Резкий флюоресцирующий свет падал из углублений в отделанном звуконепроницаемой плиткой потолке. В одном углу, где находилась вентиляционная решетка, плитки почернели, точно от огня.
Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»
— Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, — ответила Дайна.
— Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?
— В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.
Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:
— Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. — Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. — У нас у всех есть проблемы.
— Если это шутка, — холодно заметила Дайна, — то она крайне неудачна.
— Я никогда не шучу.
— Интересно, — спросила она, приближаясь к нему. — В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?
Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.
— Мне нравится одеваться хорошо.
— Что случится, когда ты разведешься с женой? — Ее вопрос походил на плевок. — Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.
Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.
— Это не смешно.
— Я и не думала шутить. — Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил закатил ей пощечину. Да, именно это ей было нужно, потому что тогда она смогла бы с чистой совестью уйти отсюда и больше никогда не видеть его. Вдруг она вспомнила о Мэгги. Могла ли она доверять Мейеру, обещавшему помочь ей? «Мне плевать на все это теперь!» — в отчаянии мысленно крикнула она, зная, что лжет самой себе.
Бонстил улыбнулся.
— Я знаю, что тебе пришлось испытать во время нашего телефонного разговора. Поверь, мне искренне жаль, что так вышло.
— Неужели?
— Правда. Это было необходимо. Я должен был убедиться, знала ты или нет.
— Ты хочешь сказать, что не понял с самого начала?
— Подумай, ведь ты актриса, не так ли? Ты и Крис Керр словно две горошины из одного стручка. Откуда я мог знать, что ты не покрываешь его наркотические увлечения, увязнув в этом сама?
— Можешь поискать у меня следы уколов, — с этими словами она подняла руки.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, не шевелясь.
— Я знаю, где тебе довелось побывать, — сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
— Знаешь?
— Да. Для этого я должен был капнуть довольно глубоко.
— Ты не знаешь всего.
— Ну и что? — Он пожал плечами. — В таких местах с людьми нередко случаются очень любопытные вещи. Не которые выходят оттуда, попав в зависимость. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Морфий или героин.
— Да, что-то в этом роде.
— Я чиста, мистер Ищейка.
Он рассмеялся.
— Господи! Прости, что я доставил тебе столько неприятностей. — Он вернулся за стол и закрыл все папки. — Эндрюс прав насчет тебя, — сказал он, не поднимая глаз.
— Спасибо.
— Слушай, а ты снимаешься сегодня? Это место слишком грязное для допроса такой леди.
— Я занята на площадке только после обеда. Сегодня с утра снимают какие-то трюки с участием каскадеров.
— Черт возьми, мне было известно даже это. — Подойдя к двери, он взял Дайну за руку. — Давай на некоторое время вернемся домой.
— Патологический?
— Да.
— Ты уверена, что он выразился именно так?
— Разумеется, уверена.
— Что какой-то тупой телохранитель может знать о патологии?
Бонстил обращал этот вопрос главным образом к себе, и Дайна не была уверена, что до его сознания дошли ее слова.
— Я думаю, что он совсем не тупой.
Поднявшись с низкого кресла, Бонстил подошел к пианино, стоявшему на другом конце гостиной. Усевшись за него, он посмотрел на открытые ноты какого-то произведения Вивальди, стоявшие на пюпитре, и вдруг заиграл. Он не обладал ни техникой, ни одаренностью своей дочери, но сыграл всю пьесу от начала до конца без запинаний и ошибок.
Дайна рассказала ему о вечеринке после концерта, о смерти Найла — Бонстила интересовало, не была ли она как-то связана с убийством Мэгги, — о допросе в полиции, о своих показаниях и обо всем, что ей было известно в связи с этим делом. Лейтенант слушал ее с особым, даже несколько необычным вниманием; его глаза ярко горели под полуопущенными веками, в то время как он жадно поглощал информацию.
