– сказал третий.
Рита Рей и Орландо сидели в «кадиллаке» Орландо, припаркованном возле музея. Орландо разложил на приборной доске набор инструментов, чтобы вскрыть заднюю дверь музея и вытащить мумию для получения страховки.
– Это они, – сказала Рита Рей. – Эти Шикины «светляки». Парад какой-то у них.
Процессия двигалась вперед, стала приближаться к музею, и Рита Рей поняла:
– Слушай, они же тоже за ним идут!
– Mui bueno, – ответил он. – Отвлекающий момент. Perfecto. – Он отложил мелкие отмычки и ухватил монтировку. – Тогда ведь нам не нужны тонкости?
Мори смотрел в бинокль на марширующих «светляков» с обзорной площадки «Небесной иглы», высматривая среди освещенных факелами лиц физиономию Шикльтона Дуна.
– Если ты там, друг мой, – сказал он, – я тебя найду. Найду, не сомневайся.
* * *
Вскоре после ухода Детей Света из арсенала Крили Пэтч постучал в дверь Джинджер.
– Это я, – сказал он. – Посланец.
– Выпустите меня.
– Ты могла бы вести паству в поход за бренными останками преподобного Дуна, но нет – ты не такая. Ты бы дотащилась только до ближайшего бара.
– Я не такая, – донеслось изнутри. – Я буду хорошая. Выпустите меня.
Музей Библии Живой возвышался гигантским угловатым свадебным тортом. Каждый из пяти этажей был шестиугольным, подобным лежащему ниже, только поменьше, с двумя короткими стенами, образующими острия на каждом конце, и с двумя стенами подлиннее, идущими параллельно улице. Стены также наклонялись внутрь от основания кверху, и все здание казалось многогранной пирамидой. На каждом этаже цвели пластиковые растения, напоминая голливудскую имитацию висячих садов Вавилона. На вершине полыхал пропановый факел – в пару к подсвеченному прожектором ангелу-дирижаблю, парящему рядом над арсеналом.
Голиаф Джонс, патер фамилиас клана Джонсов, остановился у основания двойного пандуса, зигзагом идущего вдоль фальшивого глиняного фасада пирамиды, и поднял руку. Скандирование затихло. Джонс жестом вызвал из толпы маленького Билли Майка с его рожком.
Билли Майк застенчиво грыз ноготь, оказавшись среди взрослых, уставился на кроссовки и цеплялся за мамину юбку.
– Я боюсь, – сказал он и шмыгнул носом.
– Сын! – сказала мать и встала рядом с ним на колени. – Ты избран для священной задачи. Пути Господни неисповедимы. Когда Грэмпс подарил тебе на Рождество эту штуку, я готова была поклясться, что это Сатана меня карает. Теперь я вижу, что и этот рог, и ты – орудия Божьи. – Она взъерошила ему волосы и дала неслабый подзатыльник. – А теперь дуй в свою трубу что есть силы, а то я тебе задницу надеру так, как тебе ее еще в жизни не драли.
Билли Майк почесал затылок и поднял глаза горе. В темном хэлоуииском небе ангел-дирижабль играл в прятки со скользящими в лунном свете тучами и иссиня-белым лучом прожектора. Мальчик тревожно оглянулся по сторонам. Озаренные факелами взрослые кивали ему ободрительно и подталкивали вперед.
Билли Майк продвинулся к Голиафу Джонсу, поднял рожок к губам – и зазвучали первые незабываемые ноты «Когда святые маршируют». Слегка жестяной был звук, и несколько нот провалились, но узнать мотив можно было вполне.
Лица повернулись к фасаду музея, ожидая хруста кирпича и цемента – обещанного библейского обрушения стен.
Стены стояли неподвижно. Билли Майк снова сыграл припев из «Святых».
– Попробуй что-нибудь еще, – сказал Голиаф Джонс. Билли Майк сыграл сигнал побудки. Не помогло. «Медведь
спустился с гор». Безрезультатно. «Три слепых мышонка». Ни трещинки.
Он выдул три первых ноты «Джингл беллз», уронил трубу, повисшую на веревке, и захныкал:
– Я больше ничего не знаю…
– Что теперь делать? – сказал Голиаф Джонс. – Видение, понимаешь, у преподобного Пэтча.
– А у меня бейсбольная бита есть, – сказал один из его двоюродных братьев.
– И у меня, – сказал его дядя.
– Господь помогает тому, кто сам себе помогает. Идите и высадите двери.
Первый размахнулся на двойные металлические двери, на которых была начертана таинственная помесь барельефа, санскритской надписи и клинописи. Прозвучал глухой удар. Подскочил второй, и удар повторился.
Но на металле едва ли осталась хоть царапина, и потому Джонсы стали разбивать стеклянные панели – по одной в каждой двери. В эти окна было не пролезть, но стекло оказалось куда более податливо под ударами. Одно покрылось паутиной трещин, и толпа радостно завопила. Вторая панель вывалилась внутрь. Ободренный Джонс заорал:
– Плечами на дверь!
Его спутники навалились, уперлись.
– Раз, два, три – пошел!
