– Пока я не убил кого-нибудь или не разнес все здесь к чертовой матери».
Малколъм Дж. Молдовски понимал, что вышибала стрип-заведения, да еще и с уголовным прошлым, вряд ли станет шантажировать члена конгресса Соединенных Штатов. Молодой брокер, Пол Гьюбер, представлял гораздо большую опасность, но он вдруг куда-то исчез из города. Но на фотографии, сделанной во время того злосчастного мальчишника, фигурировало еще одно лицо – танцовщица-стриптизерша. И именно это лицо больше всего беспокоило Молди.
Пожелай Эрин Грант испортить и без того дышавшую на ладан репутацию Дэвида Лейна Дилбека, она могла сделать это, что называется, одной левой. Потому-то Молдовски и постарался организовать их встречу.
Все утро четвертого октября он провел за разработкой дальнейшей стратегии поведения. Он не нуждался в чужих советах и не искал их. В никем не нарушаемой тишине квартиры ему лучше думалось, и ничье присутствие не отвлекало его внимание от того, о чем он размышлял. В данный момент ему следовало забыть о том презрении, которое вызывал у него достопочтенный Дэвид Дилбек, и всецело сосредоточиться на той миссии, за выполнение которой ему платили. Слишком многое уже вышло из-под контроля. Пора было наконец овладеть ситуацией.
Ему необходимо было зацепиться за что-то, однако в прошлом Эрин не удалось обнаружить почти ничего. Правда, отказ в передаче ей опеки над дочерью основывался на достаточно серьезных обвинениях, но Молдовски не слишком-то верил в правдивость ее бывшего мужа: он уже представлял себе, что это за тип. Поэтому не стоило даже копаться в этом.
И Молди решил, что постращать миссис Грант, конечно, следует, но весьма деликатно. Смотреть – смотри, но рук не распускай, предупредил он конгрессмена. Упаси тебя Боже напугать или рассердить эту женщину. Если она скажет «нет», не спорь. Если ничего не выйдет, постарайся сделать так, чтобы вы расстались друзьями.
Если бы только можно было рассчитывать, что Дилбек будет придерживаться этого сценария! Темы «Джерри Киллиан» надлежало всячески избегать. Относительно дочери танцовщицы следовало осторожно и ненавязчиво задать несколько вопросов. В случае, если миссис Грант пожалуется, что никак не решается дело с опекой, Дилбек должен был предложить свою помощь – скромно и ни в коем случае не хвастливо. Сказать просто: «Я хорошо знаю этого судью» – вот и все. Если она упомянет о том, как Дилбек сорвался в тот вечер в «И хочется, и можется», выразить искреннее раскаяние и сожаление, но ничего больше. Молдовски потратил много сил, чтобы вбить все это в голову конгрессмена. Он постарался свести свои указания к нескольким простым пунктам, поскольку понимал, что, когда придет момент, распаленный похотью Дилбек будет плохо соображать. Молди принял необходимые меры, чтобы оградить женщину от слишком уж грубой атаки, но известный риск все же оставался. Ведь Дилбек – это Дилбек.
Малкольм Молдовски взглянул на свое отражение в оконном стекле, и ему понравилось то, что он увидел: воплощение элегантности и уверенности в себе, несмотря на чрезвычайные обстоятельства. Даже находясь дома, Молли редко чувствовал себя надлежаще без пиджака и галстука. Где-то он читал, что то же самое замечалось за Никсоном. Ну и что с того? Менее строгая одежда блокировала изобретательность Молди, его деловой гений; будучи одет в футболку и джинсы, он просто-напросто терял ощущение собственного могущества. Этим утром на нем был костюм-тройка цвета антрацита, сшитый в Париже, с темно-бордовым галстуком в диагональную серую полоску.
Молдовски сидел в своем кабинете, за письменным столом вишневого дерева. Телефон часто принимался звонить, но Молдовски не отвечал, предоставляя делать это автоответчику, а сам тем временем записывал что-то в блокноте. Выведя в верху страницы: «Чего она хочет?», далее он столбцом – от худшего к лучшему – обозначил возможные варианты дальнейшего развития событий.
