– Мы это еще продумаем, Нуредин-бей, – закончил дискуссию президент и продолжил давать указания.
– Вы, господин Котта, Муса-эфенди и Джафер-бей подготовите роспуск парламента и выборы в учредительное собрание. Гафур-бей и Нуредин-бей займутся печатью и организацией церемониала. Господин Фейзи-бей изыщет необходимые средства. Что касается Абдуррахмана, – сказал президент, смягчая тон, – то он поможет нашему делу в горах, среди байрактаров и родовой знати. Согласен?
– Как бог свят!
Покидали дворец на рассвете. Адъютант в аксельбантах и золотых галунах проводил их до больших решетчатых ворот и отдал честь. Они, ухмыляясь, отсалютовали в ответ. Только Муса Юка не ответил и направился прямо к машине, бросив на него из-под кустистых бровей косой взгляд. Но адъютант этого не заметил.
III
Нуредин-бей Горица низко поклонился. Его превосходительство президент даже не поднял головы.
Нуредин-бей почувствовал себя оскорбленным и в ожидании застыл у двери.
Уже не впервые президент разыгрывал такую шутку с Нуредин-беем: заставлял его стоять столбом несколько минут, словно не замечая его присутствия. Это бесило Нуредин-бея. Он считал себя во всех отношениях выше «этого неотесанного горца». Его знатный род насчитывает несколько пашей и придворных султана. Отец его был преуспевающим дипломатом Империи, сам он сформировался как политик при королевских дворах Европы. Как жаль, что пала Империя! Если бы не это, он был бы сейчас по крайней мере послом в каком-нибудь государстве Запада, а может, занимал бы другой высокий пост, был бы, например – почему бы и нет? – министром. Он считал себя прирожденным дипломатом и похвалялся, что в былые времена обводил вокруг пальца самых хитроумных политиков Европы. Он мечтал возобновить свою дипломатическую карьеру, снова возглавить какую-нибудь миссию за границей, и хотя теперь представлял бы крохотное государство, не имеющее никакого веса на международной арене, но какое это имеет значение. А «неотесанный байрактар» мешал ему осуществить эту мечту, не отпускал его от себя, называя «своим главным советником», выматывал всю душу своей «доверительностью», часто советуясь с ним даже по самым интимным вопросам. Нуредин-бей был зол и на самого себя. Поступая на службу к «этому неучу», он рассчитывал, что со своим опытом, образованием и способностями станет вертеть им, как захочет, сделает его своей марионеткой, но из этого ничего не вышло. Всякий раз, когда Нуредин-бей был уверен, что поймал его, неотесанный байрактар выскальзывал, как уж. Все получалось наоборот: самого Нуредин-бея использовали в качестве слуги. Казалось, президент вел себя с ним по-свойски, а все же умудрялся сохранить дистанцию и в нужный момент поставить Нуредин-бея на место, дав понять, кто президент, а кто подчиненный. Вот один из его приемов: несколько минут будто не замечает стоящего Нуредин-бея, заставляя его понять и почувствовать, что он всего лишь чиновник в аппарате президента. «Зачем он так старается подчеркнуть разницу в нашем положении? – задавал себе вопрос Нуредин-бей. – Почему бы ему не поручить мне какой-нибудь важный пост, ведь у меня такой опыт! Как подумаешь, что за мелкая сошка, неучи, первостатейные скоты входят в кабинет министров, а я, с моим умом и талантом, всего лишь полуофициальный советник, – лопнуть можно от злости. Не доверяет он мне, что ли? Да нет. Здесь, видимо, не в доверии дело. Если вспомнить беседы с ним тет-а-тет, то кажется, что он очень даже доверяет мне. У кого еще он спрашивает совета по всем щекотливым вопросам? Ничего не понимаю! Вот уж действительно, гораздо сложнее понять невежу, неуча, чем культурного человека. Неуч, как ребенок, все делает по наитию, как ему вздумается. Нет, пора с этим кончать. Попрошу, пусть назначит меня в какую-нибудь миссию за границей; все равно где, лишь бы подальше от него, подальше от этой публики, от этой страны…»
Его превосходительство кончил писать, положил перо на стол, поднял голову и, словно только сейчас заметив присутствие своего советника, встал с улыбкой:
– Прошу вас, Нуредин-бей.
Это тоже бесило Нуредин-бея. Сперва продержит его на ногах несколько минут, а потом ведет себя как равный с равным, совсем по-другому, чем с остальными. Поди раскуси его!
– Я позвал вас, Нуредин-бей, чтобы обсудить очень деликатный вопрос. Вы же знаете, говорить об этом, кроме вас, мне не с кем. Вы единственный из моих товарищей, кто может дать дельный совет.
Нуредин-бей поклонился, давая понять, что находится в полном распоряжении его превосходительства.
– Как вам известно, – неторопливо продолжал президент, попыхивая сигаретой, – все идет так, как было задумано. Господин Кочо Котта и Муса-эфенди готовят роспуск парламента; Гафур-бей обрабатывает общественность; Абдуррахман отправился в горы совещаться с тамошней знатью. За это время мы мобилизовали и других людей, преданных нашему делу. Остается лишь несколько мелочей, но мелочей очень тонких. Однако прежде посмотрите этот проект амнистии. Что вы о нем думаете? Так ли уж необходимо объявлять амнистию?
– Я считаю, необходимо, ваше превосходительство, – сказал Нуредин-бей. – Она произведет благоприятное впечатление на великие державы, так как покажет им, что вы не страшитесь внутренних врагов. С другой стороны, ее с одобрением воспримет народ, он воочию убедится в вашем либерализме и великодушии. Нам следует время от времени делать народу такие уступки. По-моему, мы должны действовать, как рыболовы, когда клюет большая рыбина: до тех пор отпускать и подтягивать леску, пока рыба не устанет, а тогда вытаскивать ее на берег. Тянуть же беспрерывно нельзя, леска может лопнуть.
Президент чуть помедлил в раздумье, потом подписал лежавшую перед ним бумагу.
– Ладно, Нуредин-бей, с этим покончено. Теперь перейдем к другому вопросу. Вы знаете Ферид-бея Каменицу?
– Да.
– Насколько мне известно, вы даже родственники?
– Да, ваше превосходительство, мы троюродные братья.
– В таком случае с вами я могу говорить откровенно. Я был высокого мнения о Ферид-бее, уважал его как патриота, как известного журналиста и труженика на ниве албанской словесности. Как вы знаете, со своей стороны я сделал все, чтобы сблизиться с ним, и был готов предложить ему любую должность, любую помощь, только бы он согласился сотрудничать со мной. Однако до сих пор Ферид-бей не только не принял моих предложений, но и выступает против меня в прессе. Он, несомненно, попал под влияние моих противников. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы так не беспокоился, но ведь Ферид-бей – человек известный, пользуется большим авторитетом как политик, прекрасно владеющий пером. Вы-то знаете, что все его нападки – клевета, но многие верят тому, что он пишет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88