– Персик? Они всегда на тебя облизываются – из-за твоей девичьей кожи и пухлой задницы.
– Младший, полегче!
– Но это правда. Даже Ящик на нее поглядывает, когда накурится.
Ящик схватил младшего за руку и сжал:
– Еще так скажешь – я тебе пальцы сломаю, хоть ты и сын босса.
Младший завертелся, пытаясь вытащить руку:
– Да пошутил я, пошутил!
– Ребята? – обратился к ним Мори со стороны.
Они не слышали. Разминая освобожденную руку, Младший сказал:
– Мы пошлем вперед Персика. Он подмигнет этому типу и выйдет наружу…
– Ни за что! – сказал Персик.
– Я первый выйду, – заявил Ящик. – Заверну ему руку за спину, как только он появится, кину на заднее сиденье…
– Ребята?
– Чего? – с досадой оглянулся на него Младший.
– Он ушел. Этот фейгеле. Бросил на стол банкноту и ушел.
– Черт! – в сердцах сказал Младший. – Чего ж ты ничего не сказал?
– Пошли его найдем, – предложил Ящик.
Все трое встали, бросились к двери и скрылись на улице. Мори заказал себе еще «Манхэттен». Когда барменша подала стакан, Мори поднял его в тосте перед боковым зеркалом.
– А ты-то думал, это будет легко.
18
Платон Скоупс, нервный молодой человек в перекрахмаленном лабораторном халате, на два размера большем, чем нужно для его тощей фигуры, поднял руку, прося внимания. Журналисты, все пятеро – обтерханный оператор, бойкая репортерша из Ноксвиля и двое скучающих газетчиков из Ноксвиля и Эшвиля, а также новичок-стрингер из АП, – поставили свои банки с газировкой и повернулись к нему. С разлетающимися волосами, выпуклыми глазами над темными полукружиями, с костлявым телом, шуршащим в больничном халате, Скоупс был похож на пациента после электрошока, которому выдали больше, чем нужно. Щурясь от прожекторов телевидения, он заморгал, потом пискнул:
– У меня потрясающие новости…
Прокашлявшись, он повторил эти слова разборчивее, хоть и не с той силой, с которой ему хотелось бы. Здесь, в маленьком кафетерии, должно было быть так, чтобы яблоку упасть негде. Где все главные СМИ? «Тайм», «Ньюсуик», «Сайентифик америкен», «Канал дисквери», «Нейшнл Джеографик»? Хотя чего он мог ожидать? Кто-нибудь из них слышал о музее капитана Крюка, влачащем полуголодное существование на хилом финансировании и жалкой струйке посетителей? И о нем они, конечно, тоже не слышали: Платон Скоупс, главный (и единственный) научный сотрудник. Миссис Триллип, добровольная пиарщица, за такой короткий срок сделала все, что смогла.
Дело, наверное, в том, что и находка его вряд ли сенсационная – пока что. Но если его инстинкты не врут, то действительно новости будут сногсшибательные, такие новости, что вознесут Платона Скоупса из пыли безвестности к научной славе.
Вот именно – безвестности. При страстной преданности науке Скоупса преследовало фатальное невезение. Началось оно с бесплодной попытки тайно взять образцы феромонов с трусов у школьной команды болельщиц. Его намерения были поняты совершенно неверно. Когда он был студентом-антропологом, его за чисто научное исследование «Межвидовой эротизм: визуальная стимуляция homo sapiens видеосъемкой высших приматов в процессе коитуса» чуть не выбросили из колледжа: зашоренная администрация совершенно неправильно поняла наблюдение над студенческими парами, тискающимся на диване в полутемной лаборатории под картинки обезьяньего секса на экране.
На летних раскопках в Нью-Мексико Платона чуть не убили в баре в Гэллапе за честность – он объяснял нескольким мрачным индейцам-пуэбло, что их предки-анасази были каннибалами. Он достиг известности, если не славы, когда выступил против НАГРПА – акта о защите и восстановлении могил в Северной Америке. Платон был убежден, что НАГРПА грабит музеи – те, которые получают федеральное финансирование, то есть практически все, – отбирая подлинные скелеты и артефакты из захоронений и отдавая их индейцам, чтобы их закопали – в буквальном смысле. Уничтожили, продали коллекционерам, вообще сделали что захотят. От мысли о религии, угнетающей науку, Платон Скоупс просто кипел. Невежды тупоголовые.
Скоупс писал письма, звонил на радио, обращался к Конгрессу, как ни урезонивали его трусливые советчики. И сколько же коллег к нему примкнули? Горстка. А остальные? Эти овцы знали, что он прав, но выступить против политкорректной риторики у них кишка была тонка. И вот к чему это их привело. Коллекции разграбили. Бесценные скелетные материалы, по которым можно было проследить происхождение, открыть древние болезни, определить заболевания и данные о питании – навеки утеряны.
