К полудню бригада заняла свои места. За всеми четырьмя стенами виллы Куликова следили из автомобилей, припаркованных под деревьями. Под контроль была взята и единственная улочка, которая вела к вилле. Чуть дальше стояли другие автомобили; сидевшие в них агенты по радио будут сообщать обо всех машинах или пешеходах, приближающихся к вилле, и следовать за всеми, кто уйдет с нее.
В столовой родительского дома молодой офицер долго смотрел на длинный холщовый мешок. В нем лежал его отец. Офицер не стеснялся своих слез, которые оставляли темные влажные пятна на его форменной куртке. Он вспоминал добрые старые времена, когда его отец был преуспевающим врачом, имел обширнейшую практику, а по рекомендациям своего друга Найджела Мартина даже обслуживал некоторые британские семьи.
Он вспоминал, как он и его брат играли в саду дома Мартинов с Майком и Терри. Интересно, кем они стали теперь, как сложилась их судьба?
Потом ему показалось, что некоторые бурые пятна на холсте мешка еще час назад вроде бы были не такими большими. Он встал и подошел к двери.
- Талат!
- Что, хозяин?
- Принеси ножницы и кухонный нож.
Закрыв дверь столовой, полковник Осман Бадри распорол холщовый мешок и отбросил холст. Перед ним лежало изуродованное обнаженное тело его отца.
Согласно обычаю эту работу должны были выполнять женщины, но для его матери задача была бы непосильной. Осман приказал принести воду и бинты, вытер и омыл тело, перевязал страшные ступни, распрямил и запеленал разбитые ноги, прикрыл почерневшие гениталии. Осман Бадри делал все это, а по его щекам текли слезы. В его душе что-то надломилось; он становился другим человеком.
Когда начало темнеть. Осман Бадри позвонил имаму кладбища «Альвазия» в Рисафе и договорился с ним о похоронах. Траурную церемонию назначили на следующее утро.
В воскресенье, 17 февраля, Майк Мартин с утра успел объехать на велосипеде полгорода, купить продукты, проверить три стены - не появились ли на них условные отметки мелом - и до полудня вернуться на виллу. Господин Куликов, не веря ни в Христа, ни в Магомета, не отмечал ни святую для мусульман пятницу, ни христианское воскресенье, а потому все дни оставался дома, жалуясь на простуду и на то, что садовник плохо смотрит за цветами в его розарии.
Пока Мартин приводил в порядок цветочные клумбы, за стенами виллы заняли свои места агенты контрразведки Рахмани. Мартин же решил проверить меловые отметки на следующий день вечером; едва ли, подумал он, Иерихон получит свежую информацию раньше, чем через два дня.
Похороны доктора Бадри состоялись на кладбище «Альвазия» в начале десятого. В те дни на багдадских кладбищах едва успевали рыть могилы, а имамы ни минуты не сидели без дела. Всего несколько дней назад американская бомба попала в бомбоубежище; погибло больше трехсот человек. Неподалеку от могилы Бадри хоронили кого-то еще; несколько человек из второй похоронной процессии спрашивали неразговорчивого полковника Бадри, не погиб ли и его отец от американской бомбы. Полковник коротко отвечал, что отец умер своей смертью.
По мусульманским обычаям умершего хоронят быстро, между смертью и погребением не должно проходить несколько дней. И тело мусульманина кладут не в деревянный гроб, а лишь обертывают тканью.
На похороны пришел и старый аптекарь; теперь он бережно поддерживал вдову. После недолгой церемонии все направились домой.
Полковник Бадри не успел отойти от ворот кладбища, как услышал свое имя. Он оглянулся. В нескольких метрах от ворот стоял лимузин с затемненными стеклами. Одно из задних стекол было наполовину опущено, и именно оттуда донесся голос, звавший Бадри.
Полковник попросил аптекаря проводить вдову домой и обещал вскоре приехать сам. Когда они ушли. Осман Бадри подошел к лимузину. Тот же голос сказал:
- Полковник, садитесь в машину. Нам нужно поговорить.
Осман Бадри распахнул дверцу, бросил взгляд в салон. Единственный пассажир подвинулся, уступая ему место. Лицо пассажира показалось Бадри знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречался с этим человеком. Бадри сел в лимузин и захлопнул дверцу. Мужчина в темно-сером костюме нажал кнопку, и стекло поднялось, отсекая уличный шум.
- Вы только что похоронили отца.
- Да. - Кто же это? Почему он никак не может вспомнить, где он его видел?
- То, что сделали с ним, ужасно. Я мог бы предотвратить несчастье, если бы мне сообщили своевременно. К сожалению, я узнал слишком поздно.
Осману Бадри показалось, будто его ударили в солнечное сплетение. Он вспомнил: два года назад на приеме в министерстве обороны его представили этому человеку.
- Полковник, я намерен сообщить вам нечто такое, что в случае, если вы донесете, меня ждет еще более ужасная смерть, чем та, которая постигла вашего отца.
Значит, речь пойдет только об одном, подумал Бадри. Об измене.
- Когда-то, - продолжал мужчина, - я любил раиса.
- Я тоже, - сказал Бадри.
- Теперь все изменилось. Раис взбесился. Нет меры его жестокостям. Его нужно остановить. Вы, конечно, осведомлены о Каале?
Резкая перемена темы ошарашила Бадри.
- Конечно. Я ее строил.
- Вот именно. Вы знаете, что там сейчас размещается?
- Нет.
Мужчина рассказал полковнику.
- Этого не может быть. Я думаю, раис пошутил, - не поверил Бадри.
- Он говорил совершенно серьезно. Он намерен сбросить бомбу на американцев. Вы можете возразить, что это не наша забота. Но представляете себе, каким будет ответ американцев? Америка ответит точно таким же ударом. Здесь камня на камне не останется. Уцелеет ОДИН раис. Вы хотите в этом участвовать?
Полковник Бадри вспомнил тело отца, на которое в этот момент могильщики еще бросали комья сухой земли.
- Чего вы хотите?
- Расскажите мне о Каале.
- Зачем?
- Американцы ее уничтожат.
- Вы сможете передать им информацию?
- У меня есть пути, поверьте. Каала...
И полковник Осман Бадри, молодой инженер, когда-то мечтавший строить здания, которые, как легендарные постройки его предков, будут стоять века, все рассказал Иерихону.
- Точные координаты.
Бадри сообщил точные координаты Каалы.
- Возвращайтесь к вашим делам, полковник. Вам ничто не будет угрожать.
Полковник Бадри вышел из автомобиля и решил пройтись пешком. Он не прошел и ста метров, как снова и снова стал задавать себе один и тот же вопрос: что я наделал? Вдруг он понял, что ему просто необходимо поговорить с братом, со старшим братом, с мудрым советчиком, который всегда умел рассуждать более здраво, более хладнокровно.
Человек, которого в Моссаде звали «сыщиком», прибыл из Тель-Авива в Вену в понедельник. Он снова превратился в преуспевающего нью-йоркского юриста и, разумеется, имел при себе все необходимые бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193