Худший из всех вариантов: стриптизерша захочет потопить Дилбека. Она может сделать это по собственной инициативе или по наущению кого-либо из противников конгрессмена, но в любом случае проблемы это для нее не представит. Ей даже не нужна та фотография: хватит и пресс-конференции на телевидении во второй половине дня. Это будет означать немедленную и неотвратимую катастрофу. Если даже Дилбека все-таки переизберут, субсидии Большому сахару окажутся под угрозой. Рохо потеряет на этом миллионы. Малкольм Молдовски был должен и готов пойти на все, чтобы избежать этого. Ему с огромным трудом удалось подкрепить пошатнувшиеся позиции Дилбека, склонив в его пользу нескольких серьезных оппонентов. Единственный, кто оставался непоколебимым противником незадачливого конгрессмена, – это республиканец Тули, представитель от Северной Алабамы, который, будучи – или слывя – новообращенным христианином, неустанно ратовал против эротических фильмов, рок-музыки во всех ее видах, а также ежегодника «Спортс иллюстрейтед» – из-за того, что спортсменок для него фотографировали в купальниках. Молдовски случайно знал, что старый мошенник Тули – сифилитик со стажем, но это не имело никакого значения. Этот сукин сын тут же выступит против Дилбека, если история со скандалом на сексуальной почве выплывет наружу. Голосовать вместе с каким-то грязным распутником, не пропускающим ни одной юбки, – да ни за что на свете, о чем бы ни шла речь. Если Дилбек погорит, результат голосования по сахарным субсидиям трудно предсказать.
В самом низу списка, составленного Молди, фигурировал вариант, о котором можно было только мечтать: что стриптизерша вообще не собирается поднимать волны. Ведь, в конце концов, не исключено, что ей плевать на события того вечера, что она и не думает шантажировать влюбчивого конгрессмена и не сомневается в том, что Джерри Киллиан просто утонул. Может, она просто хочет, чтобы ее оставили в покое и дали возможность танцевать в свое удовольствие.
Хотя, конечно, все это маловероятно, подумал Молдовски. Наверняка ей нужны деньги, и наверняка она понимает, что, открой она только рот, Дэвиду Дилбеку несдобровать. Молдовски полагал, что молчание Эрин Грант можно купить. Если предложить ей крупную сумму, она останется вполне довольна и согласится потихоньку исчезнуть из города вместе со своей девчонкой. Это было бы лучше всего. Конечно, и тут имеется свой риск, но устроить еще одно исчезновение навеки – нет, на сей раз не получится. Черт бы побрал этого копа – специалиста по расследованию убийств.
Молди злился и нервничал. Каким образом карточка этого наглеца – Эла Гарсиа – оказалась в сейфе Мордекая? Что он – разнюхивает, куда подевался злосчастный адвокатишка? Молди сделал в блокноте пометку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Малколъм Дж. Молдовски понимал, что вышибала стрип-заведения, да еще и с уголовным прошлым, вряд ли станет шантажировать члена конгресса Соединенных Штатов. Молодой брокер, Пол Гьюбер, представлял гораздо большую опасность, но он вдруг куда-то исчез из города. Но на фотографии, сделанной во время того злосчастного мальчишника, фигурировало еще одно лицо – танцовщица-стриптизерша. И именно это лицо больше всего беспокоило Молди.
Пожелай Эрин Грант испортить и без того дышавшую на ладан репутацию Дэвида Лейна Дилбека, она могла сделать это, что называется, одной левой. Потому-то Молдовски и постарался организовать их встречу.
Все утро четвертого октября он провел за разработкой дальнейшей стратегии поведения. Он не нуждался в чужих советах и не искал их. В никем не нарушаемой тишине квартиры ему лучше думалось, и ничье присутствие не отвлекало его внимание от того, о чем он размышлял. В данный момент ему следовало забыть о том презрении, которое вызывал у него достопочтенный Дэвид Дилбек, и всецело сосредоточиться на той миссии, за выполнение которой ему платили. Слишком многое уже вышло из-под контроля. Пора было наконец овладеть ситуацией.
Ему необходимо было зацепиться за что-то, однако в прошлом Эрин не удалось обнаружить почти ничего. Правда, отказ в передаче ей опеки над дочерью основывался на достаточно серьезных обвинениях, но Молдовски не слишком-то верил в правдивость ее бывшего мужа: он уже представлял себе, что это за тип. Поэтому не стоило даже копаться в этом.
И Молди решил, что постращать миссис Грант, конечно, следует, но весьма деликатно. Смотреть – смотри, но рук не распускай, предупредил он конгрессмена. Упаси тебя Боже напугать или рассердить эту женщину. Если она скажет «нет», не спорь. Если ничего не выйдет, постарайся сделать так, чтобы вы расстались друзьями.
