Холодными зимами курдские крестьяне теснились в своих жалких хибарках. Отсюда было недалеко и до города Халабжа, до сих пор не оправившегося от потрясения. В 1988 году Саддам приказал покарать семьдесят тысяч жителей городка за то, что они якобы помогали иранцам.
Когда его артиллерия замолчала, пять тысяч «курдских собак» были убиты, а еще семь тысяч изувечены на всю жизнь. На Хуссейна особенно большое впечатление произвели результаты обстрела снарядами, начиненными синильной кислотой. Он щедро вознаградил немецкие компании, помогавшие освоить производство не только этого газа, но и нервно-паралитических отравляющих веществ - табуна и зарина. Немцы честно заработали свои деньги; табун и зарин не так уж сильно отличались от циклона В, который столь успешно применялся ими для уничтожения евреев несколько десятилетий назад. Не исключено, что отравляющие вещества скоро снова потребуются для той же цели.
Утром этого дня Саддам Хуссейн стоял перед окнами своей гардеробной, уставившись в одну точку. Вот уже шестнадцать лет он обладал огромной, практически неограниченной властью. Да, ему приходилось наказывать непокорных. Но и достижения были велики.
На развалинах Ниневии и Вавилона родился новый Ашурбанипал и Навуходоносор в одном лице. Те, кто покорились, легко усвоили эту истину. Другие никак не могли или не хотели понять очевидного; большей частью они давно мертвы. А нужно учить еще многих других. Но и они научатся, непременно научатся.
Хуссейн прислушивался к шуму вертолетов охраны, доносившемуся с юга, а тем временем личный камердинер президента суетился, тщательно расправляя в V-образном вырезе его военной куртки зеленый шейный платок. Хуссейну нравилось прикрывать шею: так меньше бросался в глаза слишком тяжелый подбородок. Когда с платком наконец было покончено, Хуссейн повязал поясной ремень с кобурой, в которой лежало его личное оружие - позолоченный пистолет «беретта» иракского производства. На заседаниях кабинета министров он уже прибегал к помощи «беретты» как последнего аргумента. Возможно, такое желание возникнет у него и на этот раз. Он всегда носил с собой свой пистолет.
В дверь постучался лакей. Он сообщил, что все вызванные им советники ждут его в конференц-зале. Хуссейн вошел в длинный зал с огромными окнами, из которых открывался вид на заснеженные холмы. Все дружно встали. Лишь в Сарсенге Хуссейна на время покидал страх перед покушением. Он знал, что дворец окружен тремя кольцами специальной президентской охраны Амн-аль-Хасс, которой командовал его родной сын Кусай, а потому никто не сможет подойти к огромным окнам. На крыше дворца были установлены французские зенитные ракеты «кроталь», а в небе над плоскогорьем кружили истребители.
Хуссейн уселся в кресло, скорее напоминавшее трон. Кресло стояло в центре Т-образного стола, посреди более короткой его части, По обе стороны от Хуссейна сидели два его самых верных помощника. Хуссейн требовал от подчиненных только одного - преданности. Полнейшей, рабской, собачьей преданности. Жизнь научила его, что преданных людей можно подразделять на три категории: на первом месте были члены его семьи, на втором - более отдаленные родственники, а на третьем - другие соплеменники. У арабов есть такая поговорка: «Я и мой брат - против нашего двоюродного брата; я и мой двоюродный брат - против всего мира». Хуссейн считал эту поговорку вполне справедливой. Так уж устроена жизнь.
Саддам Хуссейн вышел из трущоб крохотного городка Тикрита, в котором жили люди племени аль-тикрити. И теперь все правительственные учреждения Ирака были забиты родственниками и соплеменниками Хуссейна. Им прощались невежество, любые жестокости, любые ошибки, любые злоупотребления - до тех пор, пока они оставались преданными Саддаму. Его второй сын, психопат Юдай, до смерти забил слугу и был прощен.
По правую руку Хуссейна сидел Из-зат Ибрахим, его первый заместитель, а справа от него - Хуссейн Камиль, министр промышленности и военной техники, тот человек, который отвечал за обеспечение Ирака оружием. Слева от Хуссейна расположились премьер-министр Таха Рамадан и вице-примьер Садун Хаммади, истовый мусульманин-шиит. Саддам Хуссейн был суннитом, но к другим религиям - и только к религиям! - относился терпимо. Мусульманские обряды он соблюдал лишь в тех случаях, когда это было необходимо или выгодно, а во всем остальном религия его мало интересовала. Его министр иностранных дел Тарик Азиз был христианином. Ну и что? Он все равно выполнял все приказы Хуссейна.
