Крестьяне переглянулись. Пилё нахмурился. Он незаметно поглядел, нет ли поблизости Лёни и Кози, и облегченно вздохнул.
– Кози, отец девушки, тоже говорит, что…
– Нет, господа, свидетельство отца во внимание не принимается. Вы возводите напраслину на Гафур-бея. У вас нет ни одного доказательства. Гафур-бей – достойный человек, он не мог совершить то, в чем вы его обвиняете.
– Достойный, достойный! – закричал сердито Пилё. – Мы говорим тебе, что он это сделал, – значит, сделал!
– Доказательства, господа, где доказательства!
Крестьяне замолчали. Продолжать разговор не имело смысла. Следователь явно не собирался заносить в акт что-либо, направленное против бея, а потому начал выискивать какую-нибудь другую причину: может, отец с ней плохо обращался, а может, она случайно утонула… Не вытянув из крестьян ничего существенного, он записал в акте: „Утопилась по неизвестной причине“.
– Что же ты, господин судья, мы тебе говорим одно, а ты пишешь другое, – сказал Пилё. – Мы же тебе объяснили, почему она утопилась.
– То, что вы говорите, не подтверждается.
– Давай позовем девочку. Позови-ка Фану!
– Не надо.
– Не надо? – переспросил Уан. – Гафур-бей тут творит что хочет, а ты говоришь не надо!
– Да ладно, Уан, ворон ворону глаз не выклюет! Они все заодно!
Следователь вскипел и по-петушиному накинулся на Пилё:
– Ты о ком это так говоришь, а? Не видишь, что ли, что перед тобой закон? Ты хочешь, чтобы я тебя связал и отправил в тюрьму?
– За что же ты меня собираешься вязать?
– Ты что, не знаешь, кто такой Гафур-бей?
– Знаю.
– Нет, не знаешь. Гафур-бей – депутат его высокого величества и его личный советник. Возводя такой поклеп на Гафур-бея, вы оскорбляете его высокое величество, выступаете против короля. Так что я вас хоть сейчас могу в кандалы.
Жандарм Камбери вскинул винтовку и двинулся к Пилё. Следователь остановил его.
– Не надо, господин Камбери. Они сами не знают, что говорят. Ума-то нет.
– Никто тут не оскорбляет его высокое величество, – сказал Пилё.
– Я и без тебя разберусь.
– В этом-то разберешься, а что мы тебе говорим, и слушать не хочешь!
– Ну хватит языком чесать, иди распишись вот тут.
– Уж будто ты там написал, что мы тебе говорили.
– Ну как хочешь. Тогда давай ты расписывайся.
– А я вообще ничего не говорил, – ответил дед Уан.
– Пожалуйста, вы, господин Камбери, и вы тоже.
Жандарм Камбери и староста, не глядя, подписали акт.
– Этого достаточно, – сказал следователь.
Он захлопнул папку и, зажав ее под мышкой, удалился.
– Сами пишут, сами печати ставят, – сказал Уан.
– Ждать справедливости от них – совсем пропадешь, – сказал Пилё.
Силю похоронили внутри церковной ограды рядом с матерью.
XIII
Шпреса узнала о смерти Сили от своего брата Агима. Крупным детским почерком на листке, вырванном из школьной тетради, он писал: „Дорогая сестра. Сегодня мы получили письмо от Скэндера. Пишет, что этим летом не приедет. Он нашел работу и говорит, чтобы мы больше денег ему не посылали. Он уехал из Парижа и устроился в другом городе. Дорогая сестра, умерла Силя, дочка Кози. Мама и папа поехали в деревню на похороны…“
Она прочла письмо еще раз. Не верилось, что это правда.
В ту ночь она не сомкнула глаз, лежала, плакала в подушку. Подруги, узнав, в чем дело, успокаивали ее, но она продолжала плакать, вспоминая Силю такой, какой увидела впервые когда-то давно, еще в детстве.
Через несколько дней пришло еще одно письмо, от матери. Она подробно рассказывала о случившемся, описывала похороны, жалела Кози, которому „не довелось увидеть в жизни ни одного светлого дня“.
Шпреса застыла с письмом в руке. Она больше не плакала, ее охватило чувство гнева и злобы против Гафур-бея.
– Что с тобой, Шпреса? Снова плохие вести?
Шпреса протянула письмо.
Ее однокурсница, высокая девушка с тонким, сухощавым лицом и распущенными по плечам темными волосами, прочла письмо и гневно сжала кулаки:
– Какая мерзость!
– Откуда только берутся на свете такие чудовища! – воскликнула Шпреса.
– Да что там! У этих чудовищ еще и власть в руках.
– А каков следователь! Не поверил в преступление этого негодяя!
– Скажи лучше, не захотел поверить. Они все друг с другом заодно.
– Подлые!
– Да разве в них только дело!
– А в ком же еще?
Девушка посмотрела Шпресе в глаза и, понизив голос, сказала:
– В системе! У нас сама система подлая… Да что с тобой говорить! Ты ведь, по-моему, не интересуешься этим.
– Ты, Назиме, говоришь, прямо как мой брат. Он тоже, чуть что, во всем, говорит, виноват режим.
– И очень верно говорит. Как зовут твоего брата?
– Скэндер.
– Скэндер? Скэндер Петани, – повторила она, стараясь припомнить. – Почему ты никогда мне о нем не рассказывала?
– Ну как же? Не помнишь разве, я тебе говорила, что он уехал во Францию.
– Да, но я же не знала, что мы с ним думаем одинаково, – улыбнувшись, возразила Назиме. – Я думала, он на тебя похож, ты ведь и знать не хочешь, что творится вокруг.
– Он совсем другой. Он столько всего знает.
– Твой брат совершенно прав, обвиняя во всем режим. Вот, например, трагедия, случившаяся с твоей подругой. Ты, наверно, думаешь, что это единичный случай? Нет. Пока существует этот режим, беи будут безнаказанно творить все, что им вздумается. А как же иначе, если сам их хозяин подает пример?
– О ком ты?
– Сама понимаешь, о ком!
– Не верю!
– А ты знаешь, Шпреса, что произошло с Тямилей? Почему она бросила учебу?
– Вышла замуж за офицера, вот и бросила.
– Ну, уж прямо из-за этого!
– А что с ней такое случилось?
– Я расскажу, только странно, как ты ничего не знаешь. Весь институт знает.
– А я не знаю.
– Отец Тямили был офицером и участвовал в Фиерском восстании. Его схватили и должны были приговорить к смертной казни. Тямилю выгнали бы из института. Но тут вмешался господин Луидь.
– Господин Луидь?
– Да, наш почтенный профессор.
– Неужели он пользуется таким влиянием?
– А ты знаешь, кто такой господин Луидь?
– Наш преподаватель-наставник…
– Сводник его высокого величества, вот кто он.
– Да что ты!
– Его для этого здесь и держат.
– Ну и дальше что было?
– Подходит господин Луидь к Тямиле да и говорит ей сладким голоском – он, когда надо, таким добреньким прикинется. „Его высокое величество, наш августейший король, – говорит, – милосерден. И я тоже хочу тебе помочь. Пиши прошение, умоляй об аудиенции. У меня есть знакомые при дворе, они устроят такую встречу. Уж он тебя наверняка пожалеет, твой отец будет помилован. А тебя из института не исключат“. – Назиме рассказывала все это, подражая манере господина Луидя, лицо ее исказилось гримасой отвращения. – Эта дурочка и согласилась. Пошла во дворец. А во дворце, Шпреса, как у Шекспира: „И если нечего терять девицам, кроме этого названья, он и его похитит“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88