Прислонившись спиной к книжному шкафу, он глубоко вздохнул, но тут же закашлялся и мгновенно вытер розовую пену, выступившую у него на губах. Эль-Калаам нагнулся и повернул ладонь Джеймса вверх.
— Кровь, — произнес он, и в ту же секунду Джеймс вырвал руку и провел ею о рубашку. Хэтер сдавленно вскрикнула и закрыла глаза.
— Я знаю кое-что о войне и солдатах, — промолвил Джеймс, даже не взглянув на жену.
— Неужели, — Эль-Калаам приставил дуло «узи» к груди Джеймса и, раздвинув ворот рубашки, заглянул под нее. Его лицо при этом оставалось непроницательным. — Откуда же?
— Я родился и вырос на баррикадах Белфаста, — ответил Джеймс. Его голова откинулась назад, веки опустились.
— Не надо, Джеми, — с трудом произнесла Хэтер. — Тебе нельзя напрягаться.
Рита сделала движение, собираясь заставить ее замолчать, но Эль-Калаам, махнув рукой, остановил свою помощницу.
— Не надо, — сказал он спокойно. — Пусть говорит, что хочет. Он расскажет мне..., — он присел на корточки перед раненым. — Правда?
Глаза Джеймса открылись, он посмотрел на Эль-Калаама.
— Значит на баррикадах, — тихо сказал тот. — Ты вырос на баррикадах Белфаста.
— Да, на баррикадах, — эхом отозвался Джеймс. — Там, куда пришли проклятые англичане вместе со своими протестантскими прихвостнями и стукачами, чтобы мучить и убивать молодых ребят, сражавшихся за свободу своей родины.
Волчья улыбка расплылась на лице Эль-Калаама. Он обернулся и кинул взгляд на Маккинона и Дэвидсона.
— Не желают ли эти два английских джентльмена подойти поближе? Не угодно ли им послушать о зверствах, чинимых их правительством по отношению к ирландским католикам?
На бледных лицах Маккинона и Дэвидсона застыло стоическое выражение.
— Мы живем с сознанием этого каждый день, — ответил Дэвидсон. — Это одно из обстоятельств нашей жизни.
— Только посмотри на них, — обратился Эль-Калаам к Джеймсу. — Ты видишь, как легко они оправдывают свои грехи?
— Грехи есть у каждого из нас, — тихо возразил Джеймс. — Я покинул Белфаст, потому что знал, что мой бизнес в Штатах принесет больше пользы. — Он взглянул на Хэтер. — Ты ведь знаешь, любимая, куда идет большая часть нашей прибыли. — Она вновь закрыла глаза, но не смогла удержаться от слез.
— В казну Ирландской Республиканской Армии, не так ли? — Эль-Калаам кивнул. Потом он вновь наклонил голову и заглянул в измученное лицо Джеймса. — Но вот что мне любопытно. В этом ли подлинная причина того, что ты уехал?
— Кажется, в глубине души я сам всегда подозревал себя в трусости. Мой брат и муж сестры, сражавшиеся с протестантами... умерли за свои идеалы. У нас не было ни шиллинга за душой... и они отдали свои жизни. Они сделали свой выбор. Теперь я сделал свой.
— Выбор? — в голосе Эль-Калаама послышалось удивление. — Какой выбор?
Джеймс помолчал, потом взглянул ему прямо в глаза и ответил:
— Выбор между защитой чести и покорностью перед беззаконием.
Эль-Калаам пристально посмотрел на него и, поднявшись на ноги, попятился назад.
— Вы знаете, а он прав, — воскликнул Кен Рудд, не обращая внимания на истерические предостережения Томаса.
— Что ты делаешь? — хрипло шептал тот. — Ты сошел с ума? Или ты не видел, что случилось с Рене Луче?
Рудд окинул его ледяным взглядом. Эль-Калаам резко повернулся и очутился лицом к лицу с помощником госсекретаря.
— Слова, — сказал он. — Одни пустые слова.
— Уже более двухсот лет американцы жили и умирали за слова, — ответил Рудд. — Свобода, справедливость...
— Я покажу тебе, что значат слова, — презрительно перебил его Эль-Калаам и, сделав короткий жест, крикнул: — Рита!
Высокая женщина вынырнула из-за спины Рейчел, на ходу снимая с плеча автомат.
— Что вы собираетесь сделать? — спросила Рейчел с широко открытыми глазами.
— Тихо! — прошипел Малагез, наводя на нее автомат. — Стой, где стоишь и смотри.
— Я не хочу смотреть на это!
— Ага, видите, — сказал Фесси, улыбаясь. — У евреев нет ни капли мужества.
— Избавьте ее от этого, — неожиданно произнес Бок, молчавший все это время. — Подобные вещи не должны касаться женщин.
— Ты видишь, — обратился Эль-Калаам к Рудду, — все эти разговоры — только пустая трата времени. Лишь действия производят впечатление.