Двери дрогнули, поддаваясь. На пятом толчке они прогнулись внутрь.
55
Преподобный Крили Пэтч, прижимая локтем к груди поднос, вставил ключ в замочную скважину. Поворачивая ключ, он через плечо сказал:
– Да, Отче. Исполнена будет воля Твоя.
– Бетси? – спросили изнутри.
– Нет, это Посланец.
– Я не хочу больше быть Свидетельницей. Выпустите меня. Пэтч открыл дверь ногой и вошел.
– Я думал, может, ты проголодалась. Смотри – вот чашка горячего шоколада и овсяное печенье.
Тонкая цепочка, приковывающая наручник на правом запястье Джинджер к водопроводной трубе, заскользила по кровати, когда девушка прижалась спиной к стене.
– Иди ты к хренам со своим шоколадом!
Пэтч поставил поднос на столик и сел на край кровати:
– Грубость не подобает христианке. – Он жестом показал ей, чтобы села. – Если ты успокоишься, я буду согласен поговорить о твоем будущем.
Джинджер села на край низкого табурета, держась прямо, крепко сжимая колени.
– Мой Отец нас избрал. – Пэтч подался к ней, положил волосатую руку ей на колено и улыбнулся. – Если бы только ты…
Джинджер, окаменев от его прикосновения, ударила по этой руке наотмашь.
– Убирайся от меня, старый козел! Вот погоди…
Улыбка сменилась мрачной нахмуренной физиономией.
– Да ты проказница сатанинская, да? – Он потер покрасневшую руку, куда пришелся удар. – Но я незлобив. Пей свой шоколад, подкрепись, и я, быть может, сниму твои оковы. И даже пущу тебя в святилище, если будешь себя хорошо вести.
Джинджер глянула на него прищуренными глазами:
– Обещаете?
Пэтч сцепил руки у себя на колене:
– Я – человек слова.
Она перевела взгляд с Пэтча на открытую дверь, на чашку и печенья, снова на дверь – и улыбнулась:
– О'кей.
Он кивком показал на поднос.
Она подняла чашку и отпила, настороженно глядя на Посланца, снова украдкой глянула на дверь, но ничего там не увидела и никого не услышала.
– Боюсь, я проявила некоторое неуважение, – сказала она, просияв. – Все так быстро случилось… Вознесение Князя, я – Свидетельница, ну, и все прочее…
– Разумеется. Мы должны следовать путем, который Он нам указывает. – На миг глаза Пэтча стали отсутствующими, потом он уставился на Джинджер сквозь толстые стекла не мигая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Рита Рей и Орландо сидели в «кадиллаке» Орландо, припаркованном возле музея. Орландо разложил на приборной доске набор инструментов, чтобы вскрыть заднюю дверь музея и вытащить мумию для получения страховки.
– Это они, – сказала Рита Рей. – Эти Шикины «светляки». Парад какой-то у них.
Процессия двигалась вперед, стала приближаться к музею, и Рита Рей поняла:
– Слушай, они же тоже за ним идут!
– Mui bueno, – ответил он. – Отвлекающий момент. Perfecto. – Он отложил мелкие отмычки и ухватил монтировку. – Тогда ведь нам не нужны тонкости?
Мори смотрел в бинокль на марширующих «светляков» с обзорной площадки «Небесной иглы», высматривая среди освещенных факелами лиц физиономию Шикльтона Дуна.
– Если ты там, друг мой, – сказал он, – я тебя найду. Найду, не сомневайся.
* * *
Вскоре после ухода Детей Света из арсенала Крили Пэтч постучал в дверь Джинджер.
– Это я, – сказал он. – Посланец.
– Выпустите меня.
– Ты могла бы вести паству в поход за бренными останками преподобного Дуна, но нет – ты не такая. Ты бы дотащилась только до ближайшего бара.
– Я не такая, – донеслось изнутри. – Я буду хорошая. Выпустите меня.
Музей Библии Живой возвышался гигантским угловатым свадебным тортом. Каждый из пяти этажей был шестиугольным, подобным лежащему ниже, только поменьше, с двумя короткими стенами, образующими острия на каждом конце, и с двумя стенами подлиннее, идущими параллельно улице. Стены также наклонялись внутрь от основания кверху, и все здание казалось многогранной пирамидой. На каждом этаже цвели пластиковые растения, напоминая голливудскую имитацию висячих садов Вавилона. На вершине полыхал пропановый факел – в пару к подсвеченному прожектором ангелу-дирижаблю, парящему рядом над арсеналом.
Голиаф Джонс, патер фамилиас клана Джонсов, остановился у основания двойного пандуса, зигзагом идущего вдоль фальшивого глиняного фасада пирамиды, и поднял руку. Скандирование затихло. Джонс жестом вызвал из толпы маленького Билли Майка с его рожком.
Билли Майк застенчиво грыз ноготь, оказавшись среди взрослых, уставился на кроссовки и цеплялся за мамину юбку.
– Я боюсь, – сказал он и шмыгнул носом.
