ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

наверное, шел дождь. Едва рассвело и самолет оторвался от земли, Джек увидел в иллюминатор припорошенные снегом леса.
Он думал, что ничего не хочет больше знать, он и так слишком много узнал о том, что происходило двадцать восемь лет назад на самом деле. Нет, хватит с меня правды, думал Джек, я этой правды наелся на всю оставшуюся жизнь. Он не хотел лететь в Амстердам, но самолет — не автобус, остановок по требованию не предусмотрено.
Глава 30. Сделка
В свой второй визит в Амстердам Джек остановился в "Гранд-отеле" на Аудезейдс-Фоорбургвал, в двух минутах ходьбы от квартала красных фонарей. Как и в Финляндии, лило, Джек гулял по кварталу, увлажняемому утренним дождем. Туристов на улицах почти не было — видимо, мокнуть не хотелось.
Ошибиться относительно того, что предлагают гостям проститутки, невозможно — ради чего они стоят в нижнем белье и таких позах в витринах и дверях? Но, несмотря на всю очевидность намерений раздетых и игривых женщин, Джек был уверен — четырехлетнего мальчика, которого он только что повстречал в Хельсинки, вполне можно убедить, что девушки из витрин дают мужчинам советы (как когда-то убедили Джека).
Труженицы квартала стояли в молчании — никто не пел, гимнов с молитвами от них ожидать не приходилось. Джек не увидел ни одной девицы, по виду которой стало бы ясно — она сегодня вышла на панель впервые и намерена побыть проституткой лишь в этот, единственный день.
Женщины махали Джеку, улыбались, подмигивали — но если ты не махал им в ответ и не улыбался, а просто шел мимо, не смотря в глаза, то сразу отворачивались. Пару раз Джек услышал, как его называют по имени.
— Это не Джек Бернс? — спросила как бы сразу у всей улицы какая-то проститутка, но ей никто не ответил.
Другие произносили его имя с утвердительной интонацией, но Джек не мог понять остального — говорили по-голландски, а может, на каком-то другом языке, но не на английском (большинство девушек не походили на голландок).
Джек дошел до Зеедейк, просто чтобы убедиться, что "Де Роде Драак" — "Красный дракон", старинный тату-салон Тату-Тео, и в самом деле почил в бозе. Он легко нашел крошечную улицу Синт-Олофсстеег, но там ничего не осталось — салон Тео давным-давно переехал на соседнюю улицу Ниувебрухстеег. Джек отправился туда, поглядел на новый салон, но заходить не стал, а спросил ближайшую проститутку, кто там хозяин. Ему ответили, что дела ведет некто Эдди, кажется, второй сын Тату-Петера.
— Да-да, его зовут Эдди Функ, — сказали Джеку в другом месте, из чего он сделал вывод, что Эдди не родственник Тату-Петеру; впрочем, это все равно, кем бы Эдди ни был, он не сможет помочь Джеку.
Тату-Петер умер в День святого Патрика в 1984 году — эту новость Джек вычитал в тату-журнале, найденном им с Лесли, когда они разбирали после смерти Алисы ее вещи.
— Вот послушай, — сказал ей тогда Джек. — Тату-Петер родился в Дании. Я и не знал, что он датчанин! А перед тем, как уехать в Амстердам, он работал у Татуоле.
— Ну и что? — спросила Лесли.
— А то, что я ничего этого не знал! — заорал Джек. — У него был "мерседес", тут написано. А его никогда не видел! Он ходил с палочкой — я не видел палочку ни единого разу! Я вообще не видел, чтобы он ходил! У него, пишут, была жена-француженка, певица! Говорили, она ничуть не хуже Эдит Пиаф!
— Алиса рассказывала мне, он однажды на пехотную мину наступил, — сказала миссис Оустлер. — Потерял ногу, разумеется.
— Тебе она рассказала, а мне — нет! — завопил что есть силы Джек.
— Она тебе вообще ничего никогда не рассказывала, — ответила на это Лесли.
Джек обошел под дождем Аудекерк, но не стал заходить внутрь. Он сам не понимал, зачем тянет время. Рядом с церковью располагался детский сад — совсем новый, когда Джек ходил здесь двадцать восемь лет назад, его не было. Зато проституток на Аудекерк-сплейн стало куда больше.
Джек без труда нашел полицейский участок на Вармусстраат, но и туда не стал заходить. Он еще не был готов к разговору с Нико Аудеянсом; он не знал даже, работает ли тот до сих пор в полиции и вообще жив ли.
Джек прошелся по Вармусстраат по направлению к площади Дам; на углу Синт-Анненстраат он замер — на том самом месте его мама, Саския и Элс столкнулись с Якобом Брилем, человеком с молитвой "Отче наш" на груди и Лазарем, выходящим из гроба, на животе. Такие картины не забываются, даже если ты видел их единственный раз в четыре года.
— Знай, у Господа тебе уготована такая же судьба, как тем, с кем ты водишь дружбу! — провозгласил Якоб Бриль, обращаясь к Алисе.
— Почем тебе знать, какая у Господа для кого уготована судьба! — возразила Элс Брилю.
Так запомнил Джек. Но кто знает, было ли все это на самом деле?
Музей татуировок располагался на Аудезейдс-Ахтербургвал, в двух минутах ходьбы от Джекова отеля. Там было тепло и уютно, а татуировок и всего с ними связанного оказалось больше, чем в самом богатом тату-салоне. В полдень, как только музей открылся, Джек встретился там с Хенком Шиффмахером, и тот провел его по экспозиции. Его салон "Дом боли" располагался тут же, при музее; для сегодняшнего Амстердама Хенк был то же, что некогда — Тату-Петер (Эдди, конечно, унаследовал его салон, но не славу). В Амстердаме — и не только — все уважающие себя татуировщики знали Хенка, здоровенного мужика с бородой, как у заправского байкера, и длиннющими волосами. На левом бицепсе у него красовалась смерть — череп с чем-то вроде женской груди во лбу, изрыгающий пламя, на правом предплечье — кинолента, выпадающая из коробки. Были у него и другие татуировки — как открытки из мест, где он побывал, — но Джек запомнил только эти две.
При Джеке Хенк вытатуировал какому-то японцу на шее таракана в японском же стиле. Хенк владел самыми разными техниками — он побывал и в Японии, и на Филиппинах, и в Сингапуре, и в Бангкоке, и на Суматре, и в Непале, и на Самоа.
В салоне играл Джонни Кэш. Как говорила Алиса, хороший тату-салон — сам себе вселенная. А Хенк Шиффмахер добавлял:
— В хорошем тату-салоне тебе простят любую страсть.
Но почему же тогда Джекова мама не простила папу? И как же Уильяму, напротив, удалось простить ее — если, конечно, это правда. Джек-то думал, в мире нет человека, способного ее простить.
— Тут в квартале работал когда-то один полицейский, Нико Аудеянс. Не знаешь, он еще тут или уехал? — спросил Джек Хенка.
— Нико? О, он лучший полицейский во всем квартале! Дорос до бригадира, черт такой!
На спине у Якоба Бриля была его любимая татуировка — "Вознесение", Христос улетает прочь из этого мира в компании ангелов. Направляясь к полицейскому участку на Вармусстраат, Джек воспоминал, как Бриль изобразил рай — мрачное место, затянутое облаками. Дождь перестал, но мостовая еще не высохла, прохожие месили грязь, и небо выглядело точно так, как рай на спине у Якоба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266