черт возьми!..
– В тюрьме все проще. Там тобой командуют те, кого ты ненавидишь, и ты можешь ненавидеть их сколько душе угодно – времени для этого хоть отбавляй, а все вокруг твою ненависть только поддерживают. Делаешь то, что они тебе приказывают, и ненавидишь их, но при этом не волнуешься, что чем-то их заденешь, потому что тебе их все равно никак не задеть.
– Ты, когда вышел, даже не позвонил мне, – сказала Альма. – Ты же целых девять дней не приезжал и даже не звонил.
– Да ведь ради тебя же самой, черт побери! Чтобы тебя ни во что не впутывать!
Она не улыбнулась. Она сейчас относилась к нему скорее как мать к ребенку. С тех пор как он поправился, он не позволял ей относиться к нему так.
– Пру, глупенький ты мой. – Она подошла, обняла его за шею и притянула к себе. – Ну не сердись. Пойдем.
Он встал и пошел за ней.
Она повела его в спальню.
Все как бывало уже много раз, когда они сначала ссорились, а потом мирились и, нежно обнявшись, шли в спальню. Твоя подача – очко тебе, моя подача – очко мне, и так каждый день, до бесконечности. Он не мог забыть, что он больше не солдат. Он вспоминал об этом снова и снова. Не вспоминать удавалось, пожалуй, только когда он читал, подкрепляя достоверность книги хорошей порцией виски.
Альма понимала это. Они оба понимали. Прозрачная стена отстраненности снова разгораживала их, и пробиться через нее можно было, очевидно, только одним способом – разъяриться так, чтобы гнев проломил ее насквозь. Хорошенький способ вернуть близость. Они услышали, как в соседней комнате встала Жоржетта, и вскоре вернулись на кухню. На этот раз ни ей, ни ему не захотелось остаться потом в постели. Они сидели на кухне и пили кофе; сменившая желание опустошенность и гнетущая, неподвластная им тишина заставили их вдруг почувствовать себя очень старыми, и от этого они неожиданно стали друг другу гораздо ближе и роднее, чем даже в минуты страсти, от которой сейчас не осталось ничего.
А потом вошла Жоржетта, лучащаяся дружелюбием, как веселый щенок-переросток, хотя, как и большинство героинь ее книжной коллекции, она была женщина крупная; ее большое тело пряталось сейчас лишь под тонким халатиком в размазанных пятнах пудры, делавших ее, как ни странно, не отталкивающей, а, напротив, очень соблазнительной.
Альма холодно взглянула на Пруита и отвела глаза.
Пруит старался не смотреть на Жоржетту. Даже когда с ней разговаривал, смотрел на Альму, или на плиту, или себе на руки.
Через полчаса Жоржетта, ничего не понимая, обиженно поднялась из-за стола и пошла в свою комнату одеваться. Из дому она ушла раньше обычного. Ей надо пройтись по магазинам, сказала она, и до двух она не управится, поэтому поедет прямо на работу.
Альма тоже ушла рано, сказав, что пообедает в городе.
Когда они ушли, он попытался читать, но сегодняшнее утро разнесло традиционный миф в щепки – роман и так с каждой страницей убеждал все меньше, – и он не сумел целиком погрузиться в книгу. Он просто читал слова. И даже выпив чуть ли не полбутылки, все равно мог только читать слова. Ему не удавалось отвлечься и не вспоминать, что он больше не солдат.
Хорошо, но все-таки, что ты решил?
В ящике письменного стола Альма хранила вместе с коробкой патронов заряженный «Смит и Вессон» служебного образца, который ей когда-то подарил один местный полицейский, и он взял его.
Что бы ни случилось, в тюрьму он не вернется ни за что. Если бы в прежнюю тюрьму, чтобы рядом Анджело, и Мэллой, и Банко, и вообще все как было, тогда бы он согласился. Но в тюрьму, где никого их не будет, где наверняка уже есть новый Толстомордый и где поменялось все, кроме разве что майора Томпсона, – нет!
Он вытряхнул из обоймы старые патроны, вложенные туда, вероятно, несколько лет назад, зарядил пистолет новыми из коробки и еще несколько штук положил в карман. Потом запасся деньгами – деньги Альма хранила тоже в столе, – спустился пешком в Каймуки, сел на автобус, идущий до Беретании, и поехал в «Алый бубон» навестить Розу и Чарли Чана.
До чего же хорошо снова оказаться на улице – солнце, воздух… В боку еще немного тянуло, но идти было не больно. Пистолет он заткнул за пояс, и пришлось надеть пиджак, но, несмотря на жару, его это не раздражало, потому что пиджак был из легкого «тропика», с красиво отстроченными лацканами (девушки купили его тогда же, вместе с брюками и халатом), и ему казалось, он выглядит в нем очень элегантно.
Он сошел с автобуса на конечной и не спеша вернулся на два квартала назад мимо переулка, упирающегося в гриль-бар «Лесная избушка». В переулке ничего не изменилось, все было как раньше.
В «Бубоне» никого не было. Какие-то матросы пили пиво и тщетно заигрывали с Розой, признающей исключительно армию, но никак не флот. Он сидел за стойкой, пил виски – с содовой, чтобы не перепить и не попасться на глаза патрулю, – и разговаривал с Чарли.
Вся седьмая рота еще в поле, объяснил ему Чарли, строит дзоты на мысе Макапуу, поэтому никого и нет. Как начались маневры, никто и не заходит. Оцень пусто у нас, мелтвый сезон.
Потом подсела Роза и улыбаясь спросила, как ему на гражданке, нравится? Сперва он испугался, вернее, насторожился, но тут же напомнил себе, что, конечно, здесь все знают, а Роза с Чарли дружно засмеялись, вроде как все это очень смешно, и спросили, сколько он решил гулять в отпуске. Про Толстомордого не было сказано ни слова. И он потом еще довольно долго трепался с ними о вольной жизни гражданского человека.
Он и сам не знал, на что он, собственно, надеялся. Во-первых, он, конечно, надеялся, что застанет здесь кого-нибудь из роты. Про строительство дзотов он не знал. Он понимал, что заявляться сюда рискованно, но надеялся, что никто из роты его не заложит. Заложить мог бы только Айк Галович, но Айк в «Бубон» не ходил.
От Розы он узнал, что Старого Айка поперли. Должно быть, на следующий день после моего ухода, прикинул он. И еще Роза рассказала, что Тербера должны произвести в офицеры; если он что-то и слышал об этом в те девять дней, пока ждал встречи с Толстомордым, ему это, наверно, не запало в память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277