А куда это привело Платона Скоупса? В черные списки для любой серьезной антропологической работы в США, вот это уж точно. Ни одно учреждение, имеющее дело с коренными американцами, этого склочного Скоупса к себе в штат ни за что не взяло бы.
Поэтому, получив диплом магистра, он поехал в Мексику искать сенсационные открытия в стране Майя, пока она тоже чертовым хвостом не накрылась.
Он работал на местности, которая называлась Чичисмал в Чьяпасе, раскапывал захватывающие ритуалы кровопускания, протыкания пенисов и языков шипами ската, когда вдруг обнаружил, что грабители тащат важнейшие стелы и бесценные черепки прямо под носом у правительственной охраны. Policia? Как же. Торгаши и взяточники. Скоупс брал за грудки чиновников всех рангов, но толку не добился. Подмазав несколько лап, он узнал, где воры прячут добычу, и как-то подговорил девицу легкого поведения заявиться в притон воров с текилой, куда кое-чего было подмешано. Под покровом ночи, под храп мародеров, Скоупс нагрузил краденые артефакты в грузовик и взял курс на Мехико-Сити, намереваясь вывалить этот груз на стол директора Museo Archeologico , сопроводив резкими словами насчет охраны национального достояния.
И был бы героем, если бы эти чертовы мародеры не просекли его план и не сделали так, что его перехватили fе dе rales. Платона Скоупса обвинили в расхищении национальных сокровищ. Платона Скоупса – в расхищении! Ну а дальше, естественно, никакого участия ни в какой работе в Латинской Америке, ни в каком учреждении, что ведет исследования к югу от границы. Прощай, диссертация, как и публикации во всех научных журналах, кроме самых захолустных.
И здравствуй, Богом забытый исторический музей капитана Крюка, в самом сердце Пиджин-Фордж, штат Теннесси, основанный капитаном Горацио Крюком, героем испано-американской войны и одним из самых великих коллекционеров крючков для пуговиц. Крючок для пуговиц: предмет длиной от дюйма до фута с ручкой на одном конце и крючком на другом, чтобы продевать пуговицы в петли. Крючки бывают причудливые, бывают совсем простые, но с середины XIX века и по начало XX они были повсюду – тогда на ботинках и перчатках бывало больше двадцати пуговиц, а на одежде – больше сотни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Младший, полегче!
– Но это правда. Даже Ящик на нее поглядывает, когда накурится.
Ящик схватил младшего за руку и сжал:
– Еще так скажешь – я тебе пальцы сломаю, хоть ты и сын босса.
Младший завертелся, пытаясь вытащить руку:
– Да пошутил я, пошутил!
– Ребята? – обратился к ним Мори со стороны.
Они не слышали. Разминая освобожденную руку, Младший сказал:
– Мы пошлем вперед Персика. Он подмигнет этому типу и выйдет наружу…
– Ни за что! – сказал Персик.
– Я первый выйду, – заявил Ящик. – Заверну ему руку за спину, как только он появится, кину на заднее сиденье…
– Ребята?
– Чего? – с досадой оглянулся на него Младший.
– Он ушел. Этот фейгеле. Бросил на стол банкноту и ушел.
– Черт! – в сердцах сказал Младший. – Чего ж ты ничего не сказал?
– Пошли его найдем, – предложил Ящик.
Все трое встали, бросились к двери и скрылись на улице. Мори заказал себе еще «Манхэттен». Когда барменша подала стакан, Мори поднял его в тосте перед боковым зеркалом.
– А ты-то думал, это будет легко.
18
Платон Скоупс, нервный молодой человек в перекрахмаленном лабораторном халате, на два размера большем, чем нужно для его тощей фигуры, поднял руку, прося внимания. Журналисты, все пятеро – обтерханный оператор, бойкая репортерша из Ноксвиля и двое скучающих газетчиков из Ноксвиля и Эшвиля, а также новичок-стрингер из АП, – поставили свои банки с газировкой и повернулись к нему. С разлетающимися волосами, выпуклыми глазами над темными полукружиями, с костлявым телом, шуршащим в больничном халате, Скоупс был похож на пациента после электрошока, которому выдали больше, чем нужно. Щурясь от прожекторов телевидения, он заморгал, потом пискнул:
– У меня потрясающие новости…
Прокашлявшись, он повторил эти слова разборчивее, хоть и не с той силой, с которой ему хотелось бы. Здесь, в маленьком кафетерии, должно было быть так, чтобы яблоку упасть негде. Где все главные СМИ? «Тайм», «Ньюсуик», «Сайентифик америкен», «Канал дисквери», «Нейшнл Джеографик»? Хотя чего он мог ожидать? Кто-нибудь из них слышал о музее капитана Крюка, влачащем полуголодное существование на хилом финансировании и жалкой струйке посетителей? И о нем они, конечно, тоже не слышали: Платон Скоупс, главный (и единственный) научный сотрудник. Миссис Триллип, добровольная пиарщица, за такой короткий срок сделала все, что смогла.