За длинной частью стола ближе всего к Саддаму сидели генералы, командовавшие республиканской армией, пехотой, бронетанковыми частями, артиллерией и инженерными войсками. За ним расположились четыре эксперта; чтобы выслушать их доклады, Хуссейн и собрал это совещание.
Места справа заняли доктор Амер Саади, хороший инженер и заместитель Хуссейна Камиля, племянника президента, а также бригадный генерал Хассан Рахмани, возглавлявший отдел контразведки Мухабарата. Напротив них сидели Исмаил Убаиди, руководивший иностранным отделом, точнее секретной разведывательной службой Мухабарата, и бригадный генерал Омар Хатиб, шеф секретной полиции, или Амн-аль-Амма, от одного упоминания которой холодело сердце любого иракца.
Трое руководителей секретных служб четко делили свои обязанности. Доктор Убаиди организовывал шпионаж за рубежом, Рахмани вылавливал забравшихся в Ирак иностранных шпионов, а Хатиб наводил порядок среди иракцев, подавляя любую попытку создать оппозицию внутри страны с помощью широко разветвленной сети доносчиков и информаторов. Работу Хатибу существенно облегчал безмерный ужас, который порождали слухи о судьбе тех, кого он арестовывал и бросал в тюрьму Абу-Граиб (к западу от Багдада) или в свой собственный следственный изолятор, располагавшийся в подвалах штаб-квартиры Амн-аль-Амма и в шутку называвшийся «гимнастическим залом».
Саддаму Хуссейну не раз жаловались на жестокость шефа секретной полиции, но президент лишь усмехался и отмахивался от жалобщиков. Говорили, что он сам дал Хатибу прозвище «Аль Муазиб», что значит «мучитель». Разумеется, Хатиб был из племени аль-тикрити и останется верным президенту до конца.
Некоторые диктаторы предпочитают вовлекать в обсуждение щекотливых проблем как можно меньше людей. Саддам придерживался иного мнения; он считал, что если предстоит грязная работа, то в ней должны принять участие все. Тогда никто не может сказать, что он ничего не знал, что его руки не обагрены кровью. Президент как бы лишний раз напоминал своему окружению: если погибну я, то вместе со мной погибнете и все вы.
Когда все заняли свои места, президент кивнул племяннику, и тот предоставил слово доктору Саади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Когда его артиллерия замолчала, пять тысяч «курдских собак» были убиты, а еще семь тысяч изувечены на всю жизнь. На Хуссейна особенно большое впечатление произвели результаты обстрела снарядами, начиненными синильной кислотой. Он щедро вознаградил немецкие компании, помогавшие освоить производство не только этого газа, но и нервно-паралитических отравляющих веществ - табуна и зарина. Немцы честно заработали свои деньги; табун и зарин не так уж сильно отличались от циклона В, который столь успешно применялся ими для уничтожения евреев несколько десятилетий назад. Не исключено, что отравляющие вещества скоро снова потребуются для той же цели.
Утром этого дня Саддам Хуссейн стоял перед окнами своей гардеробной, уставившись в одну точку. Вот уже шестнадцать лет он обладал огромной, практически неограниченной властью. Да, ему приходилось наказывать непокорных. Но и достижения были велики.
На развалинах Ниневии и Вавилона родился новый Ашурбанипал и Навуходоносор в одном лице. Те, кто покорились, легко усвоили эту истину. Другие никак не могли или не хотели понять очевидного; большей частью они давно мертвы. А нужно учить еще многих других. Но и они научатся, непременно научатся.
Хуссейн прислушивался к шуму вертолетов охраны, доносившемуся с юга, а тем временем личный камердинер президента суетился, тщательно расправляя в V-образном вырезе его военной куртки зеленый шейный платок. Хуссейну нравилось прикрывать шею: так меньше бросался в глаза слишком тяжелый подбородок. Когда с платком наконец было покончено, Хуссейн повязал поясной ремень с кобурой, в которой лежало его личное оружие - позолоченный пистолет «беретта» иракского производства. На заседаниях кабинета министров он уже прибегал к помощи «беретты» как последнего аргумента. Возможно, такое желание возникнет у него и на этот раз. Он всегда носил с собой свой пистолет.