Пока он говорил, Рита успела привести дворецкого, который находился вместе с остальными заложниками. Это был худой, заметно сутулящийся, человек с лысиной на макушке. Его глаза дико вращались, а тело била крупная дрожь.
— Что вы задумали?
— Джеймс знает, что сейчас произойдет, не так ли? Джеймс?
Голова Джеймса бессильно свесилась на грудь. Он сидел, уставившись в одну точку на противоположной стене, никак не реагируя на вопрос, обращенный к нему.
— Что происходит? Эль-Калаам... — Истерический лай Томаса заглушил вопрос Рудда.
— Заткнешься ты, наконец, или нет! — госсекретарь зажмурил глаза. — Умолкни, и они оставят нас в покое!
Рита вывела перепуганного насмерть дворецкого на самую середину гостиной и отступила назад. С резким щелчком она сняла свой автомат с предохранителя.
— Ради всего святого! — воскликнул Эмулер. Горничная ударилась в слезы, Сюзан слабо всхлипнула.
— Это не способ..., — начал Дэвидсон.
Раздался громкий треск автоматной очереди, заставивший всех подпрыгнуть на месте. Хэтер громко вскрикнула. Тело дворецкого развернуло и отбросило к дальней стене. Кровь бурным потоком хлынула из его ран. Рита вновь нажала на курок. Грохот выстрелов оглушил всех присутствовавших. Дворецкий широко раскинул руки, хватаясь пальцами за воздух. Его тело дергалось в предсмертной агонии; глаза закатились глубоко внутрь черепа. Вся его одежда была залита кровью. Ноги его подогнулись, и он грузно осел вдоль стены, оставляя на обоях широкую кровавую полосу.
Плач горничной — молодой блондинки со слишком большим количеством косметики на лице — перешел в жалобное подвывание. Точно повинуясь молчаливому приказу, остальные заложники стали медленно отодвигаться от нее. В невыразимом ужасе они жались в кучу напротив камина.
Рита развернулась. Дуло автомата вновь изрыгнуло оранжевое пламя, и горничная словно прыгнула спиной назад. Ударившись лопатками о мраморную каминную полку, она прогнулась вперед. Ее рот открылся, но из него не вылетело ни звука. Она рухнула на колени, скребя пальцами по полу, точно когтями, качнулась и упала на бок.
— Порядок, — произнес Эль-Калаам, едва видный в пороховом дыму, заполнившим комнату. — Теперь вы знаете, что следует принимать всерьез. Слова для нас — пустые звуки; смелость — бесполезная вещь перед лицом силы, которой мы обладаем. Она безгранична и неодолима.
Он обвел взглядом комнату, словно насыщаясь безграничным животным страхом, запечатленным на лицах заложников, и довольно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
— Кровь, — произнес он, и в ту же секунду Джеймс вырвал руку и провел ею о рубашку. Хэтер сдавленно вскрикнула и закрыла глаза.
— Я знаю кое-что о войне и солдатах, — промолвил Джеймс, даже не взглянув на жену.
— Неужели, — Эль-Калаам приставил дуло «узи» к груди Джеймса и, раздвинув ворот рубашки, заглянул под нее. Его лицо при этом оставалось непроницательным. — Откуда же?
— Я родился и вырос на баррикадах Белфаста, — ответил Джеймс. Его голова откинулась назад, веки опустились.
— Не надо, Джеми, — с трудом произнесла Хэтер. — Тебе нельзя напрягаться.
Рита сделала движение, собираясь заставить ее замолчать, но Эль-Калаам, махнув рукой, остановил свою помощницу.
— Не надо, — сказал он спокойно. — Пусть говорит, что хочет. Он расскажет мне..., — он присел на корточки перед раненым. — Правда?
Глаза Джеймса открылись, он посмотрел на Эль-Калаама.
— Значит на баррикадах, — тихо сказал тот. — Ты вырос на баррикадах Белфаста.
— Да, на баррикадах, — эхом отозвался Джеймс. — Там, куда пришли проклятые англичане вместе со своими протестантскими прихвостнями и стукачами, чтобы мучить и убивать молодых ребят, сражавшихся за свободу своей родины.
Волчья улыбка расплылась на лице Эль-Калаама. Он обернулся и кинул взгляд на Маккинона и Дэвидсона.
— Не желают ли эти два английских джентльмена подойти поближе? Не угодно ли им послушать о зверствах, чинимых их правительством по отношению к ирландским католикам?
На бледных лицах Маккинона и Дэвидсона застыло стоическое выражение.
— Мы живем с сознанием этого каждый день, — ответил Дэвидсон. — Это одно из обстоятельств нашей жизни.
— Только посмотри на них, — обратился Эль-Калаам к Джеймсу. — Ты видишь, как легко они оправдывают свои грехи?
— Грехи есть у каждого из нас, — тихо возразил Джеймс. — Я покинул Белфаст, потому что знал, что мой бизнес в Штатах принесет больше пользы. — Он взглянул на Хэтер. — Ты ведь знаешь, любимая, куда идет большая часть нашей прибыли. — Она вновь закрыла глаза, но не смогла удержаться от слез.