Если бы только можно было рассчитывать, что Дилбек будет придерживаться этого сценария! Темы «Джерри Киллиан» надлежало всячески избегать. Относительно дочери танцовщицы следовало осторожно и ненавязчиво задать несколько вопросов. В случае, если миссис Грант пожалуется, что никак не решается дело с опекой, Дилбек должен был предложить свою помощь – скромно и ни в коем случае не хвастливо. Сказать просто: «Я хорошо знаю этого судью» – вот и все. Если она упомянет о том, как Дилбек сорвался в тот вечер в «И хочется, и можется», выразить искреннее раскаяние и сожаление, но ничего больше. Молдовски потратил много сил, чтобы вбить все это в голову конгрессмена. Он постарался свести свои указания к нескольким простым пунктам, поскольку понимал, что, когда придет момент, распаленный похотью Дилбек будет плохо соображать. Молди принял необходимые меры, чтобы оградить женщину от слишком уж грубой атаки, но известный риск все же оставался. Ведь Дилбек – это Дилбек.
Малкольм Молдовски взглянул на свое отражение в оконном стекле, и ему понравилось то, что он увидел: воплощение элегантности и уверенности в себе, несмотря на чрезвычайные обстоятельства. Даже находясь дома, Молли редко чувствовал себя надлежаще без пиджака и галстука. Где-то он читал, что то же самое замечалось за Никсоном. Ну и что с того? Менее строгая одежда блокировала изобретательность Молди, его деловой гений; будучи одет в футболку и джинсы, он просто-напросто терял ощущение собственного могущества. Этим утром на нем был костюм-тройка цвета антрацита, сшитый в Париже, с темно-бордовым галстуком в диагональную серую полоску.
Молдовски сидел в своем кабинете, за письменным столом вишневого дерева. Телефон часто принимался звонить, но Молдовски не отвечал, предоставляя делать это автоответчику, а сам тем временем записывал что-то в блокноте. Выведя в верху страницы: «Чего она хочет?», далее он столбцом – от худшего к лучшему – обозначил возможные варианты дальнейшего развития событий.
Худший из всех вариантов: стриптизерша захочет потопить Дилбека. Она может сделать это по собственной инициативе или по наущению кого-либо из противников конгрессмена, но в любом случае проблемы это для нее не представит. Ей даже не нужна та фотография: хватит и пресс-конференции на телевидении во второй половине дня. Это будет означать немедленную и неотвратимую катастрофу. Если даже Дилбека все-таки переизберут, субсидии Большому сахару окажутся под угрозой. Рохо потеряет на этом миллионы. Малкольм Молдовски был должен и готов пойти на все, чтобы избежать этого. Ему с огромным трудом удалось подкрепить пошатнувшиеся позиции Дилбека, склонив в его пользу нескольких серьезных оппонентов. Единственный, кто оставался непоколебимым противником незадачливого конгрессмена, – это республиканец Тули, представитель от Северной Алабамы, который, будучи – или слывя – новообращенным христианином, неустанно ратовал против эротических фильмов, рок-музыки во всех ее видах, а также ежегодника «Спортс иллюстрейтед» – из-за того, что спортсменок для него фотографировали в купальниках. Молдовски случайно знал, что старый мошенник Тули – сифилитик со стажем, но это не имело никакого значения. Этот сукин сын тут же выступит против Дилбека, если история со скандалом на сексуальной почве выплывет наружу. Голосовать вместе с каким-то грязным распутником, не пропускающим ни одной юбки, – да ни за что на свете, о чем бы ни шла речь. Если Дилбек погорит, результат голосования по сахарным субсидиям трудно предсказать.
В самом низу списка, составленного Молди, фигурировал вариант, о котором можно было только мечтать: что стриптизерша вообще не собирается поднимать волны. Ведь, в конце концов, не исключено, что ей плевать на события того вечера, что она и не думает шантажировать влюбчивого конгрессмена и не сомневается в том, что Джерри Киллиан просто утонул. Может, она просто хочет, чтобы ее оставили в покое и дали возможность танцевать в свое удовольствие.
Хотя, конечно, все это маловероятно, подумал Молдовски. Наверняка ей нужны деньги, и наверняка она понимает, что, открой она только рот, Дэвиду Дилбеку несдобровать. Молдовски полагал, что молчание Эрин Грант можно купить. Если предложить ей крупную сумму, она останется вполне довольна и согласится потихоньку исчезнуть из города вместе со своей девчонкой. Это было бы лучше всего. Конечно, и тут имеется свой риск, но устроить еще одно исчезновение навеки – нет, на сей раз не получится. Черт бы побрал этого копа – специалиста по расследованию убийств.
Молди злился и нервничал. Каким образом карточка этого наглеца – Эла Гарсиа – оказалась в сейфе Мордекая? Что он – разнюхивает, куда подевался злосчастный адвокатишка? Молди сделал в блокноте пометку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131