– Сын! – сказала мать и встала рядом с ним на колени. – Ты избран для священной задачи. Пути Господни неисповедимы. Когда Грэмпс подарил тебе на Рождество эту штуку, я готова была поклясться, что это Сатана меня карает. Теперь я вижу, что и этот рог, и ты – орудия Божьи. – Она взъерошила ему волосы и дала неслабый подзатыльник. – А теперь дуй в свою трубу что есть силы, а то я тебе задницу надеру так, как тебе ее еще в жизни не драли.
Билли Майк почесал затылок и поднял глаза горе. В темном хэлоуииском небе ангел-дирижабль играл в прятки со скользящими в лунном свете тучами и иссиня-белым лучом прожектора. Мальчик тревожно оглянулся по сторонам. Озаренные факелами взрослые кивали ему ободрительно и подталкивали вперед.
Билли Майк продвинулся к Голиафу Джонсу, поднял рожок к губам – и зазвучали первые незабываемые ноты «Когда святые маршируют». Слегка жестяной был звук, и несколько нот провалились, но узнать мотив можно было вполне.
Лица повернулись к фасаду музея, ожидая хруста кирпича и цемента – обещанного библейского обрушения стен.
Стены стояли неподвижно. Билли Майк снова сыграл припев из «Святых».
– Попробуй что-нибудь еще, – сказал Голиаф Джонс. Билли Майк сыграл сигнал побудки. Не помогло. «Медведь
спустился с гор». Безрезультатно. «Три слепых мышонка». Ни трещинки.
Он выдул три первых ноты «Джингл беллз», уронил трубу, повисшую на веревке, и захныкал:
– Я больше ничего не знаю…
– Что теперь делать? – сказал Голиаф Джонс. – Видение, понимаешь, у преподобного Пэтча.
– А у меня бейсбольная бита есть, – сказал один из его двоюродных братьев.
– И у меня, – сказал его дядя.
– Господь помогает тому, кто сам себе помогает. Идите и высадите двери.
Первый размахнулся на двойные металлические двери, на которых была начертана таинственная помесь барельефа, санскритской надписи и клинописи. Прозвучал глухой удар. Подскочил второй, и удар повторился.
Но на металле едва ли осталась хоть царапина, и потому Джонсы стали разбивать стеклянные панели – по одной в каждой двери. В эти окна было не пролезть, но стекло оказалось куда более податливо под ударами. Одно покрылось паутиной трещин, и толпа радостно завопила. Вторая панель вывалилась внутрь. Ободренный Джонс заорал:
– Плечами на дверь!
Его спутники навалились, уперлись.
– Раз, два, три – пошел!
Двери дрогнули, поддаваясь. На пятом толчке они прогнулись внутрь.
55
Преподобный Крили Пэтч, прижимая локтем к груди поднос, вставил ключ в замочную скважину. Поворачивая ключ, он через плечо сказал:
– Да, Отче. Исполнена будет воля Твоя.
– Бетси? – спросили изнутри.
– Нет, это Посланец.
– Я не хочу больше быть Свидетельницей. Выпустите меня. Пэтч открыл дверь ногой и вошел.
– Я думал, может, ты проголодалась. Смотри – вот чашка горячего шоколада и овсяное печенье.
Тонкая цепочка, приковывающая наручник на правом запястье Джинджер к водопроводной трубе, заскользила по кровати, когда девушка прижалась спиной к стене.
– Иди ты к хренам со своим шоколадом!
Пэтч поставил поднос на столик и сел на край кровати:
– Грубость не подобает христианке. – Он жестом показал ей, чтобы села. – Если ты успокоишься, я буду согласен поговорить о твоем будущем.
Джинджер села на край низкого табурета, держась прямо, крепко сжимая колени.
– Мой Отец нас избрал. – Пэтч подался к ней, положил волосатую руку ей на колено и улыбнулся. – Если бы только ты…
Джинджер, окаменев от его прикосновения, ударила по этой руке наотмашь.
– Убирайся от меня, старый козел! Вот погоди…
Улыбка сменилась мрачной нахмуренной физиономией.
– Да ты проказница сатанинская, да? – Он потер покрасневшую руку, куда пришелся удар. – Но я незлобив. Пей свой шоколад, подкрепись, и я, быть может, сниму твои оковы. И даже пущу тебя в святилище, если будешь себя хорошо вести.
Джинджер глянула на него прищуренными глазами:
– Обещаете?
Пэтч сцепил руки у себя на колене:
– Я – человек слова.
Она перевела взгляд с Пэтча на открытую дверь, на чашку и печенья, снова на дверь – и улыбнулась:
– О'кей.
Он кивком показал на поднос.
Она подняла чашку и отпила, настороженно глядя на Посланца, снова украдкой глянула на дверь, но ничего там не увидела и никого не услышала.
– Боюсь, я проявила некоторое неуважение, – сказала она, просияв. – Все так быстро случилось… Вознесение Князя, я – Свидетельница, ну, и все прочее…
– Разумеется. Мы должны следовать путем, который Он нам указывает. – На миг глаза Пэтча стали отсутствующими, потом он уставился на Джинджер сквозь толстые стекла не мигая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104