— В казну Ирландской Республиканской Армии, не так ли? — Эль-Калаам кивнул. Потом он вновь наклонил голову и заглянул в измученное лицо Джеймса. — Но вот что мне любопытно. В этом ли подлинная причина того, что ты уехал?
— Кажется, в глубине души я сам всегда подозревал себя в трусости. Мой брат и муж сестры, сражавшиеся с протестантами... умерли за свои идеалы. У нас не было ни шиллинга за душой... и они отдали свои жизни. Они сделали свой выбор. Теперь я сделал свой.
— Выбор? — в голосе Эль-Калаама послышалось удивление. — Какой выбор?
Джеймс помолчал, потом взглянул ему прямо в глаза и ответил:
— Выбор между защитой чести и покорностью перед беззаконием.
Эль-Калаам пристально посмотрел на него и, поднявшись на ноги, попятился назад.
— Вы знаете, а он прав, — воскликнул Кен Рудд, не обращая внимания на истерические предостережения Томаса.
— Что ты делаешь? — хрипло шептал тот. — Ты сошел с ума? Или ты не видел, что случилось с Рене Луче?
Рудд окинул его ледяным взглядом. Эль-Калаам резко повернулся и очутился лицом к лицу с помощником госсекретаря.
— Слова, — сказал он. — Одни пустые слова.
— Уже более двухсот лет американцы жили и умирали за слова, — ответил Рудд. — Свобода, справедливость...
— Я покажу тебе, что значат слова, — презрительно перебил его Эль-Калаам и, сделав короткий жест, крикнул: — Рита!
Высокая женщина вынырнула из-за спины Рейчел, на ходу снимая с плеча автомат.
— Что вы собираетесь сделать? — спросила Рейчел с широко открытыми глазами.
— Тихо! — прошипел Малагез, наводя на нее автомат. — Стой, где стоишь и смотри.
— Я не хочу смотреть на это!
— Ага, видите, — сказал Фесси, улыбаясь. — У евреев нет ни капли мужества.
— Избавьте ее от этого, — неожиданно произнес Бок, молчавший все это время. — Подобные вещи не должны касаться женщин.
— Ты видишь, — обратился Эль-Калаам к Рудду, — все эти разговоры — только пустая трата времени. Лишь действия производят впечатление.
Пока он говорил, Рита успела привести дворецкого, который находился вместе с остальными заложниками. Это был худой, заметно сутулящийся, человек с лысиной на макушке. Его глаза дико вращались, а тело била крупная дрожь.
— Что вы задумали?
— Джеймс знает, что сейчас произойдет, не так ли? Джеймс?
Голова Джеймса бессильно свесилась на грудь. Он сидел, уставившись в одну точку на противоположной стене, никак не реагируя на вопрос, обращенный к нему.
— Что происходит? Эль-Калаам... — Истерический лай Томаса заглушил вопрос Рудда.
— Заткнешься ты, наконец, или нет! — госсекретарь зажмурил глаза. — Умолкни, и они оставят нас в покое!
Рита вывела перепуганного насмерть дворецкого на самую середину гостиной и отступила назад. С резким щелчком она сняла свой автомат с предохранителя.
— Ради всего святого! — воскликнул Эмулер. Горничная ударилась в слезы, Сюзан слабо всхлипнула.
— Это не способ..., — начал Дэвидсон.
Раздался громкий треск автоматной очереди, заставивший всех подпрыгнуть на месте. Хэтер громко вскрикнула. Тело дворецкого развернуло и отбросило к дальней стене. Кровь бурным потоком хлынула из его ран. Рита вновь нажала на курок. Грохот выстрелов оглушил всех присутствовавших. Дворецкий широко раскинул руки, хватаясь пальцами за воздух. Его тело дергалось в предсмертной агонии; глаза закатились глубоко внутрь черепа. Вся его одежда была залита кровью. Ноги его подогнулись, и он грузно осел вдоль стены, оставляя на обоях широкую кровавую полосу.
Плач горничной — молодой блондинки со слишком большим количеством косметики на лице — перешел в жалобное подвывание. Точно повинуясь молчаливому приказу, остальные заложники стали медленно отодвигаться от нее. В невыразимом ужасе они жались в кучу напротив камина.
Рита развернулась. Дуло автомата вновь изрыгнуло оранжевое пламя, и горничная словно прыгнула спиной назад. Ударившись лопатками о мраморную каминную полку, она прогнулась вперед. Ее рот открылся, но из него не вылетело ни звука. Она рухнула на колени, скребя пальцами по полу, точно когтями, качнулась и упала на бок.
— Порядок, — произнес Эль-Калаам, едва видный в пороховом дыму, заполнившим комнату. — Теперь вы знаете, что следует принимать всерьез. Слова для нас — пустые звуки; смелость — бесполезная вещь перед лицом силы, которой мы обладаем. Она безгранична и неодолима.
Он обвел взглядом комнату, словно насыщаясь безграничным животным страхом, запечатленным на лицах заложников, и довольно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193