Дайна повторила слова Тай, сказанные той на вечеринке: «Она была чужой среди нас, так же как и ты. Она нарушила закон и погибла», однако Бонстил, казалось, пропустил их мимо ушей и попросил ее повторить то, что Силка говорил о Найджеле. «Он был сумасшедшим в те дни, — сказала Дайна. — Однако, они все были такими: и Крис, и Найджел, и Ион».
— Да, сумасшедшими, так он сказал. Однако у одного из них это стало патологией. Мы ведь знаем, как наркотики сделали Иона психопатом, так что его неврозы разрослись сверх всякой меры.
— Выслушав все это, Бонстил сел играть. Нажав последний аккорд, он задержал его и не отнимал пальцев от клавиш, пока не замер последний звук, молча глядя на фотографию дочери.
— Это ее любимое произведение? — поинтересовалась Дайна.
— Что? О нет! — Он рассеянно улыбнулся. — Мое любимое. Сара молится на Моцарта.
— Бобби, — сказала Дайна, облокотившись на край пианино. — Объясни мне, почему ты никак не отреагировал на слова Тай относительно смерти Мэгги.
— Ты считаешь, что я должен поверить, будто Тай напустила на нее колдовские чары? — Он фыркнул.
— Я имела в виду нечто иное.
— Я не верю в магию, предоставляя это увлечение поклонникам Стивена Кинга.
— Что если Тай убила Мэгги? Он взглянул на нее.
— Она не способна на это.
— У нее полно злобы в душе.
— Я говорю о ее теле. Физически она недостаточно сильна, чтобы совершить то, что сделали с Мэгги. Это было под силу только мужчине. — Он провел ладонями вдоль клавиш, словно стирая с них пыль. — Кроме того, я не принимаю в расчет почти ничего из того, что она говорила тебе.
— Почему?
— Потому, — медленно протянул он, — что она любит тебя.
Дайна расхохоталась.
— Перестань. Она ненавидит меня лютой ненавистью. — Однако, произнося эти слова, она почувствовала, как судорога пробежала по низу ее живота.
— Подумай об этом, как следует, — Бонстил внимательно изучал выражение на ее лице. — Как ты полагаешь, что может испугать женщину больше всего на свете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»
— Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, — ответила Дайна.
— Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?
— В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.
Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:
— Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. — Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. — У нас у всех есть проблемы.
— Если это шутка, — холодно заметила Дайна, — то она крайне неудачна.
— Я никогда не шучу.
— Интересно, — спросила она, приближаясь к нему. — В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?
Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.
— Мне нравится одеваться хорошо.
— Что случится, когда ты разведешься с женой? — Ее вопрос походил на плевок. — Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.
Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.
— Это не смешно.
— Я и не думала шутить. — Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил закатил ей пощечину. Да, именно это ей было нужно, потому что тогда она смогла бы с чистой совестью уйти отсюда и больше никогда не видеть его. Вдруг она вспомнила о Мэгги. Могла ли она доверять Мейеру, обещавшему помочь ей? «Мне плевать на все это теперь!» — в отчаянии мысленно крикнула она, зная, что лжет самой себе.
Бонстил улыбнулся.
— Я знаю, что тебе пришлось испытать во время нашего телефонного разговора. Поверь, мне искренне жаль, что так вышло.
— Неужели?
— Правда. Это было необходимо. Я должен был убедиться, знала ты или нет.
— Ты хочешь сказать, что не понял с самого начала?
— Подумай, ведь ты актриса, не так ли? Ты и Крис Керр словно две горошины из одного стручка. Откуда я мог знать, что ты не покрываешь его наркотические увлечения, увязнув в этом сама?
— Можешь поискать у меня следы уколов, — с этими словами она подняла руки.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, не шевелясь.
— Я знаю, где тебе довелось побывать, — сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
— Знаешь?
— Да. Для этого я должен был капнуть довольно глубоко.
— Ты не знаешь всего.
— Ну и что? — Он пожал плечами. — В таких местах с людьми нередко случаются очень любопытные вещи. Не которые выходят оттуда, попав в зависимость. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Морфий или героин.
— Да, что-то в этом роде.
