– Черт побери!
Он обещал деду не устраивать неприятностей – или хотя бы на этом не попадаться. Еще он с поднятой рукой давал клятву хранить порядок и имущество, когда Музей Библии Живой нанял его в охрану. С другой стороны, эта мумия представляла собой все, за что он сражался. Он снова дернулся при мысли о предке, который лежит беззащитный и обнаженный, и хамоватые белые туристы щелкают его фотоаппаратами и хихикают над его наготой.
– Я его спрячу и тут же вернусь разобраться с теми, кто у двери. Нет, сперва убрать тех, кто там орет – студенты, наверное, – и спасти мумию. Когда все будет в порядке, я ныряю, отвожу его к деду, и никто ничего.
Грохот у дверей стал громче. Зазвенело разбитое стекло.
– Ну, что там? – Джимми побежал к дверям.
Не студенты, а целая толпа, одеты в белые балахоны, с факелами и фонарями – «светляки» Джинджер, Дети Света. Джимми потянулся к поясу за рацией, сообразил, что оставил ее в комнате служащих, в здании, далеко от входа.
Разлетелась вторая стеклянная панель. Хотя Джимми был один, в костюме Давида, вооруженный только металлической дубинкой и рогаткой, право было на его стороне. Он щелкнул выключателем внешнего освещения.
Прожектора залили входной портик и внешние пандусы ярким светом. Толпа подалась назад.
Джимми выглянул сквозь выбитое окошко, сглотнул слюну, сжал покрепче дубинку, отпер двери и вышел наружу.
Расставив ноги, он постарался, чтобы голос его прозвучал властно:
– Все назад! Сюда едет полиция.
– Так что? – крикнул кто-то из Джонсов. – Мы выполняем Миссию Божью!
– А ты кто такой, черт побери? – добавил другой.
– Охранник музея.
Джимми потряс в воздухе дубинкой, для пущего эффекта хлопнув себя ею по ладони.
Один из лохматых завопил, взбежал по пандусу и раньше, чем Джимми успел среагировать, схватил дубинку и вырвал ее у него из рук. Повернувшись к Джимми спиной, лицом к факелоносной толпе, он взметнул дубинку над головой и поклонился, ухмыляясь. Толпа приветственно завопила.
Сконфуженный и разозленный, Джимми пнул его в зад. Подошва сандалии попала противнику в левую ягодицу как раз в середине поклона с раскинутыми руками, будто он собирался взлететь. И он, естественно, взмыл над землей, пролетел шесть футов в лебедином нырке и кувыркнулся через барьер в толпу.
Голиаф Джонс, на полголовы выше остальных, расчистил себе путь через упавших.
– Не знаю, кто он, но только не охранник. Смотрите, как он одет – как проститутка-трансвестит!
– Я не такой! – ответил Джимми. – Я – Давид, из Библии который.
– Он – Давид? – спросил кто-то из толпы. – В платье и в сандалиях с ремешками? Содомит он!
– Со-до-мит! Со-до-мит! – скандировала толпа.
– Давид я, черт побери! – заорал Джимми. – Давид!
– Давид, говоришь? – Голиаф Джонс ступил на пандус. – Меня всю жизнь доставали шуточки насчет Давида, пришло время расплатиться за них. – Он стал демонстративно закатывать рукава своего балахона. У своего помощника он взял бейсбольную биту, ткнул ею справа от себя и сказал: – Сейчас твоя башка полетит за изгородь, сосунок.
Джимми наткнулся спиной на закрытые двери. Проглотил слюну. Дубинки нет. Никакая полиция сюда не едет. Толпа размахивает факелами, становясь с каждой секундой все агрессивнее. Джимми подумал об отступлении, но ведь стоит ему только повернуться, чтобы открыть дверь, мужик с битой тут же окажется рядом.
Пальцы наткнулись на рогатку, и он вспомнил, как разогнал напавших на Джинджер безбожников. Если удастся удержать главаря от нападения хотя бы на несколько секунд, он сможет вбежать внутрь, запереть двери и вызвать помощь.
Джимми осмотрел мостовую в поисках камня. Очевидно, угрозы уборщикам со стороны мистера Траута дали свой результат – в портике не было ни пылинки. Единственное, что нарушало чистоту, – это комок жевательной резинки, прилипший к резному лотосу на одной из местопотомско-финикийско-греко-римско-египетских колонн.
Одним движением Джимми сдернул с пояса рогатку и оторвал резинку от колонны. Она еще была наполовину мягкая, и потому он скатал ее между ладонями в шарик, положил в кожаное гнездо, поднял рогатку, оттянул резину и выстрелил.
Розовой ракетой резинка влепилась в лоб Голиафу Джонсу, издав громкий чавкающий звук. Джонс с воплем рухнул на колени.
К нему подбежала женщина в чепце. Приняв прилипшую ко лбу розовую резинку за кровавую рану, она завизжала:
– Он его убил! – и упала в обморок.
– Голиафа убили! – разнеслось по толпе.
– Содомит его застрелил!
– Прямо в мозг.
– Все кровью залито…
Ошеломление перешло в ярость. Джонсы бросились мимо павшего предводителя, к пандусу.
Пораженный собственной меткостью и убойной силой Двойной Резинки, Джимми несколько секунд таращился на сраженного Голиафа. Слишком долго таращился. Он повернулся открыть дверь, но толпа настигла его, чья-то рука схватилась за килт и дернула, другая уцепилась за лодыжки, третья за локоть. Трое, потом четверо, потом пятеро свалили его на пандус
Голиаф, растянувшись на асфальте, почесал зудящий лоб и пробормотал:
– Черт побери, это же просто жвачка, – но никто не услышал.
Спортсмены в задних рядах хлопнули друг друга по ладоням и крикнули:
– В бой!
Один из гонщиков с выбиванием, все еще думая, что участвует в марше Клана, выкрикнул:
– Вздернуть его!
Предложения нашлись у всех:
– Нет, сжечь его!
– Повесить содомита!
– Повесить, а потом сжечь!
57
Шики Дун шел к Залу Мумии, когда возобновившиеся крики у дверей заставили его замедлить шаг. Сперва он усмехнулся, поняв, что шум отвлечет охранника, но потом выкрики: «Пустите!», «На помощь!» и гневные приказы: «Вздернуть его!», «Сжечь содомита!» и «Распни его!» заставили его задуматься. Слишком долго Шики был жертвой, чтобы игнорировать призыв о помощи от другого бедного чмо, который будет вот-вот утоплен и четвертован разгневанными массами. Попавший в беду, сообразил Шики, наверняка тот охранник, молодой индеец, которого Шики сегодня собирался перехитрить, но который, как помнил он по встрече у Пончо, не такой уж плохой парнишка, да еще получивший неприятности по вине женщины, – что он тоже хорошо мог понять.
– Погоди, Фенстер, – сказал он, – я скоро вернусь.
Может быть, думал он, бегом поспешая к входу, надо найти телефон и вызвать копов, чтобы прекратить линчевание, или вываливание в смоле и перьях, или какую там еще мерзость придумали для молодого охранника. А выполнив гражданский долг, он сможет вернуться к Фенстеру и освободить его.
Но первый же взгляд в выбитое окно металлической двери ясно дал понять, что если Шики не будет действовать сам, беднягу скоро поджарят. В подстрекателях он узнал клан Джонсов, обращенных Пэтчем. Они уже зажгли конфетную тележку в форме вавилонской колесницы и кидали в огонь обломки скамеек и содержимое мусорных ящиков, явно собираясь сделать из молодого Джимми Пера факел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104