Дело, наверное, в том, что и находка его вряд ли сенсационная – пока что. Но если его инстинкты не врут, то действительно новости будут сногсшибательные, такие новости, что вознесут Платона Скоупса из пыли безвестности к научной славе.
Вот именно – безвестности. При страстной преданности науке Скоупса преследовало фатальное невезение. Началось оно с бесплодной попытки тайно взять образцы феромонов с трусов у школьной команды болельщиц. Его намерения были поняты совершенно неверно. Когда он был студентом-антропологом, его за чисто научное исследование «Межвидовой эротизм: визуальная стимуляция homo sapiens видеосъемкой высших приматов в процессе коитуса» чуть не выбросили из колледжа: зашоренная администрация совершенно неправильно поняла наблюдение над студенческими парами, тискающимся на диване в полутемной лаборатории под картинки обезьяньего секса на экране.
На летних раскопках в Нью-Мексико Платона чуть не убили в баре в Гэллапе за честность – он объяснял нескольким мрачным индейцам-пуэбло, что их предки-анасази были каннибалами. Он достиг известности, если не славы, когда выступил против НАГРПА – акта о защите и восстановлении могил в Северной Америке. Платон был убежден, что НАГРПА грабит музеи – те, которые получают федеральное финансирование, то есть практически все, – отбирая подлинные скелеты и артефакты из захоронений и отдавая их индейцам, чтобы их закопали – в буквальном смысле. Уничтожили, продали коллекционерам, вообще сделали что захотят. От мысли о религии, угнетающей науку, Платон Скоупс просто кипел. Невежды тупоголовые.
Скоупс писал письма, звонил на радио, обращался к Конгрессу, как ни урезонивали его трусливые советчики. И сколько же коллег к нему примкнули? Горстка. А остальные? Эти овцы знали, что он прав, но выступить против политкорректной риторики у них кишка была тонка. И вот к чему это их привело. Коллекции разграбили. Бесценные скелетные материалы, по которым можно было проследить происхождение, открыть древние болезни, определить заболевания и данные о питании – навеки утеряны.
А куда это привело Платона Скоупса? В черные списки для любой серьезной антропологической работы в США, вот это уж точно. Ни одно учреждение, имеющее дело с коренными американцами, этого склочного Скоупса к себе в штат ни за что не взяло бы.
Поэтому, получив диплом магистра, он поехал в Мексику искать сенсационные открытия в стране Майя, пока она тоже чертовым хвостом не накрылась.
Он работал на местности, которая называлась Чичисмал в Чьяпасе, раскапывал захватывающие ритуалы кровопускания, протыкания пенисов и языков шипами ската, когда вдруг обнаружил, что грабители тащат важнейшие стелы и бесценные черепки прямо под носом у правительственной охраны. Policia? Как же. Торгаши и взяточники. Скоупс брал за грудки чиновников всех рангов, но толку не добился. Подмазав несколько лап, он узнал, где воры прячут добычу, и как-то подговорил девицу легкого поведения заявиться в притон воров с текилой, куда кое-чего было подмешано. Под покровом ночи, под храп мародеров, Скоупс нагрузил краденые артефакты в грузовик и взял курс на Мехико-Сити, намереваясь вывалить этот груз на стол директора Museo Archeologico , сопроводив резкими словами насчет охраны национального достояния.
И был бы героем, если бы эти чертовы мародеры не просекли его план и не сделали так, что его перехватили fе dе rales. Платона Скоупса обвинили в расхищении национальных сокровищ. Платона Скоупса – в расхищении! Ну а дальше, естественно, никакого участия ни в какой работе в Латинской Америке, ни в каком учреждении, что ведет исследования к югу от границы. Прощай, диссертация, как и публикации во всех научных журналах, кроме самых захолустных.
И здравствуй, Богом забытый исторический музей капитана Крюка, в самом сердце Пиджин-Фордж, штат Теннесси, основанный капитаном Горацио Крюком, героем испано-американской войны и одним из самых великих коллекционеров крючков для пуговиц. Крючок для пуговиц: предмет длиной от дюйма до фута с ручкой на одном конце и крючком на другом, чтобы продевать пуговицы в петли. Крючки бывают причудливые, бывают совсем простые, но с середины XIX века и по начало XX они были повсюду – тогда на ботинках и перчатках бывало больше двадцати пуговиц, а на одежде – больше сотни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104