– Это как понять? Я, по-твоему, голубой?! – Блум встал со скамейки и, чтобы не упасть, ухватился за узкую перекладину над головой. – Ты поосторожнее, макаронник вшивый!
– Поцелуй меня в задницу, – неожиданно выпалил Пятница и сам поразился своей отваге.
– Ах ты, сморчок! – Держась левой рукой за перекладину, Блум подался вперед, схватил Пятницу за грудки, рывком поднял его на ноги и затряс так, что голова и руки Кларка замотались, как у тряпичной куклы.
– Отстань, Блум, – заикаясь, пробормотал Пятница. – Отстань. Я тебе ничего не сделал.
– Возьми свои слова назад, – рычал Блум, тряся Кларка. – Возьми их назад, понял?
– Ладно, – булькнул Пятница, беспомощно болтаясь, как на веревке. – Я этого не говорил.
Пруит встал, ухватился для равновесия за соседнюю перекладину, поймал руку Блума и с силой надавил ногтем большого пальца ему на запястье.
– А ну отпусти его, сволочь. Он свои слова назад не берет. Так, Пятница?
– Да, – булькнул тот. – То есть нет. Не знаю.
Пруит надавил ногтем сильнее, рука Блума разжалась, и Пятница с круглыми от страха глазами тяжело плюхнулся на скамейку, а Блум и Пруит остались стоять на тряском полу, глядя друг на друга в упор, и оба держались одной рукой за перекладину.
– Ты тоже давно у меня на заметке, – ощерился Блум. – Если ты такой герой, чего же на ринг не выходишь? – Он оглядел сидевших солдат. – Если ты такой крутой парень, почему не пошел к нам в боксеры?
– Потому что в вашей команде слишком много ублюдков вроде тебя, вот почему.
Качаясь, они в упор глядели друг на друга, но ни тот, ни другой не мог толком сосредоточиться, потому что главное было не потерять равновесие.
– Смотри, я ведь когда-нибудь рассержусь, – сказал Блум.
– Не смеши.
– Сейчас мне не до тебя, есть заботы поважнее. – И Блум сел.
– Ты предупреди, когда будешь готов. Я тебя сразу бить не стану, успеешь рубашку снять. – И Пруит тоже сел на прежнее место.
– Спасибо тебе, Пру, – поблагодарил Кларк.
– Ерунда. Ты вот что, Пятница, – громко сказал Пруит, глядя на Блума, – если этот подонок опять на тебя потянет, ты с ним не церемонься. Возьми стул или лом и шарахни его по башке, как Маджио. – Он кипел от ярости, потому что Блум нарушил негласный закон, запрещавший трогать Пятницу, который был для роты чем-то вроде талисмана, и поднять на него руку было все равно что избить деревенского дурачка.
– Хорошо, Пру, – Пятница судорожно глотнул. – Как скажешь.
– Попробуй, – фыркнул Блум. – Будешь там же, где сейчас Маджио.
– То, что Маджио сидит, не твоя заслуга, – уточнил Пруит.
Блум презрительно повел плечами и повернулся к Муру, тоже кандидату в сержанты, человеку одного с ним уровня. Гнев и величайшее негодование, внезапно исказившие его лицо, так же внезапно исчезли, сменившись прежним тревожно-оторопелым возмущением, словно он вдруг вспомнил, зачем его насильно везут в город.
– Черт, – напряженно, вполголоса пробормотал он, обращаясь к Муру, – только бы нас из школы не поперли.
– И не говори, – нервно отозвался тот. – Я сам волнуюсь.
Блум покачал головой:
– В таких делах надо поосторожнее.
– Верно, – согласился Мур. – Мне вообще нечего было туда ходить.
Тем временем они доехали до поворота на Перл-Харбор и Хикемский аэропорт. Два грузовика медленно вползли в Гонолулу и, стараясь не вылезать на центральные улицы, прогромыхали по северным окраинам на Мидл-стрит мимо церкви под большой красной, горящей электрическими огнями надписью «ХРИСТОС СКОРО ВЕРНЕТСЯ!», свернули налево на Скул-стрит, но все равно были потом вынуждены выехать на широкий проспект Нууану и через самый центр докатили до здания полиции, возле которого на обочине уже стоял фургон.
В залитый ярким утренним солнцем порт под звуки оркестра входил увитый гирляндами очередной туристский теплоход, прохожие, шагавшие в порт и из порта по Нууану и Куин-стрит, останавливались поглазеть, считая, вероятно. что это очередные армейские учения по новой программе борьбы с диверсиями, на минуту задумывались о тяготах жизни в году тысяча девятьсот сорок первом от рождества господа нашего Иисуса Христа и, прежде чем вернуться к повседневным делам, с любопытством смотрели, как грузовики въезжают в переулок, как из них вылезают солдаты и толпятся на лестнице Управления полиции.
Когда они гурьбой ввалились в приемную, оказалось, что там сидит Анджело Маджио, а по бокам от него два «вэпэшника» с короткоствольными автоматами наперевес и с пистолетами на поясе.
– Вот это да! – радостно заорал Маджио. – Это что же, сбор седьмой роты или, может, встреча ветеранов? Пивом кто заведует?
Дюжий охранник резко повернулся к нему:
– Заткнись!
– О'кей, Шоколадка, – бодро улыбнулся Маджио. – Как скажешь. Мне совсем не светит, чтобы ты пристрелил меня из этой твоей пушки.
Охранник в некотором замешательстве зло прищурился на Маджио, и тот ответил ему таким же прищуренным взглядом, хотя рот его продолжал улыбаться.
– Эй, Анджело!
– Анджело, привет!
– Анджело, ты?
– Смотрите, это же Анджело!
– Анджело, как ты там?
И те, кто любил его, и те, кто не любил, и те, кто почти не замечал его в роте, и даже Блум, который был бы рад выжить его из роты, – все окружили его, все хотели с ним поздороваться.
– Мне разговаривать запрещено, – улыбнулась знаменитость. – Я под стражей. Я – заключенный. Заключенным разговаривать не разрешается. А вот дышать можно, если, конечно, хорошо себя ведешь.
Казалось, он все такой же, этот малыш Анджело. Он спросил, как начали бейсбольный сезон «Доджеры».
– В последнее время так занят, не успеваю за газетами следить, – улыбаясь пояснил он.
На первый взгляд месяц за решеткой нисколько не изменил его. Но стоило приглядеться внимательнее, и было видно, что он сильно похудел, щеки под острыми скулами запали еще глубже, узкие костлявые плечи стали, если такое возможно, еще уже и костлявее, под глазами залегли бархатистые лиловые тени. Он весь словно стал тверже – и телом, и духом, – а в его смехе появился металлический призвук.
Когда солдатам приказали сесть и ждать, Пруит уселся рядом с ним, разговаривали они торопливо, шепотом. Здесь, при народе, охранники были явно в невыгодном положении и не могли в полной мере контролировать своего подопечного.
– Здесь они со мной ничего не сделают, – самодовольно ухмыльнулся Анджело. – Им надо держаться в рамочках. Обязаны произвести хорошее впечатление на местного лейтенантика. Приказ сверху.
– Вернемся в тюрьму – там поговорим, – выразительно намекнул охранник, которого Маджио называл Шоколадкой. – Еще пожалеешь, что не научился держать язык за зубами.
– Спасибо, объяснил! – хмыкнул Анджело. – А то я сам не знаю. – Он повернулся к Пруиту: – Да у меня из-за этого всю жизнь неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277