В дверь постучался лакей. Он сообщил, что все вызванные им советники ждут его в конференц-зале. Хуссейн вошел в длинный зал с огромными окнами, из которых открывался вид на заснеженные холмы. Все дружно встали. Лишь в Сарсенге Хуссейна на время покидал страх перед покушением. Он знал, что дворец окружен тремя кольцами специальной президентской охраны Амн-аль-Хасс, которой командовал его родной сын Кусай, а потому никто не сможет подойти к огромным окнам. На крыше дворца были установлены французские зенитные ракеты «кроталь», а в небе над плоскогорьем кружили истребители.
Хуссейн уселся в кресло, скорее напоминавшее трон. Кресло стояло в центре Т-образного стола, посреди более короткой его части, По обе стороны от Хуссейна сидели два его самых верных помощника. Хуссейн требовал от подчиненных только одного - преданности. Полнейшей, рабской, собачьей преданности. Жизнь научила его, что преданных людей можно подразделять на три категории: на первом месте были члены его семьи, на втором - более отдаленные родственники, а на третьем - другие соплеменники. У арабов есть такая поговорка: «Я и мой брат - против нашего двоюродного брата; я и мой двоюродный брат - против всего мира». Хуссейн считал эту поговорку вполне справедливой. Так уж устроена жизнь.
Саддам Хуссейн вышел из трущоб крохотного городка Тикрита, в котором жили люди племени аль-тикрити. И теперь все правительственные учреждения Ирака были забиты родственниками и соплеменниками Хуссейна. Им прощались невежество, любые жестокости, любые ошибки, любые злоупотребления - до тех пор, пока они оставались преданными Саддаму. Его второй сын, психопат Юдай, до смерти забил слугу и был прощен.
По правую руку Хуссейна сидел Из-зат Ибрахим, его первый заместитель, а справа от него - Хуссейн Камиль, министр промышленности и военной техники, тот человек, который отвечал за обеспечение Ирака оружием. Слева от Хуссейна расположились премьер-министр Таха Рамадан и вице-примьер Садун Хаммади, истовый мусульманин-шиит. Саддам Хуссейн был суннитом, но к другим религиям - и только к религиям! - относился терпимо. Мусульманские обряды он соблюдал лишь в тех случаях, когда это было необходимо или выгодно, а во всем остальном религия его мало интересовала. Его министр иностранных дел Тарик Азиз был христианином. Ну и что? Он все равно выполнял все приказы Хуссейна.
За длинной частью стола ближе всего к Саддаму сидели генералы, командовавшие республиканской армией, пехотой, бронетанковыми частями, артиллерией и инженерными войсками. За ним расположились четыре эксперта; чтобы выслушать их доклады, Хуссейн и собрал это совещание.
Места справа заняли доктор Амер Саади, хороший инженер и заместитель Хуссейна Камиля, племянника президента, а также бригадный генерал Хассан Рахмани, возглавлявший отдел контразведки Мухабарата. Напротив них сидели Исмаил Убаиди, руководивший иностранным отделом, точнее секретной разведывательной службой Мухабарата, и бригадный генерал Омар Хатиб, шеф секретной полиции, или Амн-аль-Амма, от одного упоминания которой холодело сердце любого иракца.
Трое руководителей секретных служб четко делили свои обязанности. Доктор Убаиди организовывал шпионаж за рубежом, Рахмани вылавливал забравшихся в Ирак иностранных шпионов, а Хатиб наводил порядок среди иракцев, подавляя любую попытку создать оппозицию внутри страны с помощью широко разветвленной сети доносчиков и информаторов. Работу Хатибу существенно облегчал безмерный ужас, который порождали слухи о судьбе тех, кого он арестовывал и бросал в тюрьму Абу-Граиб (к западу от Багдада) или в свой собственный следственный изолятор, располагавшийся в подвалах штаб-квартиры Амн-аль-Амма и в шутку называвшийся «гимнастическим залом».
Саддаму Хуссейну не раз жаловались на жестокость шефа секретной полиции, но президент лишь усмехался и отмахивался от жалобщиков. Говорили, что он сам дал Хатибу прозвище «Аль Муазиб», что значит «мучитель». Разумеется, Хатиб был из племени аль-тикрити и останется верным президенту до конца.
Некоторые диктаторы предпочитают вовлекать в обсуждение щекотливых проблем как можно меньше людей. Саддам придерживался иного мнения; он считал, что если предстоит грязная работа, то в ней должны принять участие все. Тогда никто не может сказать, что он ничего не знал, что его руки не обагрены кровью. Президент как бы лишний раз напоминал своему окружению: если погибну я, то вместе со мной погибнете и все вы.
Когда все заняли свои места, президент кивнул племяннику, и тот предоставил слово доктору Саади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193