— Я чиста, мистер Ищейка.
Он рассмеялся.
— Господи! Прости, что я доставил тебе столько неприятностей. — Он вернулся за стол и закрыл все папки. — Эндрюс прав насчет тебя, — сказал он, не поднимая глаз.
— Спасибо.
— Слушай, а ты снимаешься сегодня? Это место слишком грязное для допроса такой леди.
— Я занята на площадке только после обеда. Сегодня с утра снимают какие-то трюки с участием каскадеров.
— Черт возьми, мне было известно даже это. — Подойдя к двери, он взял Дайну за руку. — Давай на некоторое время вернемся домой.
— Патологический?
— Да.
— Ты уверена, что он выразился именно так?
— Разумеется, уверена.
— Что какой-то тупой телохранитель может знать о патологии?
Бонстил обращал этот вопрос главным образом к себе, и Дайна не была уверена, что до его сознания дошли ее слова.
— Я думаю, что он совсем не тупой.
Поднявшись с низкого кресла, Бонстил подошел к пианино, стоявшему на другом конце гостиной. Усевшись за него, он посмотрел на открытые ноты какого-то произведения Вивальди, стоявшие на пюпитре, и вдруг заиграл. Он не обладал ни техникой, ни одаренностью своей дочери, но сыграл всю пьесу от начала до конца без запинаний и ошибок.
Дайна рассказала ему о вечеринке после концерта, о смерти Найла — Бонстила интересовало, не была ли она как-то связана с убийством Мэгги, — о допросе в полиции, о своих показаниях и обо всем, что ей было известно в связи с этим делом. Лейтенант слушал ее с особым, даже несколько необычным вниманием; его глаза ярко горели под полуопущенными веками, в то время как он жадно поглощал информацию.
Дайна повторила слова Тай, сказанные той на вечеринке: «Она была чужой среди нас, так же как и ты. Она нарушила закон и погибла», однако Бонстил, казалось, пропустил их мимо ушей и попросил ее повторить то, что Силка говорил о Найджеле. «Он был сумасшедшим в те дни, — сказала Дайна. — Однако, они все были такими: и Крис, и Найджел, и Ион».
— Да, сумасшедшими, так он сказал. Однако у одного из них это стало патологией. Мы ведь знаем, как наркотики сделали Иона психопатом, так что его неврозы разрослись сверх всякой меры.
— Выслушав все это, Бонстил сел играть. Нажав последний аккорд, он задержал его и не отнимал пальцев от клавиш, пока не замер последний звук, молча глядя на фотографию дочери.
— Это ее любимое произведение? — поинтересовалась Дайна.
— Что? О нет! — Он рассеянно улыбнулся. — Мое любимое. Сара молится на Моцарта.
— Бобби, — сказала Дайна, облокотившись на край пианино. — Объясни мне, почему ты никак не отреагировал на слова Тай относительно смерти Мэгги.
— Ты считаешь, что я должен поверить, будто Тай напустила на нее колдовские чары? — Он фыркнул.
— Я имела в виду нечто иное.
— Я не верю в магию, предоставляя это увлечение поклонникам Стивена Кинга.
— Что если Тай убила Мэгги? Он взглянул на нее.
— Она не способна на это.
— У нее полно злобы в душе.
— Я говорю о ее теле. Физически она недостаточно сильна, чтобы совершить то, что сделали с Мэгги. Это было под силу только мужчине. — Он провел ладонями вдоль клавиш, словно стирая с них пыль. — Кроме того, я не принимаю в расчет почти ничего из того, что она говорила тебе.
— Почему?
— Потому, — медленно протянул он, — что она любит тебя.
Дайна расхохоталась.
— Перестань. Она ненавидит меня лютой ненавистью. — Однако, произнося эти слова, она почувствовала, как судорога пробежала по низу ее живота.
— Подумай об этом, как следует, — Бонстил внимательно изучал выражение на ее лице. — Как ты полагаешь, что может испугать женщину больше всего на свете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193