В Эль-Харце таких проблем не возникало. Да и жить здесь приходилось не так роскошно, как в Тумраите. Отдельная палатка была лишь у командира авиакрыла, все остальные, от полковника и ниже, размещались - в зависимости от ранга - по двое, четверо, по шестеро, восемь или даже двенадцать человек в палатке.
Хуже того, улица, на которой жил женский персонал авиакрыла, оказалась вне пределов досягаемости. Эта проблема тем более раздражала пилотов, что американки, верные своим обычаям и свободные от надзора «мутавы» - саудовской религиозной полиции, регулярно загорали в одних бикини за невысокими загородками, которые они воздвигли вокруг своих палаток.
В конце концов находчивые пилоты реквизировали все грузовики с высоким кузовом. Настоящий патриот попадал из своей палатки на взлетно-посадочную полосу, только стоя на цыпочках в кузове такого грузовика и делая огромный крюк, чтобы проехать по улице женского персонала и убедиться, что его дорогие соотечественницы сохраняют отличную форму.
Впрочем, для большинства летчиков дальше подобного служения своему гражданскому долгу дело не заходило.
Изменить настроение пилотов была и другая причина. Организация Объединенных Наций потребовала от Саддама Хуссейна вывода иракских войск из Кувейта до 16 января. Багдад по-прежнему отделывался вызывающими декларациями. Впервые стало очевидным, что дело идет к настоящей войне. Тренировочные полеты стали насущной необходимостью.
По каким-то причинам 15 декабря в Вене было очень тепло, не по-зимнему ярко светило солнце. В обеденный перерыв фрейлейн Харденберг, как обычно, покинула здание банка и неожиданно для самой себя решила не ходить в привычное кафе, а вместо ленча купить несколько бутербродов в городском парке, в нескольких кварталах от Балгассе.
Здесь она обычно проводила обеденные перерывы летом и в начале осени и для этого брала бутерброды из дома. А 15 декабря она не запаслась ничем.
Тем не менее, бросив взгляд на голубое небо над Францисканер-платц, фрейлейн Харденберг, одетая в опрятное твидовое пальто, решила, что если природа дарит ей, хотя бы на один день, частичку Altweibersommer - венского бабьего лета, грешно не воспользоваться такой возможностью и не посидеть в парке.
У фрейлейн Харденберг была особая причина любить этот небольшой парк за Рингом. В одном из его уголков размещался салон Хюбнера - ресторан со стеклянными стенами, напоминавший ей небольшую консерваторию. Здесь в обеденное время маленький оркестр играл мелодии Штрауса - самого венского из композиторов.
Те, кому обед в ресторане был не по карману, могли сидеть в парке по соседству и бесплатно наслаждаться музыкой. К тому же в центре парка под каменным сводом стояло изваяние самого великого Иоганна.
Эдит Харденберг купила бутерброды в ближайшем баре, села на свободную скамейку, согретую солнечными лучами, и лениво жевала, прислушиваясь к мелодиям вальса.
- Прошу прощения, - произнес по-немецки незнакомый низкий голос.
Фрейлейн Харденберг вздрогнула. Больше всего на свете она терпеть не могла, когда к ней обращались незнакомцы. Она недовольно покосилась на нахала, осмелившегося нарушить ее уединение.
Это был темноволосый молодой мужчина с добрыми карими глазами. По-немецки он говорил с акцентом. Эдит уже была готова проявить свою обычную твердость и снова отвернуться, но в этот момент заметила, что молодой человек держит в руке иллюстрированную брошюру и показывает на какое-то слово. Эдит машинально бросила взгляд на брошюру. Это оказалась иллюстрированная программка к опере «Волшебная флейта».
- Пожалуйста, вот это слово, оно не немецкое, нет?
Пальцем он показывал на слово «либретто». Конечно, ей следовало не отвечать, просто встать и уйти. Она начала заворачивать недоеденные бутерброды.
- Нет, - коротко ответила фрейлейн Харденберг. - Итальянское.
- Ах так, - извиняющимся тоном отозвался молодой человек. - Я изучаю немецкий, но совершенно не знаю итальянского. Это значит музыка, да?
- Нет, - ответила Эдит. - Это значит текст, слова.
- Спасибо, - искренне сказал молодой человек. - Трудно понимать венскую оперу, но мне она очень нравится.
Пальцы Эдит сначала замедлили движения, потом совсем перестали заворачивать оставшиеся бутерброды.
- Знаете, действие оперы происходит в Египте, - объяснил молодой человек.
Ну не глупо ли рассказывать это ей, которая наизусть знала каждое слово из «Die Zauberflote».
- Да, в Египте, - подтвердила она.
Дело уже зашло слишком далеко, подумала фрейлейн Харденберг. Кем бы он ни был, этот юноша, он ужасно нахален. Она чуть было не разговорилась. Сама мысль о чем-либо подобном была ей противна.
- Так же, как и в «Аиде», - заметил молодой человек, возвращаясь к изучению своей программки. - Мне нравится Верди, но, кажется, я все же предпочитаю Моцарта.
Бутерброды были уже завернуты, Эдит осталось только встать и уйти. Она повернулась к молодому человеку, а тот именно в этот момент поднял глаза и улыбнулся очень застенчивой, почти умоляющей улыбкой. На Эдит с собачьей преданностью смотрели карие глаза с такими ресницами, за которые любая фотомодель отдала бы полжизни.
- Тут не о чем говорить, - сказала она. - Моцарт - король всех композиторов.
Молодой человек улыбнулся чуть шире, сверкнув ровными белыми зубами.
- Когда-то он жил в Вене. Может быть, сидел здесь, вот на этой скамейке и сочинял музыку.
- Этого не могло быть, - возразила Эдит. - Тогда этой скамейки не существовало.
Она встала и отвернулась. Молодой человек тоже встал и отвесил по-венски короткий поклон.
- Прошу прощения за то, что помешал вам, фрейлейн. Но я весьма благодарен вам за помощь.
Эдит Харденберг пошла из парка, снова к своему рабочему столу, чтобы закончить ленч там. Она была ужасно сердита на себя. Сейчас разговоры с незнакомыми молодыми людьми в парке, а дальше что? С другой стороны, это всего лишь студент-иностранец, который искренне хочет узнать побольше о венской опере. Ничего плохого в этом нет. Но хорошенького понемножку. Эдит прошла мимо афишы. Ну конечно, через три дня в венской опере будет «Волшебная флейта». Кто знает, может быть, посещение оперы входило в программу обучения молодого человека.
Несмотря на страстную увлеченность классической музыкой, Эдит Харденберг ни разу не была в венском Opernhaus. Конечно, она заходила в здание днем, когда оно было открыто для всех, но билет в партер всегда оставался для нее несбыточной мечтой.
Дело было даже не только в непомерно высокой цене. Абонементы в оперу передаются из поколения в поколение, они доступны лишь очень богатым. Иногда билеты можно было достать по знакомству, а нужных знакомств у Эдит тоже не было. Впрочем, даже обычный разовый билет был ей не по средствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193